изменила девушке, и она попыталась вырваться, столкнуть с себя избранника,
напряженного, как струна; за века своей жизни лес видывал в том числе
девственниц, покидающих Алтарь раньше времени и в панике удирающих на берег.
Юноша бормотал что-то успокаивающе-невнятное - слова его терялись за шумом
реки, и лес видел капельки пота, выступившие на гибкой узкой спине; случались
здесь и беспомощные женихи, униженно умоляющие невест о снисходительности.
Нынешние двое оказались ничем не примечательной парой - успокоив девушку,
парень возобновил свои ласки, и дыхание его становилось с каждой секундой все
глубже и тяжелее. Девственница же не знала, счастье она испытывает или
страдание - однако покорилась неизбежному и не пыталась больше отсрочить
жертвоприношение.
ароматы ядовитых ночных цветов; темные ветки простирались высоко над водой, и,
если бы серпик месяца обернулся полнотелой луной, то среди светлых камней на
речном дне обнаружились бы темные спины форелей. Юноша застонал сквозь плотно
сжатые зубы, девушка забилась от боли, сдерживая крик; по черным кронам
прошелся ветер, и в голосе веток послышалось одобрение.
очутились на берегу, среди стволов. Обладатель круглых равнодушных глаз
смотрел, как вода в реке поднимается, перехлестывает через Алтарь, смывая кровь
девственницы - жертва принята... Через мгновение камень вновь поднимется над
водой, захлебывающиеся новобрачные снова окажутся на суше, и руки, судорожно
вцепившиеся в тело другого, понемногу расслабятся, и эти двое впервые осознают,
что таинство свершилось...
секунды.
целоваться до умопомрачения, до онемения воспаленных искусанных губ. Игару
страстно хотелось бесконечно повторять то, что случилось ночью на камне, - но
он сдерживал себя, понимая, что Илазе необходим отдых.
она то подминала под себя высокую траву с синими россыпями цветов, то
набрасывалась на Игара с ласками, то, откинув голову, сама подставляла под
ласки пьяное от счастья лицо. Тогда он с наслаждением вдыхал ее запах, запах
кожи и нежного пота, речной воды и тонких духов - потому что среди самых
необходимых пожитков Илаза прихватила из дому крохотную скляночку, подарок
искусного парфюмера. Они возились в траве, как веселые щенки; обратная дорога
была сплошь залита солнцем, а предстоящая долгая жизнь казалась всего лишь
продолжением этой солнечной дороги, и потому оба ленились размышлять о будущем.
"Все решится само собой",- думал Игар, запуская руку в путаницу из травы и
Илазиных волос. Там будет видно...
прямо по дороге продемонстрировал Илазе несколько прыжков Отца-Разбивателя -
"высоких" и "низких", боевых и тренировочных. Никогда в стенах Гнезда ему не
удавалось добиться такой легкости и плавности, какие сами собой пришли к нему
среди залитого солнцем леса; он жалел, что с ним нет никакого снаряжения - хотя
бы легкого ученического "когтя", не говоря уже о замечательных, ни разу Игаром
не надеванных "крыльях"... Илаза смеялась, охала и ахала, и он видел, что она
не притворяется, а действительно восхищена; в который раз обнимая ее, он
подумал, что, окажись Илаза на месте Отца-Разбивателя в Гнезде, - и из
послушника Игара вышел бы первоклассный боец, а не слабенький, постоянно
ошибающийся вечный ученик...
то и дело соприкасаясь ладонями. Кромсая сухой хлеб, Игар думал о тонких,
пропитанных вином пирожных, а белые зубы Илазы жевали, а вожделенные губы
двигались им в такт, и острый язычок слизывал прилипшие крошки столь волнующим
движением, что Игар забывал о голоде; поймав его взгляд, Илаза улыбалась своей
хмельной улыбкой- и крошки с ее губ тут же оказывались во рту у Игара, а
недоеденный кусок хлеба падал в траву...
они стали одним существом и Илаза живет в нем, как дитя живет в утробе матери.
И он тоже совершенно пьян, а ведь уже много дней во рту его не было ни капли
вина...
свои ловушки и тайны. Солнце, сопровождавшее их весь день, опускалось за
стволы. Трава под ногами поредела, под ней обнаружился песок, в котором утопали
и без того натруженные ноги; длинный овраг, на который они ожидали наткнуться
гораздо позже, оказался в этом месте слишком глубоким, чтобы через него
перебираться. Молодожены двинулись вдоль обрыва, и сил у них оставалось только
на то, чтобы обмениваться ободряющими улыбками.
напомнили о неизбежном завтра. Завтра придется отрабатывать сегодняшнее
счастье, доказывать, что достоин его и способен осчастливить женщину дольше,
чем на одну ночь и один день...
Святой Птицей. Птица, он знал, простит, но вот скит... перед Гнездом придется
заглаживать. И он еще не знает, как.
своем. Игар отрицательно покачал головой:
еще раз, она тихо выругалась и замолчала тоже.
Однако ей ничего не стоит запытать самозванца-зятя на глазах новоиспеченной
супруги и наказать тем самым обоих, потому что ослушница-дочь проживет остаток
жизни во вдовьем платье и под суровым надзором каких-нибудь горных монахинь...
показалось то же самое, потому что она раздраженно обернулась, разглядывая
узкую тропку:
не ходят?
чтобы они пошли. Илаза покраснела:
беспечности- осторожно прижимая к себе Илазу, он внимательно изучал ветви над
головой, кустарник в стороне от тропинки, темное сплетение веток на дне
глубокого оврага; птиц действительно не было - ни одной. Где-то в глубине леса
протяжно заскрипело дерево - звук походил на зубовный скрежет.
останавливаться на ночлег в месте, где по непонятным причинам не осталось ни
одной птицы Высокое облако еще ловило боком прощальный солнечный луч, а на дне
оврага давно стоял поздний вечер. Игару подумалось, что ночь является в лес,
выползая из оврага.
овраг никак не думал мельчать и сужаться, а лезть через него в сгущающейся
темноте Игару тем более не хотелось. От голода подтягивало живот - Игар с
сожалением вспомнил кусок хлеба, оброненный днем на лужайке в разгар любовной
игры; не надо было терять хлеб. Голод накладывался на страх надвигающейся ночи,
и сочетание от . этого выходило премерзкое. Он сам несколько раз спотыкался -
кажется, на ровном месте. Будто веревка поперек дороги натянута - а оглянешься,
нету никакой веревки, лишь примятая травка да проплешины желтого песка. Да и то
разглядеть их становилось все тяжелее...
нечто, не различимое в полутьме, похожее больше всего на полотнище, вернее, на
ворох полотнищ, в беспорядке развешанных торопливой хозяйкой, только хозяйка
эта должна была быть ростом со столетний дуб. С каждым дуновением ветра серое
нечто неприятно шевелилось - так, наверное, шевелятся под водой волосы
утопленника. Там, в сером шевелении, было что-то еще, Игар интуитивно
чувствовал, что это обязательно следует разглядеть- но сумерки сгустились
настолько, что он лишь напряженно щурил глаза, усугубляя собственное
беспокойство.
слаб, щупл, одного роста с Илазой и очень боится.
бояться, мало ли... Некоторые звери... Вьют себе такие гнезда. Отойдем...
подальше и сделаем привал.
вьют такие гнезда. Надо записать".
огонь-звезда, во все времена считавшаяся хорошим знаком. Оба неотрывно смотрели
на желтую, как лютик, искру, пока Илаза наконец не спохватилась:
Сказать, какое?..
Впрочем, ожидания ее были обмануты, потому что ночью им не пришлось заниматься
любовью.