комнаты, одну отдали нам с Аланой и Танталь, в другой расположились комедианты,
все вчетвером, включая женщину. Впрочем, никаких фривольных мыслей на этот счет
не возникало - в комнатах стоял такой холод, что никому не приходило в голову
снять хотя бы перчатки.
было тепло, и наладился прикорнуть в кресле у камина, благо мои странствия
научили меня спокойно относиться к такому способу ночлега. Я задремал почти
сразу, и приглушенные голоса за одним из столиков естественным образом вплелись
в мой сон.
прилаживал в штанах морковку и все никак не мог приладить, а ведь с минуты на
минуту войдет Алана, это первая наша брачная ночь, и под кроватью, рядом с
ночным горшком, лежит книга "О магах", мое приданое... "Почему же ты молчишь,-
бубнит над ухом приглушенный голос Чонотакса Оро,- если ты видишь... плохо...
скажи... если ты не чужая..."
ней с морковкой в руке, и мне нечего ответить.
пальцами шарит по швам, пытаясь найти меня; я вжимаюсь в угол, но твердый
желтоватый ноготь ищет усерднее, сейчас он найдет меня, и от мысли, что будет
потом, я проваливаюсь в темноту без верха и низа...
Проворачивался, теряя дни, деревянный детский календарик.
обратно.
поколебавшись, все-таки отдала.
Чонотаксом меня мучает - соблазн...
наваждение, на Черно, который сквозь расстояние ломает мою волю...
брюхе.
поля, на горизонте то поднималась, то опадала темная кромка леса. В лес Бариан
въезжать не решался - опасался волков и разбойников, и даже самая презрительная
из моих усмешек не могла подвинуть осторожного предводителя на этот подвиг.
Танталь шагала рядом с повозкой и молчала - лихорадочное возбуждение, владевшее
ей с самого начала путешествия, сменилась подавленным, желчным настроением.
Бариан шел рядом - и почему-то прятал от нее глаза.
показывал Алане следы на снегу и тут же придумывал фантастические истории о
собственных битвах с волками и разбойниками. Алана , слушала, бледно улыбаясь;
один раз я попросил доверить мне вожжи - и показал оторопелым комедиантам умение
управлять повозкой, правда, передняя ось чуть не лопнула, а Бариан, хоть и не
решился меня упрекнуть, но все-таки был очень зол...
Танталь. Намаявшись в повозке, я с нетерпением ожидал момента, когда можно будет
пересесть в удобную карету и продолжать путь, как то подобает аристократу, мы
прождали в Межречках день и другой, но никто в округе и слыхом не слыхивал и о
двух экипажах с гербами, ни о дюжине молодых всадников.
ожидания.- Мало ли что может случиться...
неприятность. Подсунула вместо себя.
мне шлет с почтовыми голубями?
что.
нисколько не огорчился, узнав, что благородные господа собираются продолжить
свой путь с комедиантами. В отличие от меня, Бариан даже был доволен; Танталь,
сменившая гнев на милость, снизошла до того, чтобы меня подбодрить:
не бывает, Ретано. Если Чонотакс до сих нас не выследил - дальше ему будет все
труднее и труднее...
Черно все равно не вывернешься? Я помрачнел.
себя ободряя,- Эгерт найдет... выход.
мага - зато верила, по-видимому, во всевластие полковника Солля. Я не стал ее
разочаровывать. И даже пожимать плечами не стал.
кулаке сосулька, а деревянный календарь за пазухой давил, мешал и не давал
уснуть. В одном поселке труппу освистали - толпа осталась недовольна, и Бариану
со товарищи пришлось спешно сворачивать подмостки под градом летящих со всех
сторон мерзлых нечистот.
остановились среди поля и разожгли большой костер.
кончике языка его вертится дерзость, но он удерживает ее, будто цепного пса.
Танталь.- Ей хоть на голове стой...
как, отведя Танталь с сторонку,он в чем-то убеждает ее, поспешно и горячо. Лица
Танталь я не разглядел - она стояла ко мне в полоборота.
и, бродя вдоль опустевшей улицы, слушал, как вопит сгорающая от любви героиня,
как громом грохочет жесть и похохатывает толпа. Кто-то на сцене никак не мог
выдернуть из ножен традиционно ржавую шпагу; похоже, хоть сегодня труппу Бариана
не освищут. Может быть, даже дадут денег - на хлеб...
лица - но голос был сухой, неприветливый, жесткий.
быть, нам хватит... ломать комедию... ты как хочешь, а я бы нанял карету. Пока
еще остались какие-то деньги...
выше колен.
удержался.
тебя булавка... А я вот...
злого мороза.
проклятая булавка, как на зло, зацепилась за манжету и не желала откалываться.
плаща, приколола безделицу на платье:
дыхание Аланы; я чувствовал себя голым. Я помнил, как рука Черно Да Скоро
дотянулась до меня из замшевого мешочка, и как менялась погода, ведя меня к
определенной цели; я боялся, что на этот раз Чонотакс Оро явится ко мне во сне.
повозке. Я шагал рядом - и различал отдельные слова, доносившиеся сквозь наглухо
закрытый полог; беседа была странной. Танталь то скрипела не своим каким-то,
надсадно-старушечьим голосом, то переходила на раздраженное бормотание. То же
самое происходило и с Барианом; создавалось впечатление, что в повозке беседуют
не двое, а четыре разных человека, пара нормальных и пара сумасшедших.
подозрительные, никаких представлений не желали. Мы тянулись от двора к двору,
Бариан выходил на переговоры с хозяевами, и, проявив недюжинный дипломатический
талант, устроил-таки нас на ночлег на чьем-то сеновале. Приютившая нас хозяйка,
романтичная, по-видимому, вдова, до ночи слушала серенады, исполняемые хриплым
голосом Бариана в со- провождении старой лютни; прочие, радуясь передышке,
поспешили зарыться в сено.
отношения; если бы не безумие дневной тряски, вечерних представлений и холодных
ночей вповалку - возможно, они переросли бы в настоящую привязанность,
естественную между супругами. Опять же, если бы не дикость нашего путешествия,
я, возможно, серьезнее отнесся бы и к Аланиной бледности. и к ввалившимся
глазам, и к беспокойному ночному дыханию; не знаю, что она видела на полдороги к
Преддверью, но тупой шок - наследие "прогулки" - никак не желал уходить.
ощутил присутствие собственной совести. Совесть встала за спиной и положила
ладонь на плечо.
Верещагин Олег
Лондон Джек
Лукьяненко Сергей
Афанасьев Роман
Перумов Ник
Володихин Дмитрий