Чтение 25–й страницы книги ~Пещера~

визита. - В будущий четверг. Завтра запись... Мне велели договориться насчет
интервью.

- А вы? - Кович уселся за стол, бездумно провел взглядом по пестрой сетке
календаря за Павлиной спиной.

- А что я? - она начинала злиться.

- Ну, договаривайтесь, - Кович уставился ей прямо в глаза. Павла слышала,
что примерно так тестируют глупых девчонок при поступлении в театральный:
"Представьте, что я ваш шеф. Упросите меня дать вам отпуск".

- А чего договариваться, - Павла отвернулась. - Согласитесь - хорошо...
завтра приедет съемочная группа. Не согласитесь - так и будет...

Кович полез в ящик стола. Вытащил красный маркер, коробку из-под синей
туши, перочинный нож; бездумно разложил перед собой, будто решившись открыть в
своем кабинете маленькую торговую точку. Филиал канцелярской барахолки.

- Павла... Вам вчерашний спектакль... Черт, это было позавчера... Вы
сказали, что вам нравится,- соврали?

- Я не театровед, - сказала Павла сухо. - Чего вы от меня хотите? Интервью
будет брать собственноручно господин Мырель...

- Плевал я на господина Мыреля, - сказал Кович задумчиво. - А вот ваш
господин Тритан Тодин меня беспокоит. Это очень сложный... гм... человек. Не
стоило с ним связываться.

Нет, ну какая наглость!..

Несколько секунд Павла обдумывала ответ. Замечательную хлесткую отповедь,
которая расставила бы все по своим местам и навек отучила Рамана Ковича совать
свои режиссерские руки в драматургию Павлиной судьбы. Тоже мне, гений...

- Я так и знал, что вы неправильно поймете, - сказал Кович грустно. -
Ладно... Дело ваше. Прошу прощения.

Павла царственно наклонила голову:

- Что ж, я могу идти?

Кович снял колпачок с маркера, осторожно потрогал пальцем широкий, как
ленточка, стержень:

- Да я в общем-то... Если вам нечего мне сказать - конечно, до свидания...

Она шагнула к двери. Замешкалась - кажется, она снова забыла о чем-то
важном. Ах да...

- Так как насчет интервью?

- Интервью, - тупо повторил Кович, обращаясь к маркеру. - Как вам, Павла,
такая тема для интервью... Образы Пещеры, преломленные человеческой фантазией?..
Нет, не отвечайте. Ваше лицо красноречивее любых слов...

Павла проглотила слюну. Кович не смотрел на нее -поднялся, подошел к окну,
сел на низкий подоконник, Павла испугалась, что сейчас он выбросится вниз.

- Скажите, Павла... С вами больше не случалось... Как тогда, с машиной?
Никто вашей жизни не угрожал?..

Павла молчала - но Ковичу, оказывается, ничего не стоило вести диалог и с
совершенно немым собеседником.

- Вижу... По лицу вижу - что-то было. Один раз? Сколько? Что, опять
случайность, да?..

- Случайность, - сказала она глухо. - Вам-то что...

- Ничего... - Кович пожал плечами, глядя куда-то вниз, за окно. - Ага...
Вот и Дин распустил ребят с репетиции. Паршиво, надо сказать, идет пьеска...

- Бывает, - сказала Павла, только чтобы что-нибудь сказать.

- Павла,- Кович обернулся от окна, лицо его было холодным и жестким. - С
тобой случалось, глядя на человека, задумываться: а кто он в Пещере?..

- Нет, - сказала Павла быстро. Запнулась, подумала, выдавила через силу:-
Что-то... наверное, да, но...

- А со мной постоянно, - Кович раздраженно убрал со лба растрепанные ветром
волосы. - Теперь постоянно. Вот смотрю на господина Тритана Тодина... Кто он в
Пещере, Павла, как вы думаете?

Внизу, у служебного входа, громко говорили, смеялись, дудели в какую-то
дудку вырвавшиеся с репетиции молодые актеры. В дверь робко постучали.

- Занят! - рявкнул Кович от окна; с той стороны двери, по-видимому,
отшатнулись, и даже голоса внизу как-то растерянно примолкли.

- А зачем об этом задумываться? - спросила Павла, глядя в синий лоскуток
весеннего неба за окном.

- Само приходит, - Кович поморщился. - И рад бы, да... Ты не удивляйся, что
я обо всем этом говорю с тобой. Ты меня, видишь ли, можешь понять, потому что на
собственной шкуре...

Он запнулся.

- Понимаю, - отозвалась Павла тихо. И добавила, неожиданно для себя: -
"Первая ночь" - действительно слабая пьеса?

Кович нахмурился:

- Ну, как сказать... А с чего ты взяла, что она слабая?

Павла промолчала, но Ковичу и не нужен был ответ.

