Чтение 11–й страницы книги ~Корни камня~

Барракуда стоял перед Ваниной, склонившись в поклоне, почти касаясь коленом
пола:

- Легкого пути... Нет на тебе тяжких грехов, и да не будет длинной твоя
дорога... И все же прими...

Неслышно подошел кто-то еще, и на острые колени Ванины легло широ- кое темное
полотнище. Ивар узнал карту звездного неба - отличную нави- гаторскую карту,
подобную той, которой обычно пользовался отец.

- Ступай, Ванина... Когда нам будет тяжело и тоскливо, пусть тебе будет легко
и радостно. Пусть лучшие из нас встретятся с тобой, и воссядут с тобой за
зеленые скатерти под синим шатром...

Ванина не отвечала, страдальчески опустив уголки мертвых губ. На фоне желтой
кожи щек неожиданно темными казались ресницы - слипшиеся стрелками, будто от
слез. Сглатывая горькую слюну, Ивар смотрел, как подходившие люди клали на
колени неподвижной женщине медальоны из бело- го металла, и пряжки с цветными
камнями, и старинные монеты, и квадра- тики хлеба, и пряди собственных волос;
кто-то отдавал первое, что наш- лось в кармане, кто-то снимал с себя самое
ценное - Ванина, разметавшая на подлокотниках складки своего широкого одеяния,
оставалась равнодуш- ной к этим последним подаркам.

Потом Ивар перевел глаза - и увидел руку Ванины, жесткую костлявую кисть,
выглядывающую из темного рукава. Поверх мертвой ладони женщины лежала живая
мужская ладонь - будто Ванина могла страшилась предстояще- го пути и могла
ощутить всю нежность этого прощального прикосновения. Ивару вдруг стало так
тоскливо, так одиноко, так безнадежно жаль себя, Ванину, кого-то еще, что
подступившие слезы подернули происходящее дро- жащей мутью.

Барракуда молчал, не выпуская мертвой руки,а тем временем в другую руку
Ванины кто-то вложил горящий фонарик - тускло светящийся кристалл: "Освети...
путь... освети... освяти... светлый... путь..." Губы Барра- куды шевелились, но
слов не было слышно, кто-то положил ему руку на плечо, он вздрогнул и задел
локоть Ванины - тогда уже вздрогнул Ивар, потому что мертвая голова качнулась,
вспыхнул камень в сложной тугой прическе и на лоб упала прядь, почти как тогда,
в комнате, и лицо от этого сделалось почти милым - тогда милым, а сейчас
жалобным, измучен- ным и усталым.

Барракуда оторвал свою руку от руки Ванины.

Сквозь слезы Ивар видел стеклянный колпак, опустившийся сверху и заключивший
сидящую женщину в прозрачный кокон, в капсулу. Трехпалая рука манипулятора пошла
вверх, поднимая над головами живых мертвую Ва- нину в пилотском кресле, и люди
провожали ее глазами, пока не сомкнулся потолок. Целую минуту длилось ожидание,
потом завибрировал, как от да- лекого взрыва, железный пол. Сквозь слезы и тоску
Ивар успел удивиться - запуск? Они запустили капсулу?..

Еще несколько секунд было тихо.

- Так ушла дочь тигардов Ванина... вместо сына тигардов Кая, - глухо и зло
сказал Барракуда, глядя в пустой потолок.

- Никто не уходит "вместо", - негромко отозвался плечистый старик. - Все
уходят вовремя... Не греши, Кай.

Милица взяла Ивара за плечо, но он так и не поднял глаз от тускло- го пола.

...Они все стояли по колено в прибое, волны накатывали и уходили, и никто не
чувствовал холода, хотя высокие голенища полны были соленой воды. Темная ночь
превратилась в красный, воспаленный день, потому что неподалеку от берега
покачивался уносимый отливом факел.

Окутанные пламенем паруса, мачты, пылающие, как ритуальные свечи, оплавляется
бронзовая фигурка на корме, оплывает, скапывает в шипящее море; языки пламени
жадно облизывают черное небо, и звезды меркнут, а на месте их бесстыдно пляшут
полчища обезумевших искр... На неподвижных лицах людей лежит горячий медный
отблеск, а огромный погребальный костер отплывает все дальше, и все дальше
уходит женщина на высоком ло- же, женщина в огненном одеянии...

Ивар плакал в полубреду. Ему мерещились черные, черные глубины космоса,
полные бродячих огоньков - тусклых фонариков в мертвых руках. Там зеленые
скатерти под голубыми шатрами... Нет там шатров. Там черная пустота... и
таблички, вмурованные в Стену Мертвых... А если - есть?! Несправедливо, если
одним Прародина и шатры, а другим - только буквы на глухой поверхности
искусственного камня... Мама!..

Он проснулся - или очнулся - и увидел над собой лицо склонившейся женщины.

- Мама... - он заплакал от облегчения, но тут же понял, что обоз- нался, и
прошептал разочарованно:

- Ванина... Ты разве не улетела?

Женщина присела на край кровати, Ивар ждал увидеть в ее руке шприц-пистолет -
но не увидел. Тогда он понял, что обознался снова.

- Это все из-за тебя, - сказал он Регине. - Оставь его в покое... Он любит
только маму, ясно? Отстань, вот присосалась, как... присоска...

