Чтение 48–й страницы книги ~Ведьмин век~

угоду Танасу из Ридны...

Клавдий прогнал навязчивую мысль о сигарете.

Фома был краток, но эмоционален.

Да, положение в Альтице оставляет желать лучшего - однако основ-
ной причиной этому послужил не предполагаемый всплеск активности
ведьм, а последний указ, полученный из Вижны. Альтица - земледельчес-
кий округ, где традиционно много оседлых неагрессивных ведьм; железные
меры, навязываемые Великим Инквизитором, произвели эффект пачки дрож-
жей, брошенной в нужник. Скверна полезла из всех щелей; ведьмы, деся-
тилетиями жившие в своих одиноких избушках без официального учета, од-
нако под негласным надзором - эти самые неучтенные ведьмы кинулись кто
куда, потому что, выполняя приказ, Инквизиция Альтицы вынуждена была
заполнить неучтенными ведьмами все тюрьмы округа... Бюджет претерпел
значительный урон. Ведьмы содержатся в переполненных изоляторах, в не-
подобающих условиях - отсюда рост агрессивности, отсюда паника и дес-
табилизация, отсюда трагедии, вроде той, когда тринадцатилетняя дев-
чонка, инициированная своей же учительницей математики, нарисовала на-
сос-знак зубной пастой на щеке спящего брата...

Фома сделал паузу. Жуткий случай, который в других обстоятельствах
вменился бы ему в вину, сегодня должен был проиллюстрировать правоту
его слов. Яркая иллюстрация. Кричащая.

Фома скорбно склонил тяжелую, отягощенную множеством подбородков
голову. Он, в общем-то, закончил. Обстановку в округе с большим трудом
удалось стабилизировать - только потому, что он, взяв грех на душу,
отступил от неукоснительного выполнения последнего приказа из Вижны.
Теперь он, вероятно, ответит за самоуправство и неподчинение; кто-ни-
будь другой предпочел бы погубить округ с точном соответствии с инс-
трукцией. Все; он, Фома, сказал все и готов отвечать на вопросы...

Клавдий, во время всей речи просидевший с неподвижным благожела-
тельным лицом, теперь явил на свет одну из самых обаятельных своих
улыбок:

- Господа, я предложил бы сперва высказаться всем... Потом вер-
нуться к вопросам. так сказать, комплексно.

Фома пожал тучными плечами и осторожно сел. Он любое движение
проделывал осторожно; отчаянным, отважным и непредсказуемым он мог
быть только в словах и поступках.

Один за другим поделились куратор Корды и новый куратор Рянки;
речь первого была нетороплива, неконкретна и переполнена намеками
опять же на недальновидное и слишком назойливое руководство из Вижны,
а также туманными жалобами на ведьм, которые действительно чрезвычайно
агрессивны. Речь второго - свеженазначенного куратора Юрица - свелась
к отчету о мерах, принятых на новом посту. Меры сводились прежде всего
к тому, чтобы тщательно искоренить все, насажденное предшественником;
Клавдий мял под столом пачку сигарет. Юриц талантлив - откуда в нем
эта мелочность?.. Еще двадцать минут - и Клавдий объявляет перерыв.
Перекур...

Речь Антора, куратора из Эгре, обернулась едва прикрытой нападкой
на позицию Фомы из Альтицы. Эгрянин совершенно точно вычленил из эмо-
циональной речи Фомы убийственный, с его точки зрения, факт: обилие не-
учтенных "земледельческих", "неагрессивных" ведьм, проживающих в из-
бушках "под негласным надзором". Один этот вскрывшийся факт в старые
времена служил поводом не то что для снятия с поста - для увольнения
из Инквизиции за профессиональную непригодность; Антор говорил негром-
ко, в голосе его звучал металл, Клавдий чуть прикрыл глаза, глядя на
солнечный луч, ползущий по белой полировке стола. Формально Антор
прав; однако НА ДЕЛЕ прав, конечно, Фома. Методы, пригодные для боль-
ших городов, часто отказывают среди разбросанных по полям хуторов и
местечек...

Он скосил глаза на листок, лежащий в приоткрытом ящике стола.
Последние данные по округам - полученные, между прочим, не впрямую от
кураторов, а исподтишка, от шпионов. Самый благополучный округ... гля-
ди-ка, Альтица. Еще вчера самым благополучным был Эгре. А самый небла-
гополучный...

Он коснулся виска. Федора смотрела, а он не отвечал на ее взгляд.

Самый неблагополучный - Одница. И положение усугубилось. Вплоть
до того, что наместник Одницы послал куратору Мавину официальный зап-
рос...

Антор, куратор из Эгре, закончил. Постоял, поочередно глядя на
присутствующих; потом сел, вернее, упал на стул. Ему была свойственна
некоторая небрежность - в движениях и в одежде, но не в делах. На ко-
го-кого, а на Антора Клавдий мог положиться...