- А, это мнение господина Тритана Тодина...- констатировал он равнодушно.
Павла обозлилась:

- А своего у меня нет- я не читала...

- Да? - Кович неожиданно воодушевился. - У меня дома... Короче, хочешь, дам
почитать?..

Сочетания и перестановки - Павла едва успевала уследить за меняющимся на
экране изображением.

Она сидела, опутанная датчиками, послушно ловя знакомые ассоциации среди
меняющихся на экране абстрактных картинок; шел третий час в лаборатории. Тритан
не уставал, а ей неудобно было просить его о передышке.

Сегодня он показал ей ее собственное генеалогическое древо, составленное до
восьмого поколения предков. Павле трудно было вообразить, сколько архивной
работы за этим деревом стояло, она долго и восторженно перечитывала имена
предков, погружавшие ее в глубину времен; она была поражена и благодарна - а
потому честно и подробно, не выказывая раздражения,. отвечала на бесчисленное
множество вопросов, половина из которых были настолько интимными, что задавать
их вслух казалось нескромным.

Она рассказывала о детстве. Она с трудом рассказывала о трагической гибели
родителей, о страхах, о Стефане; она отвечала на вопросы о школе, любимой дище,
стуле и мочеиспускании, пристрастиях, увлечениях и первой менструации. После
напряженного двухчасового допроса голова ее сделалась, как мяч, и тогда Тритан
усадил ее перед экраном, и она смотрела, еле щевеля губами:

- Кошка... Гриб... Гроза... Дым над костром... Дмеба под микроскопом...
Гвоздь... Ой...

Она отпрянула и зажмурилась; расплывавшаяся на экране клякса вдруг
показалась ей до одури страшной. Она даже попыталась вскочить с кресла- но
вовремя опомнилась, искоса взглянула на Тритана, ощутила свою глупость,
усталость, бездарность...

Тритан смотрел угрюмо и без улыбки- Павла подумала, что ее дурацкое
поведение здорово спутало ему карты.

- Что случилось, Павла?

- Ничего, - она хотела улыбнуться, но не смогла.

- Страшно?

- Померещилось.

Тритан сдвинул вниз какой-то рычаг - экран погас; Павла, закусив губу,
поднялась с кресла- и тут же осела вновь. Головокружение. И почему-то - тупая
зубная боль.

Тритан смотрел, и в его взгляде не было привычной рассеянности.

- Извините, - сказала Павла шепотом. Тритан встал, в два шага преодолел
разделявшее их расстояние, опустился на подлокотник кресла и взял

Павлу за лицо.

Она дернулась было - но тут же и замерла; теплая ладонь лежала наискосок,
от подбородка к виску, и подушечки пальцев безошибочно отыскали прыгающую под
кожей жилку.

- Легче? - спросил Тритан, едва разжимая губы. Павла утвердительно опустила
веки.

- Павла... Это вы меня, пожалуйста, извините.

- За что?..

Он осторожно провел ладонью по ее щеке. Помедлил, будто не решаясь
коснуться снова; даже на расстоянии Павла чувствовала тепло его ладони. Тепло...
и еще что-то. Едва ощутимое покалывание.

- За что извинить, Тритан?..

Он отвел ладонь от ее лица. Поднялся; Павла пыталась поймать его взгляд -
но Тритан старательно смотрел в сторону.

- Я... совсем вас доконал. Думаю, стоит отдохнуть... Я тоже, признаться,
устал,- он улыбнулся не своей, странно Вымученной улыбкой.- Я вам... позвоню.

Павле показалось, что он колеблется. Мимолетно, мгновенно, чуть-чуть.

Он проводил ее до выхода - в молчании, и только в самом низу широкой,
обсаженной фикусами лестницы вдруг коснулся ее рукава:

- Я огорчил вас, Павла?

- Нет, - соврала она, изображая беспечность. Тритан грустно покачал
головой:

- Огорчил...

И осторожно взял ее за запястье; Павла удивилась, ощутив прикосновение
металла.

- Вот, давно хотел, но как-то случая не было... Может быть...

Павла смотрела на свою руку; на запястье тускло поблескивал браслет белого
металла, с чеканным узором, с островками темных шлифованных камней.

- Это мне?.. - она тут же устыдилась традиционно-кокетливого вопроса.

Тритан смотрел без улыбки. Странно смотрел; ей показалось, что сейчас он
снова попросит прощения. Непонятно, за что.

- Мне будет приятно, Павла... Если эта вещь принесет вам радость.

Они стояли посреди широкого холла- наедине, если не считать фикусов; Павла
смятенно решала, как следует высказать благодарность. Потому что она
действительно была сейчас благодарна - не столько за браслет, сколько за
интонацию. За странное выражение зеленых глаз.

И она нашла, как отблагодарить.

У Тритана была твердая горячая щека. Ее губам сделалось жарко.

Интервью Ковича походило на поединок- Раздолбеж спрашивал об одном, глава