Чтение 9–й страницы книги ~Скрут~

шел, не нужно было меня хватать... Надо спасти ее, надо снаряжать отряд -
немедленно, сейчас...

Нет, Илаза не так похожа на мать, как ему показалось вначале. Скверная,
паршивая улыбка мгновенно испортила этот великолепный правильный рот:

- Говори, сынок... Как ты говоришь, мы уже слыхали. Скоро мы услышим, как
ты кричишь.

Игар сел на пятки. Голос его неприличным образом содрогнулся:

- Я... понимаю, что вы обо мне думаете. Я понимаю, что вы хотите со мной
делать... Но пожалуйста, помогите сперва Илазе. Я один знаю, где она. Я один
сумею довести отряд... Освободите ее-а. потом делайте со мной что хотите!..

Голос его снова дрогнул. Ему очень не хотелось, чтобы последние его слова
были поняты буквально.

Княгиня шагнула вперед- колыхнулся тяжелый подол траурного платья. "По ком
она носит траур? - угрюмо подумал Игар. По дочери, по старшей дочери, которую
сама же и уморила... Но ведь больше года прошло..."

Белая рука легла ему на голову. Он съежился, не решаясь высвободиться.

- Ты ничего не знаешь,- печально сообщила княгиня. - Ни что я о тебе
думаю, ни что собираюсь делать... У тебя фантазии не хватит. Ты не в состоянии
вообразить, - и ее пальцы чуть поворошили его волосы, медленно поднимающиеся
дыбом.

- Я же ваш зять, - прошептал он, с третьей попытки вернув себе власть над
голосом. -Я же... Илаза любит меня. Илаза...

Княгиня с упорством, достойным лучшего применения, создавала а Игаровой
голове некое подобие прически:

- Моя дочь очень обидела меня, сынок. Очень. Мне больно и горько. И
причина этому - ты.

- Она в беде! - Игар решился наконец высвободить голову и посмотреть
княгине в глаза- снизу вверх. В раскосых княгининых глазах стояли настоящие
слезы:

- Да, сынок. Она в беде. В очень скверной беде - ее угораздило поступить
против моей воли... Поверь, что все остальные Илазины неприятности- просто
мусор, недоразумение, печальная тень этой ее главной ошибки... Понимаешь?..

Игар скорчился, не в силах оторвать взгляда от черных глаз, в которых
из-под высыхающей влаги проступал желтый, нехороший огонек:

- Илазе угрожает... я знаю, что именно угрожает Илазе. Но нечто куда более
скверное угрожает тебе. Понимаешь, почему?

- Я виноват, - язык Игара как-то сразу сделался сухим и неповоротливым.- Я
виноват, я... хорошо, я искуплю. Хорошо... Ну убейте меня, сделайте дочь вечной
вдовицей... Но сейчас-то она... - княгиня смотрела на него с чуть заметной
улыбкой, и от этой жуткой снисходительной улыбочки Игаром овладела вдруг
отчаянная, безнадежная злость.

- Вы что, оглохли?! Вы не понимаете, что я говорю?! Он сосет кровь! Из
животных и... людей тоже! Он каждую минуту может... и Илаза в его власти! И
каждый миг промедления - это слезы вашей дочери! Горе и страх! Если охота
кого-нибудь помучить - так поймайте крысу...

Княгинина рука снова отыскала его загривок. Игар крепко зажмурился, ожидая
боли; вместо этого пухлая ладонь скользнула по его лицу, пальцы нежно нащупали
подбородок:

- Крыса не сделала мне ничего плохого, мальчик. Ни одна крыса в мире не
досадила мне так сильно, как ты.

- Илаза умира...- выкрикнул было он, но прохладная рука зажала ему рот.

- А ты досадил мне. Илаза- просто маленькая дура... Когда женщина, -
растопыренная пятерня сдавила Игарово лицо, - когда одинокая женщина
воспитывает единственную, - княгиня оттолкнула его, так что он снова плюхнулся
на пятки,- единственную... дочь, она вправе рассчитывать на... хотя бы самое
простое уважение. Я не говорю уж о послушании...

Теперь он смотрел в отдалившуюся княгинину спину. Тугая перетяжка
по-прежнему перечеркивала ее, разделяя красивую спину надвое и делая ее похожей
на перетянутый веревкой мешок. "Почему вы не носите корсетов?" - хотел спросить
Игар, но вместо этого только длинно, прерывисто всхлипнул.

- Моя Ада умерла, - буднично сообщила княгиня. - И я до конца дней
поклялась носить траур. Тот мальчишка, погубивший ее... умер достаточно быстро.
С тех пор я много мечтала, сынок. Я мечтала, что можно было бы... сделать с
ним. И теперь, когда Илаза... когда она так со мной поступила, единственным
утешением мне остался ты. Ты мне ответишь и за Аду тоже... Сначала, конечно,
расскажешь, кто из слуг бегал с записками, кто открывал ворота... Но слуги- они
слуги и есть. А ты теперь, - в голосе ее царапнула насмешка, - ты теперь -
зять.

Игар молчал. Все его слова как-то слиплись, застряли под языком, подобно
кислой и липкой массе. Перед ним стояла глухая каменная стена, а он пытался
добиться от нее понимания, что есть сил колотясь головой.

Святая Птица, что ей говорить?! Пообещать внуков? Которые будут с
радостным щебетанием... залезать на колени, покрытые вечным черным бархатом?
Любовь и поддержку в старости?! Она не доживет до старости. Черный огонь,
отражающийся сейчас в раскосых глазах, сожжет ее раньше, чем умножатся седые
пряди в высокой прическе...

