Чтение 74–й страницы книги ~Авантюрист~

Безумие? Я схожу с ума?!

- А-а-а,- сдавленно выдохнул Черно Да Скоро. Он стоял, опершись о широкий
стол. Он казался самым старым во всей комнате - а ведь большинство собравшихся
разменяли, по-видимому, вторую сотню. Он держался за грудь и шумно, с
присвистом, дышал.

- А-а-а... Конечно. Как я мог предположить, что господа призраки
пропустят последний акт... Последнюю сцену нашего маленького представления? Под
названием "Тук-тук - Кто там? - Откройте"?..

- Не бойся,- шепотом сказал я Алане. Она дрожала.

- Я рад всех вас видеть. И вас,- Черно Да Скоро поклонился обладателю
пыльных сапог,- вас, великий маг Ларт Легиар, победитель Мора,
Сражавшийся-с-Чужаком...

- Великолепный гобелен,- отозвался тот, задумчиво изучая стену.- У меня
были произведения такого класса, два-три, не больше...

Половина его лица оказалась съедена сплошным слоем шрамов, и один глаз
смотрел слепо, зато другой - язвительный - похож был на затаившуюся в глазнице
осу.

Это и есть Ларт Легиар?!

- Ретано, мне страшно,- шепотом сказала Алана.

- Великолепный гобелен,- с удовольствием повторил великий маг.- Помнишь,
Марран?

От окна обернулся высокий старик... впрочем, сейчас я не назвал бы его
таким уж старым. Человек неопределимого возраста - так было бы точнее.

Черно Да Скоро поклонился еще ниже:

- И вас, господин Скиталец, он же Руал Ильмарранен по кличке Привратник,
он же великолепный Марран...

Я уставился во все глаза - теперь уже на Скитальца.

- Этот гобелен,- сказал еще один незнакомый голос, негромкий, одним
звуком своим вселяющий спокойствие,- принадлежал в свое время моему учителю
Орлану...

- И вас приветствую! - Черно Да Скоро отвесил шутовской поклон чуть не до
самого пола.- Славный декан Луаян, опять-таки победитель Мора, автор столь
нашумевшей книжки-жизнеописания...

Я привстал, оглядывая комнату - и впервые в жизни увидел госпожу Торию.

Мать Аланы была фантастически красива. Годы не испортили точеного лица,
шея не оплыла и не потеряла форму, и россыпь крупных родинок скорее украшала,
нежели портила ее. Тория спала, сидя в кресле - лицо, во всяком случае,
оставалось расслабленным, опущенные ресницы темнели двумя правильными
полумесяцами, и в память о пытках, потерях и безумии в уголках рта лежали две
глубокие непоправимые складки.

Потом я увидел ладони, покоящиеся у Тории на плечах. И поднял глаза.

Декан Луаян, отец Тории и дед Аланы, стоял за спинкой кресла, и
морщинистое лицо его было непроницаемым, как маска. И как-то само собой
выяснилось, что пока он там стоит, за госпожу Торию не надо опасаться.

Черно да Скоро нервно, взахлеб рассмеялся:

- Все здесь, все! Не отворачивайтесь, дражайший Орвин, предпоследний
Прорицатель, ибо вас я приветствую тоже!

Орвин сидел в углу, за туалетным столиком. И недоверчиво глядел на
собственное отражение - темноволосый, изящный, нервный. Рука его то и дело
трогала бледную шею - как будто в поисках несуществующего медальона.

- Ты забыл поприветствовать меня,- желчно проскрипел тот, чья голова
покоилась на широком воротнике.

- Прошу прощения! - Чонотакс поклонился с нарочитым раскаянием на лице-
Приветствую вас, великий маг Бальтазарр Эст, славный не менее, а может быть, и
более, нежели любой из здесь собравшихся...

В противоположном углу тяжело завозился полковник Солль. С трудом
поднялся на ноги; вероятно, у меня сейчас точно такое же лицо. Совершенно
безумное...

Я вдруг понял, что в комнате висит неестественная тишина. Ни звука со
двора, ни дуновения ветра, ни стука двери в доме.

И все чего-то ждут.

Черно Да Скоро пошатнулся. Оперся о стол - и разом потерял всю свою
веселость.

- Вы призраки,- сказал он глухо.- Вы не в силах остановить меня... даже
ты, Луаян. Твоей власти над Торией давно нет...

- Ее и не было никогда,- возразил декан.- С тех пор, как Тория научилась
самостоятельно одеваться и мыть руки...

- Вы призраки,- упрямо повторил Чонотакс.- Я справился с живыми - вас не
испугаюсь тем более.

- Что? Ты не справился с живыми,- услышал я собственный возмущенный
голос.- Ты уже проиграл, ты...

- С дороги! - глаза Чонотакса вспыхнули.- С дороги, щенок, который выбрал
свою смерть. С дороги, Легиар, или ты хочешь лишиться и второго глаза тоже?!

Скиталец слепо шагнул вперед; почему-то напоминание о потерянном глазе
Легиара задело его сильнее, чем непосредственная угроза миру...