Фома, которого речь Антора достала-таки, уязвила, теперь желчно
улыбался своим большим мягким ртом. Желал реванша - и, как показалось
Клавдию, нервничал. Слишком много было поставлено на карту, Фома мог и
слететь с поста, под общий-то шумок, под горячую руку...

Все смотрели на Танаса, куратора из Ридны. Первые полчаса давно
прошли - настало время для веского слова.

Танас молчал. Оба уголка его тонких губ были опущены - один чуть
больше, другой чуть меньше. Все ожидали; Танас молчал.

Чем мы занимаемся, подумал Клавдий с запоздалым отвращением.
Акробатический этюд с участием высокого кресла. Кого-то подсажу, ко-
го-то - подсижу... Ты залезешь в кресло, а я буду стоять у правого
подлокотника, а он у левого; потом я с его помощью столкну тебя, и его
столкну тоже, а у подлокотника будет стоять совсем другой человек...

Он открыл было рот, чтобы объявить перерыв - и увидел, как кура-
тор Берста, медлительный, вечно погруженный в себя, отрешенный и блед-
ный, поднимается со своего места.

Ведьмы прозвали Выкола, куратора округа Бернст, "железной змею-
кой". Он был неповоротлив - и неотвратим. Железная тварь, гремящая
сочленениями, в конце концов догонит самую верткую курицу. И придавит
без жалости - мимоходом...

Клавдий не любил Выкола. Именно за эту отрешенность. Клавдин не
понимал, как инквизитор может быть равнодушным.

- Господа... - именно этим, лишенным всяких эмоций голосом, Выкол
разговаривает со своими ведьмами. - Получив приказ господина Великого
Инквизитора о чрезвычайных мерах в отношении всех категорий ведьм, а в
особенности попытавшись претворить его в жизнь... я был раздражен не
меньше, чем коллега Фома.

Выкол замолчал. Вероятно, одна такая пауза способна вогнать в пот
самую упрямую из упрямых ведьм.

- Господа... Теперь я вынужден признать, что меры, предложенные
Великим Инквизитором, недостаточны. Мы стоим на краю пропасти, госпо-
да... и стараемся смотреть в сторону.

В наступившей тишине громко, непристойно громко прозвучал длинный
вздох.

Никто не повернул голову сразу. Все медленно сосчитали про себя -
кто до пяти, а кто и до семи - и только тогда позволили себе взглянуть
на Федору Птах, второго куратора Одницы, бывшую - и все это знали -
любовницу Клавдия Старжа.

Один только Клавдий не шелохнулся. Не отвел взгляда от верхней
пуговицы на пиджаке куратора Выкола.

Выкол выждал минуту. Голос его ничуть не изменился, когда, обведя
взглядом молчащее собрание, он проговорил размеренно и четко:

- Поведенческие изменения ведьм невозможно объяснить ни плохой
погодой, ни тяжелыми временами, ни чьими-то промахами; я надеюсь, что
Великий Инквизитор дальновиднее всех нас. Что он имеет собственные со-
ображения на этот счет...

Тогда Клавдий посмотрел наконец-то на Федору. Она поправилась.
Она явно пополнела за те две недели, что они не виделись; говорят,
многие женщины от огорчения начинают слишком много есть...

Полнота пошла Федоре на пользу. Сгладила некоторые резкости лица,
округлила плечи, даже, кажется, увеличила грудь...

О чем он думает?! Это и есть его замечательные "собственные сооб-
ражения", которыми он собирается поделиться с коллегами?!

В красивых Федориных глазах, не на поверхности, а глубоко-глубо-
ко, стояла совсем некрасивая паника.

"Ты ведь все понимаешь? Что происходит? Ты остановишь это, да?.."

- Вы будете смеяться, - сказал Клавдий буднично. - Но мы наблюда-
ем, по-видимому, всего лишь пришествие ведьмы-матки.

* * *

В сарае пахло сеном и землей. И влажной древесиной.

Крыша сарая прохудилась, как старый котел, и зияла дырами и щеля-
ми; в дыры острыми лучиками врывался свет. Свет луны...

Нет, это не крыша. Это небо; иглы лучей на нем - звезды...

Ивга бежала, запрокинув лицо, не чуя дороги - но не споткнувшись
ни разу, будто ноги сами несли ее.

Иглы лучей на черном небе. Тонкая игла в ее собственной руке.

Хоровод светящихся пятен. Помрачение.

Люди, серебристые тени, приколотые к небу - за сердце. Парят, не
тяготясь серебряным гвоздиком в груди; смигнуть, прогоняя слезы - нету
людей, только звезды. Смигнуть еще раз - вот они... Тени, нанизанные
на белые иглы. Бело-голубые, бело-розовые, зеленоватые...

Красиво.

Ивга засмеялась; длинная портновская иголка в ее руке задрожала.

Красивый мужчина с мягкими белыми волосами, незнакомый Ивге, но
вызывающий глухую ненависть... Запах ненависти. Запах железа.