Какие внуки!.. Да жива ли еще жена его?..

- Спасите Илазу, - попросил он шепотом. - Только я могу отвести. Если вы
меня убьете...

- Да кто собирается тебя убивать, - она рассеянно гляделась в зеркало. -
Мне интересно, чтобы ты жил до-олго...

Белая рука резко тряхнула золотой колокольчик, и звон его оказался
неожиданно хриплым, как воронье карканье.

"А ведь они совсем не похожи,- отрешенно подумал Игар.- Мне показалось".

- Клянусь Алтарем, который сочетал нас с Илазой, что...

- Замолчи, - княгиня содрогнулась. Игару показалось, что лицо ее за
последние несколько секунд сделалось еще бледнее - хоть это трудно было
представить.

По-видимому, бледность княгини не была случайной; во всяком случае,
округлые руки до половины выдвинули ящик стола и вытащили оттуда зеленый, как
жаба, аптечный пузырек. Игар безучастно считал капли, падающие в замутившуюся
жидкость, - содержимое хрустального стакана, а тем временем в дверь почтительно
стукнули, и вошедший оказался невысоким толстяком с пузатым саквояжем в
опущенной руке.

Княгиня, морщась, опрокинула напиток в рот;

Игар, снова всхлипнув, обернулся к толстяку:

- Я... меня нельзя сейчас... Я же должен отвести людей на помощь Илазе...
А я вот возьму и не поведу!! Если вы хоть пальцем...

Толстяк добродушно кивнул. Глаза его, непривычно широко посаженные,
казались синими, как вода.

- Судьбой Илазы распоряжаюсь я, - холодно сообщила княгиня, задвигая ящик
стола. - И еще кое-чьей судьбой... И не волнуйся,- она вдруг широко
усмехнулась. - Будет отряд, и ты его поведешь... Чуть позже. Несколько часов
ничего не изменят, а страдающая мать вправе... хоть отчасти возместить
моральные потери. Здесь, - другим тоном сказала она толстяку. - Приготовь.

Толстяк снова кивнул, и на макушке его мелькнула, как привидение,
нарождающаяся плешь.

Игар сидел, скорчившись, втянув голову в плечи и боясь поднять глаза; к
стыду своему, он вовсе не ощущал радости оттого, что поход на выручку Илазе все
же состоится. Минуту назад он готов был ради этого вытерпеть любые муки - а
теперь голубоглазый толстяк беспокоил его все больше и больше.

В наступившей тишине отчетливо лязгнул металл - тихо, деловито и
неотвратимо. Игар крепко сжал колени; весь мир съежился до размеров княги-ниной
комнаты, и потолок опустился ниже, и времени на жизнь осталось несколько минут.
Думай, бедная воспаленная голова. Думай, как вывернуться... Безвыходных
положений не бывает... Святая Птица, помоги мне...

Будто в ответ на его мольбы ремешок, стягивающий запястья, в последний раз
впился в тело - и ослаб. "А вот это неплохо,- мельком подумал Игар, торопливо
растирая локти и кисти.- А вот свободные руки- это уже надежда... Шанс.
Отец-Разбиватель говорил, что пока хоть палец свободен - шанс остается..."

Толстяк отошел, неслышно ступая, хозяйственно сматывая две половинки
разрезанного ремня; саквояж его был широко раскрыт и походил на мелкое пузатое
чудовище, разинувшее пасть.

- Кто открывал ворота? - негромко, как-то даже сонно поинтересовалась
княгиня. - Имена слуг.

Их звали Ятерь и Тучка; имена ли, прозвища ли - но Игар в ужасе зажал себе
рот опухшей ладонью. Еще мгновение- и вылетели бы... И- он затрясся- не
исключено, что вылетят-таки... И тогда Илаза пропала для него навсегда, потому
что ее мужем не может быть подлец, лучше никакого мужа, чем трус и предатель...

- Какие имена, каких слуг!.. - завопил он истерично. - Она же ваша дочь! А
он - паук... И он жрет ее! Живьем! Сейчас! Сию секунду!

Княгиня медленно опустила ресницы. Толстяк, для которого это был,
по-видимому, сигнал, шагнул вперед, почему-то пряча правую руку за спиной.

- Я не знаю их имен! - Игар вскочил, привычно отмеряя расстояние до
толстяка, до полуоткрытого окна, до массивного рогатого подсвечника,
украшавшего собой стол. Толстяк не ждет нападения - решил, вероятно, что Игар
совсем уж раскис, расклеился; потому и руки развязал, как неосторожно, как
неосто...

Не закончив мысли, он прыгнул. Очень удачно прыгнул, мягко, и подсвечник
оказался даже тяжелее, чем он думал. Растопыренные медные рога уставились
толстяку в живот.

- Я ничего не знаю! Было темно!

Крик был отвлекающим маневром; сейчас он удивит толстяка серией из трех
приемов, голова-право - бедро-лево - шея-лево... Пусть только толстяк чуть-чуть
приподнимет подбородок, пусть откроется...

Он шагнул по кругу, заставляя толстяка чуть повернуть голову:

- Не подходи. Изувечу. Не под...

Толстяк вытащил правую руку из-за спины. У Игара остановилось дыхание.

Там, где еще несколько минут назад была - или по крайней мере мерещилась -
человеческая рука, сидело теперь громоздкое, многолапое, чешуйчатое сооружение,