полетел прочь.
ковриками из золотой соломы; жители окрестных домов поставили на парадные
подоконники цветы в горшках - все, какие только сумели раздобыть, и улица
походила теперь на лавку зеленщика. На высоко натянутых веревках развешены
были флаги - контестарский с коричневым богомолом и Верхней Конты с
кошачьей мордой. Кое-где, правда, между флагами колыхались на ветру
простыни и рубашки - ведь обычно веревки служили для просушки белья...
крыши.
взнузданные, они торжественно влекли игрушечную повозку, на которой по
традиции помещались роза со сточенными шипами, баночка меда и пригоршня
семян - таким образом молодым предвещались любовь без раздоров, сладкая
жизнь и множество детей.
фонарных столбов. - Слава! Совет да любовь!
шарманки, тщательно настроенные и надраенные, играли одну и ту же мелодию
- свадебный марш. Счастливые и гордые своей миссией, шарманщики изо всех
сил вертели головами - видят ли их друзья и знакомые?
коричневым богомолом, и девушка, одетая кошкой, танцевали танец братания
королевств. Оба уже здорово запыхались - ведь танцевать приходилось всю
долгую дорогу! Но оказанная им честь была так велика, что, позабыв
усталость, они плясали все задорнее.
контестарские в ярко-зеленых, верхнеконтийские в красно-белых мундирах.
Сверкали на солнце освобожденные из ножен клинки - кривые контестарские и
узкие контийские. На верхушках причудливых шлемов курились благовония, и
казалось, что гвардия движется в сизом ароматном облаке.
новобрачных.
необыкновенно хорош в военном мундире - а ведь он, по традиции, с рождения
был полковником гвардии. В правой руке у него было длинное копье с
насаженной на него маленькой головой дракона - из папье-маше.
Слава!
маленькими, а с лица исчезло угрюмое желчное выражение, к которому
привыкли все, знавшие ее. Она улыбалась, она смеялась, она хохотала;
подвенечное платье, которое двенадцать лучших портних готовили целый
месяц, скрадывало недостатки фигуры, а счастье, распирающее Юту изнутри,
сгладило и смягчило некрасивость лица.
повезло... в когтях уволок... страху-то... гляди ж ты, гляди!
руке. Их только что сочетали браком.
государственными гербами заплаканная от счастья Ютина мать обнимала двух
младших дочерей - веселую Май и задумчивую Вертрану; отец Юты бережно
поддерживал под локоть старика Контестара - тому посчастливилось-таки
дожить до этого дня. Шумные придворные и знать двух стран грозили
опрокинуть переполненные кареты; от Акмалии был только официальный посол -
король и принцесса Оливия находились в горах на отдыхе.
сутолоке шляпы и платки. Какой-то мальчишка свалился с конька крыши и
повис, зацепившись штанами за железный штырь.
стражники застыли, вскинув полосатые пики. Уже на просторном дворе мышей
выпрягли и собрали в ящик с дырочками - там поджидал их лакомый желтый
сахар. Танцующая пара, окончательно изнуренная, спрыгнула, наконец, с
двуколки; шарманщики и гвардейцы образовали живой коридор, и по этому-то
коридору Остин и Юта двинулись к покрытыми ковром ступенькам.
ее длинный шлейф; горделиво подняв голову, принцесса входила в дом своего
мужа - входила, сопровождаемая тысячей взглядов.
магическим зеркалом.
снаряжали жениха и невесту, как в присутствии горожан и знати объявили их
мужем и женой, как прокатился улицами свадебный кортеж, как Юта поднялась
по ступеням дворца... Целая толпа лакеев разводила гостей по празднично
убранным залам, усаживала за столы, и среди мелькающих кружев и бантиков
Арман потерял Юту из виду.
вновь, и Арман увидел, как Остин помогает Юте устроится в королевском
кресле, а она не то благодарно, не то просто рассеянно гладит рукав его
мундира...
костяшки пальцев побелели.
неделю назад, как вот уже почти месяц. Влитый в рот насильно, благородный
напиток не приносил ни отдыха, ни забвения - тошноту, и только.
острым ножом вырезал на темной столешнице знаки, когда-то перерисованные
Ютой на стену около камина; он ошибался и начинал снова, но занятие это,
тяжелое и нудное, не приносило облегчения. Измучившись, отупев, он путал
знак "море" со знаком "смерть".
обед дикую козу, он вообразил вдруг, что несет в когтях девушку. Коза так
и осталась в живых.
напитали пух влагой, он потемнел, съежился и вместо белой перины был похож
на грязную тряпку...
Юту.
- одна, бледная, отрешенная, но явно счастливая. И он радовался ее счастью
- но радость получалась неважная, принудительная какая-то, фальшивая.
традиционные яства - крылья чайки и пирог с языком суслика. Как вместо
короля Контестара, которому трудно говорить, праздник начинает мэр - тот
самый мэр, речь которого не так давно была прервана наглым вмешательством
самого Армана... Как трубачи вскидывают медные трубы, как от звука их
вздрагивают язычки свечей, как в толпу, собравшуюся у входа, сыплются
цветы пополам с золотыми монетами... Как Остин нежно кладет руку на Ютины
пальцы, с которых уже стянута перчатка... Как Юта...
горячие мурашки полчищами хлынули к щекам и ушам, и без того красным от
выпитого вина.
наваждением. Она, давно уже привыкшая прятаться в тени, оказалась вдруг
героиней, спасенной жертвой, центром всеобщего внимания. Сам день
освобождения помнился ей плохо, урывками; как она встретила Остина, как
Остин встретил ее, что стряслось за время, пока они пешком брели до
ближайшей к драконову замку деревни, что случилось потом - все это плавало
в густом тумане. Мелькали в памяти лица родителей и сестер, руки помнили
судорожные, до боли, объятья; Остин был рядом, Остин все время был рядом,
до него можно было дотронуться, проверяя - не сон ли?
перед Остином склонялись, как перед ожившим божеством... Никто не замечал
уже, что Юта некрасива - глядя на нее, видели не угловатые плечи и длинный
нос, а драконову темницу, несчастную заточенную девушку и рыцаря,
повергающего ящера в прах.
будто печать сковывала Ютин язык, и сам король велел прекратить расспросы:
натерпелась, видно, бедняга.