таким же успехом они могли бы закричать: "Двести семьдесят золотых!
Немедленно!"
стражник склонился над ним, желая поудобнее перехватить безжизненное тело,
получил сильнейший удар головой в лицо и повалился на Игара сверху.
отдыхал, прикрывшись телом стражника от бушующих на подворье страстей. Звенели
клинки, конские копыта взметали пыль и солому, носились обезумевшие куры и
голосила хозяйка; влача на себе пребывающего в беспамятстве врага, Игар отполз
к хозяйственным пристройкам. За дверцей щелястого сарайчика испуганно кричали
запертые козы, рядом в загоне басовито похрюкивал огромный пятнистый боров.
Редкой породы - волосатый, с кисточками на острых ушах.
неподалеку.
стражника, помаленьку приходящего в себя, и пролез в смердящую щель. Боров
забеспокоился.
отвисшие кабаньи причиндалы.
произвел панику среди и без того нервных лошадей. Пробравшись между копытами,
он вырвался на улицу, где к шуму битвы добавились голоса всех окрестных собак.
Боров несся, не разбирая дороги, но как-то неуклюже и с трудом; азартные
дворняги, вообразившие себя благородными псами на охоте, неслись за ним шумной
сворой. Местные жители шарахались с дороги - и с опасливым любопытством спешили
туда, где звенела сталь. Если внимательный наблюдатель и разглядел вцепившегося
в жесткую шерсть ездока, то уже через секунду ему сделалось не до того, потому
что вооруженные всадники выглядели внушительнее.
руки. Собачья свора пронеслась мимо, окружила борова, явно не зная, что с ним
делать; обессиленный человек откатился в канаву и затаился там на дне, уповая
только на Птицу.
раненые, покинули его, разъехавшись в разные стороны. Зеваки, столпившиеся
вокруг злополучного двора, разошлись только в сумерках; и уже в темноте на
дорогу выехала двуколка, запряженная белой, как луна, кобылой.
возвращается в ставший ей родным Аальмаров дом, возвращается издалека, входит
на подворье, а дом пуст и заброшен. Ни людей, ни собак, ни даже вездесущих кур-
разбросанные в беспорядке вещи, праздничные столы с давно заплесневевшей пищей,
и все углы затянуты густой белесой паутиной...
не могла справиться с бешено колотящимся сердцем.
трудолюбивые либо самые подневольные. Девушка прислушалась - на кухне тихонько
стучала посуда да тюкал за домом чей-то топор.
простыня была вывешена напоказ; во всем дворе не нашлось бы ничего более
роскошного и яркого. Красная простыня казалась осколком зимнего заката, по
ошибке заброшенным в серый весенний рассвет...
отошла от окна.
время редкостью и диковинкой; вдохновенная Фа строго следила, чтобы всякий,
даже самый незначительный обычай непременно был соблюден.
традицией оказалось делом непростым и изнурительным; в подол и в корсет
вшивались и вплетались заговоренные волоски, да не просто так, а в строго
обусловленном порядке. Стоя перед зеркалом, девушка удивленно смотрела на себя,
незнакомую и строгую, какую-то отрешенно-красивую, преображенную небывалым
нарядом.
традициями, поразила девушку куда больше. Узор на сорочке в точности повторял
рисунок-оберег на свадебном платье; легкая полупрозрачная ткань расходилась как
бы двумя крыльями, застегиваясь только на шее. Ей не позволили мерять сорочку-
согласно обряду, это одеяние надевается раз в жизни, в первую брачную ночь.
Пропуская сквозь пальцы скользящую, играющую ткань, она пыталась представить,
как это будет на ней выглядеть - плащ-балахон на голое тело, с
одной-единственной застежкой у горла...
полтора десятка поварих; гости стали съезжаться загодя, и из множества
незнакомых лиц девушка узнала только старика Гууна - совсем уже дряхлого,
полуслепого. Девушка приветствовала всех с одинаковым радушием и с
безукоризненным знанием этикета, а старику вдруг обрадовалась, как родному,-
однако для него она была просто красивой незнакомой девицей, он давно забыл
сонного ребенка, которого когда-то, после давней Заячьей Свадьбы, нес на руках
по праздничной зимней улице...
вспоминала отчий дом и первые дни под кровлей будущего мужа - но о самом
Аальмаре думать остерегалась. Будто мысли о нем были запретны, будто ожили и
властно потребовали уважения традиции ее собственного рода: до свадьбы жених не
может касаться невесты. До свадьбы жених не может говорить с невестой; если они
и были раньше знакомы, то перед свадьбой об этом следует забыть...
бессознательно запомнила чьи-то слова? Или эти слова произносит голос крови,
который, как говорят, просыпается в человеке в самые напряженные, самые главные
минуты его жизни?
отвлеченном и приятном - вспоминался учитель, непокорные перу чернила, ее
первая детская книжка, в которой животные говорили, а люди вели себя, как
дурачки. Она бессмысленно улыбнулась, глядя на огонек ночника; внезапное
осознание, что назавтра предстоит свадьба, заставило ее покрыться холодным
потом.
может честно все рассказать и выслушать в ответ утешения: так бывает с каждой
невестой... Вспомни, как рыдала Лиль...
покидала при этом все, что знала и любила раньше; слезы Лиль понятны и
естественны- но она-то, девушка, знает и любит Аальмара! И много раз воображала
себе, как станет его невестой, и ради этого жила под его крышей шесть лет...
Откуда этот страх? Откуда беспокойство, скверные сны? И стыд, и тут же -
осознание своей вины, потому что по всем человеческим законам она должна быть
счастлива одним только предвкушением...
лежавшая с закрытыми глазами, но без сна, вздрогнула под своим тяжелым одеялом.
От ее натужного дыхания вздрагивало пламя уже не нужной свечки, которую старуха
то ли забыла, то ли не хотела задувать. Девушка лежала, не решаясь пошевелиться
и выдать себя.
шепотом, что девушка ни слова не смогла разобрать, а слышала только собственный
пульс, отдающийся в ушах.
под ноги... Поймешь. Храни тебя...
другой, незнакомый голос, который никак не может принадлежать Большой Фа;
старуха прибавила еще несколько неразборчивых слов и вышла, прикрыв дверь.
раной - и он вцепился обеими руками в жухлую траву. Желтые кольца, красные
тени... Дикая мысль, но ей, кажется, нравится мучить его. Она будто бы мстит за
что-то.
потрескивали, приглашая расслабиться и долго молчать, глядя в огонь.
ползет муторный холодок.
заставило ее внимательно заглянуть ему в глаза.
вглядывалась в темноту; удивленно кивнула:
лицо мягче; не хозяйка перед очагом, а бесстрастная медная маска. Красивая и
отстраненная; теперь, когда боль немного отступила, Игар заметил наконец сухую