кусты.
Карен не стал слушать его сбивчивых объяснений и просьб, просто с разгону дал в
зубы - отвел душу. Как перед тем надзиратель отвел душу на Игаре.
привязи конь. Кто-то из наемников малодушно дал деру... Или просто счел, что
ничего интересного здесь уже не будет.
дикий крик, донесшийся из оврага, помешал ему.
почему-то лицо немолодого наемника. Крик длился ровно три секунды- а потом
оборвался коротким бульканьем. Будто на кричащего обрушилась скала и раздавила
его в лепешку.
сопротивлялся; сразу несколько рук волокли его к краю оврага:
не пущу, ведено мне, ясно?!
слова, ему будто заложило уши. Земля под ногами ухнула вниз, превратилась в
крутую стенку темного уже оврага; за спиной зазвенели, скрестившись, клинки.
арбалетная стрела; не раздумывая, а просто повинуясь инстинкту, Игар побежал.
Вниз, туда, где можно умыться из ручья. Туда, где ждет его Илаза.
покачиваясь, как ветка. Это была неопасная, совсем мертвая рука - а обладатель
ее висел вниз головой, и лица Игар не разглядел. Все оно было серый,
волокнистый кокон.
валялся бесполезный теперь арбалет.
оружием лучше. Не помогло...
ей "вы". Вы, княжна... Он привык. Она принимала, как должное. Между ними вечно
что-то стояло - заборы, ажурные решетки, хлопотливые слуги, замша тонкой
перчатки, стена дождя... Но вот настал день, когда, прижимаясь лицом к железной
калитке - запертой калитке, и весь Замок давно спал, потому что стояла глубокая
ночь- она попросила: назови меня "ты".
В том месте, где только что лежала ее ладонь, калитка была горячей. Он коснулся
ее губами - привкус металла и новое слово. Ты, Илаза... Ты...
ногами и копытами, было еще светло. Еще светло и совсем пусто; лошадей не
осталось ни одной. И ни одного человека. Только обломанные ветки да
измочаленная трава. И еще один арбалет валяется - кажется, тот, что всю дорогу
смотрел Игару в спину. Не иначе.
свободен, и Перчатке Правды никогда до него не добраться... Он умрет
по-другому. и, кажется, знает, как.
земли; руки свисали, будто набитые песком. Карен смотрел на Игара, и тот
почему-то понял, что предводитель грозного отряда парализован. Жив, но не может
пошевелить и пальцем, только тихо, со стоном, выдыхает воздух.
может теперь сотворить. Хоть как-то оправдать свое гнусное и бестолковое
существование...
смотреть, как он целится, - но ничего не мог поделать. А Карен не закрывал
глаз. Глаза были благодарные.
тонкой струйкой побежала на землю кровь. Карен все еще смотрел - но глаза были
уже спокойные. Безучастные.
Здравствуй, мой ежедневный кошмар. Свиделись.
должен... привести Тиар. Тихий скрип-смешок:
голоса, неожиданно низкого и рычащего, - я из тебя, поганая тварь...
несколько - возникающих то там, то здесь; Игар вскинул арбалет - стрела утонула
в темноте. В просвете ветвей неподвижно стояла звезда Хота.
Карена.
невидимым во тьме существом.
лопнуло, как мыльный шарик. - Я зде...
Игаровым ногам, если бы в ту же секунду не напряглись невидимые нити,
превратившие девушку в подобие живой марионетки.
обвисли, отягощенные человеческими телами; Игар снова ушел, снова ее оставил,
одну, в страшном одиночестве... Паутина колышется, вздрагивают в свете луны
круглые, отвратительно липкие сети. Скользнул по лунному диску маленький
нетопырь - и забился, изловленный навсегда и бессмысленно...
поднималось, как пена в закипающем котле. Сейчас подступит к горлу. Сейчас...
покачивался над самой землей; из-за пояса у него торчало древко. Что там на
древке, Илаза не разглядела.
лечь на землю, в землю, обрести, наконец, покой. Скрежетнув зубами, Илаза
вырвала из-за пояса мертвеца топорик- а это был именно топорик, маленький и
блестящий, и неожиданно легкий в ее руках. Два сильных, неумелых удара- и
ненавистные нити лопнули, отпуская тело; мертвец рухнул, едва не придавив собой
оскаленную, с топориком наперевес Илазу.
Издевательски дернулась паутина; скрипучий смешок.
тошнотворной силы, прущей изнутри и сносящей преграды. Рвать, рубить, кусать
зубами; Илаза кидалась на сети, как зверь на прутья клетки, и во рту ее стоял
кровавый металлический вкус.
а стремительное - недвижным. Зрение ее раздвоилось; глаза различали мельчайшие,
еле освещенные луной детали - зато прочий мир размылся, потерял очертания, как
та темная тень, что сидит сейчас у нее над головой...
Вот...
древесную плоть - а над головой скрипуче смеются, смеются над ее бессилием,
обреченностью, над беспомощностью Игара...
кажется, цикада, жившая у ручья, испугалась и смолкла. А если б она и трещала
по-прежнему, Илаза все равно не услышала бы, потому что кровь в ее ушах
заглушала все звуки, оставляя только бешеный стук сердца: бух-бух-бух...
бился о стволы; Илаза кричала и проклинала, замахивалась на мелькавшую перед
ней тень, но удар ее всякий раз приходился уже в пустоту, и она задыхалась,
немыслимым усилием выдирая увязающий в древесине топор. Еще одна цикада
проснулась совсем близко, и вдалеке отозвалась еще одна; умиротворенный,
благостный, нежный звук...
удержаться на ногах. Илаза вскочила снова, не чувствуя ни боли, ни страха.
Смешок, похожий на треск... Подрубленная ветка качается, как переломанная
рука...
зачем-то содрали кожу. Прошлогодние листья пахнут влагой и гнилью... Темные
желуди без шляпок и шляпки без желудей.
ноги, на щиколотке- длинная царапина... Ада играла с котенком. Ноги... не
достают до пола...