- Руал,- негромко сказал одноглазый.- Стоять. Я не думал, что Скиталец
послушается - но он замер на месте, и тогда Ларт Легиар обернулся к Черно Да
Скоро:

- Хорошо... Ты. Чонотакс, если угодно. Если уместно называть тебя
человеческим именем... попробуй. Попытайся.

И они все встали.

Встал Орлан, сидевший перед зеркалом. Поднялся Бальтазарр Эст, декан
Луаян неохотно снял руки с плеч госпожи Тории и отступил к окну. Туда, где
стоял, скрестив руки. Скиталец.

Тогда я скрипнул зубами и с трудом, но распрямился тоже. Поднялся с пола
и поднял Алану, и напротив выпрямился Солль, и помог устоять хрупкой, как щепка,
Танталь.

Одна госпожа Тория оставалась сидеть. Одна неподвижная женщина в центре
неровного человеческого кольца.

- Попытайся! - сказал Легиар, и в голосе его не было больше ни доли
светскости.- Попробуй! Ну?!

Чонотакс обернулся к Тории.

Бальтазарр Эст удержал Эгерта, бросившегося наперерез. Меня удержал
Легиар, и пальцы его были как сталь.

Чонотакс Оро, страшный, старый, никем не остановленный...

А могли ли мы его остановить?!

...шагнул к Тории Солль.

Воздух в комнате сделался густым, как мед. Несладкий мед. Горький и
тяжелый. Давящий.

- Не дергайся. Он тебя убьет,- обезображенное шрамами лицо Легиара было
совсем рядом. Пусть... Я не должен допустить, чтобы...

- Тория,- голос Чонотакса прозвучал с отвратительным торжеством.- Пойдем.

Протянутая рука...

И я увидел, как поднимаются темные ресницы Тории Солль.

Медленно. По волоску.

И сразу перестал рваться из удерживающего меня капкана.

Я никогда не видел госпожу Торию - но этот взгляд не принадлежал ее
глазам. Как, оказывается, страшно - когда глаза смотрят чужим взглядом...

- Ты? - спросили ее красивые, с трудом разлепившиеся губы. Но голос был
чужой. Не ее голос.

- Ты?! - в устах Чонотакса Оро вопрос прозвучал эхом. Разъяренным, сбитым
с толку, злобным, готовым к схватке.

- Я здесь,- равнодушно сказал Тот, кто глядел глазами Тории Солль- Тебе
не придется идти ко мне и искать Сняв засов, я запер Дверь Амулетом. УХОДИ.

- Мне больше некуда идти,- глухо сказал тот, кто недавно был Чонотаксом.-
Я возьму Амулет, у меня нет выбора.

- Тем хуже,- сказал чужой голос.- Для тебя нет Двери, для тебя во всем
мире нет дверей... Я последний Привратник. И я же - последний Прорицатель.
Других не будет...

Черно оскалился.

Легиар схватил меня за шиворот и ткнул лицом в ковер.

Вспышка. Я ослеп.

Я потерял способность видеть; мир сжался, как брошенная в огонь кроличья
шкурка. Я только и умел, что судорожно прижимать к себе Алану, в то время как
железная рука Легиара все плотнее вжимала мою голову в ворс, так, что я скоро
начал задыхаться...

...Холодная комната. Белый свет, бьющий из трех огромных зеркал; белый
свет вдруг потерял силу, замигал, вспыхнул вновь, и в этот момент одно из зеркал
лопнуло - не треснуло даже, а расползлось, как ветхая ткань, рваные края
скрутились трубочками, а в проеме встал некто - темная фигура с длинным белым
лезвием в руке...

И с горящей желтой искрой на груди.

Кто это орет на весь мир срывающимся голосом Танталь?!

Назад, колдун! Еш,е шаг - и твоя сила не спасет тебя !

Стоящий в проеме поднял свой клинок - и прочие зеркала взорвались
изнутри, разлетевшись мириадами жалящих осколков. Белый свет сменился желтым.
Сытое, пьяное золото.

И слепые стены потеряли свою белизну. И слепоту тоже - я видел, как на
враз потемневшем камне проступают лица Обезображенные усилием - Руал
Ильмарранен, Не-Открывшй-и ЛартЛегиар, Сражавшийся-с-Чужаком, Орвин, Погибший,
декан Луаян, Остановивший Мор, и еще кто-то, и еще...

Тот, что стоял в проеме, широко шагнул вперед. По клинку его бегала
молния.

Пусти! Пропусти меня, ублюдок ! Дай мне согреться !

Дыбом встал дощатый пол; взвыло, вращаясь, длинное белое лезвие. Теперь
воздух стал подобен сухому песку, и набился в горло, перехватывая дыхание.

Извивались над головами желтые и красные петли, захлестывали друг друга,
рвались с негромким треском, от которого хотелось оглохнуть; развернулась вдруг
воронка, серая, бешено вращающаяся, и пошла втягивать в себя осколки зеркал,
обрывки тканей, все, все и вся... Осыпались крутые, пеплом покрытые склоны, я