К его лбу прижалась нестерпимо холодная ладонь. Ивара передернуло.

- Он бредит, - прошептала женщина.

Ивар умиротворенно вздохнул и закрыл глаза. Если поверить... Если хоть на
секундочку поверить, что где-то там людей ждут голубые шатры и зеленые
скатерти... И там его ждет мама.

- Он бредит, - сказала женщина громче. - Он горячий и дрожит... - в ее голосе
отчетливо скользнула паника. - Он... слышишь, Кай?!

"...вместо сына тигардов Кая". Ивар открыл глаза.

Над ним нависало испуганное лицо оператора Милицы. Увидев осмысленный взгляд,
она забормотала почти заискивающе:

- Ивар... Ты как себя чувствуешь, а? Ты немножко... Не надо было тебя
брать... туда?

- Надо было, - сухо сказали из полутьмы. - Надо.

Ивар пошевелился - заныла рука. Он прав, подумал Ивар. Надо бы- ло...

- Она так и летит? - спросил он шепотом. - И фонарик горит?

- Так и летит, - глухо отозвался Барракуда.

Ивар прерывисто вздохнул. Милица тревожно изучала его, выискивая,
по-видимому, симптомы болезни; он не выдержал и усмехнулся:

- Боитесь, что я умру и нечем будет торговать?

Кажется, Милица вздрогнула. Кажется, вопросительно взглянула на Барракуду.

- Уйди, - уронил он коротко. К удивлению Ивара, женщина повинова- лась
мгновенно и беспрекословно. Чмокнула, закрываясь, дверь.

Барракуда сидел на своем обычном месте - на откидной койке у про-
тивоположной стены. Ивар вгляделся в его лицо - и внутренне сжался. За двое
истекших суток Барракуда не то чтобы осунулся и не то чтобы исху- дал; глаза его
были спокойны - однако за внешним спокойствием стоял черный, непонятный сгусток
страстей. Ивар испугался непонятного - что это, крайняя степень ненависти? горе?
принятое наперед решение? От че- ловека с таким лицом можно ждать чего угодно...

- Болит рука? - глухо спросил Барракуда.

Ивар посмотрел на свою руку. Пять темных отпечатков на запястье.

- Нет, - соврал он. Барракуда не отозвался; выпуклые глаза его глядели
отрешенно и в то же время пристально - наверное, так смотрят безумцы. Ивару
сделалось так страшно, что он горько пожалел об ушедшей Милице.

Одновременно со страхом явился стыд за свою слабость; страх велел задобрить
Барракуду - стыд сделал ватным Иваров язык, когда, покрываясь потом, он выдавил
наконец:

- Я... сам виноват.

Барракуда мигнул.

- Он... - Ивар мучительно подбирал слова, - он не хотел... причи- нить ей
вреда... Он хотел убить ВАС!

В следующую секунду, холодея, он подумал: хорошенькое оправдание.

- Да, - сказал Барракуда глухо. - Такой уж, видно, я счастливец... Повезло
мне. Да, Ивар?

Ивар снова заплакал.

Это произошло неожиданно для него самого, это было мучительно и позорно; он
сам осознал происходящее только тогда, когда слезы уже вовсю душили его, и
поздно было призывать волю и гордость - у него не осталось ни воли, ни гордости,
ни даже страха перед унижением.

Он плакал, не пытаясь остановиться, захлебываясь, исходя своей болью, выливая
в слезах и смерть Ванины, и рану Сани, и поражение отца, и свою собственную
неведомую судьбу. Потом ему стало легче - и сквозь пелену слез он увидел, что
Барракуда сидит, опустив голову ниже плеч, странно отвернув лицо.

Со второй попытки Ивар обрел способность говорить.

- Как там... - прошептал он между всхлипываниями, - не покажем врагам слез
наших... Прольем лучше кровь нашу...

Барракуда не удивился, что Ивар запомнил его собственные, в нази- дание
сказанные слова.

- А я не враг тебе, - отозвался он еще глуше. - Плачь, сколько хо- чешь...
Пожалуйста.

Глаза у Ивара саднили, будто засыпанные песком.

- Не враг... - прошептал он горько. - Зачем вам... Все это... Эта торговля...
Отец не стрелял бы... Если бы... не загнали в угол...

- Меня тоже загнали в угол, - устало признался Барракуда. - Причем много
раньше.

- Вы сами себя загнали в угол, - Ивар отстраненно удивился сме- лости своих
слов. - Поселок против Города... Чего вы хотите...

- Чего я хочу, - сказал Барракуда со странной горечью в голосе. - И как же
мне тебе объяснить, мальчик, чего я, собственно, хочу...

Он замолчал, пугая Ивара внимательным взглядом выпуклых глаз. По- том
медленно опустил веки:

- Ладно. Расскажу тебе... историю. Сказку, а точнее, предание... Вряд ли ты
слыхал это слово.

- Слыхал, - сухо сообщил Ивар.

Барракуда взглянул недоверчиво:

- Да?.. Тем лучше... Итак, давным-давно...

Он запнулся, будто пытаясь собраться с мыслями и перепрыгнуть че- рез
какую-то внутреннюю преграду; потом, очевидно одолев себя, откинул- ся назад и
продолжал странно глубоким, даже величественным голосом:

- Жил некто... И много славных дел выпало на его долю, и все испы- тания он