ее поверхности, лежало зеркало, белое и яркое, как ртуть. Зеркало Вод,
понял, замирая, Эгерт.
само зеркало. Однако в ту же секунду белая муть заколебалась, потемнела, и
вот это уже не муть, а ночь, ветер, такой же, как за окном, мотающиеся
ветки голых деревьев, огонек... Один, второй, третий... Факелы. Не пытаясь
расшифровать изображение, Эгерт дивился тому только, что здесь, в
маленьком круглом зеркале, отражается неведомое, невидимое, происходящее
кто знает где; завороженный магией и своей причастностью к тайне, он
опомнился только от звонкого выкрика Тории:
бродили темные фигуры, и в даже скудном свете малочисленных факелов можно
было различить капюшоны - накинутые на глаза, а кое у кого отброшенные на
плечи; целое сонмище воинов Лаш зачем-то копошилось в ночи, позволяя ветру
терзать и трепать полы длинных плащей.
обернулась белой восковой мутью, и только в самой глубине ее осталась
мерцать приглушенная искра.
Какая нехорошая ночь...
увидел, как проступают сквозь кожу сплетения вен, сухожилий, сосудов.
обжегшись, и Эгерт снова разглядел ночь, людей и факелы - огней, кажется,
стало больше, все они движутся в странном порядке, и плащеносцы вокруг
согнули спины, будто кланяясь, и мерно, размеренно нагибаются -
отсчитывают поклоны?
знаешь, какой?
причастности к Лаш, пусть невольной, пусть несостоявшейся, было сейчас
тяжелым упреком; Тория поняла свою промашку - и виновато стиснула его
руку. Декан кинул на обоих быстрый косой взгляд - и снова склонился над
чашей.
ясно, все урывками, клочками, отдельными деталями: чей-то сапог в размытой
глине, мокрая пола плаща, однажды Эгерт вздрогнул, узнав всклокоченные
седины Магистра... То и дело подступала белая восковая муть, и декан тогда
скрипел зубами, вытягивал над зеркалом ладони - но муть уходила не сразу,
будто неохотно, будто в сговоре с плащеносцами...
неверное изображение.
покорилось наконец полностью, признало волю декана, и белая муть
отступила. Той, скрытой в серебряной чаше ночи тоже приходил конец -
картинка серела, огни отраженных факелов блекли, и трое, склонившиеся над
зеркалом, одновременно разгадали тайну ритуальных поклонов.
с Торией любовались рекой и городом - плащеносцы, вооруженные лопатами, не
покладая рук отворачивали землю. Черные груды ее высились тут и там, будто
отмечая путь исполинского крота; кое-где среди комьев желтели - Эгерт
подался вперед, невольно выпучив глаза - желтели кости и даже черепа,
несомненно человеческие, несомненно давние, и земля лезла из пустых
глазниц.
невозмутимый, бесстрастный декан изо всех сил бил и бил по ней ладонью:
просмотрел...
порыва ветра. Замигав полуослепшими глазами, Эгерт не сразу различил в
рассветном полумраке перекошенное горем лицо Луаяна:
времен, они призывают его... Уже призвали.
голову, с мокрых рук капала вода:
там логово его, заваленное, закрытое от людей... Черный Мор когда-то
опустошил город и окрестности, он опустошит и землю, если его не
остановить... Ларт Легиар остановил Черный Мор. Ларт Легиар, это было
много десятилетий назад... Теперь некому. Теперь...
господин декан, вы великий маг... Вы защитите город и...
был великим магом и никогда уже не стану им. Я так и остался учеником,
подмастерьем... Я не великий маг! Не удивляйся, Тория... Не смотрите так
жалобно, Солль! Мне подвластно только то, что мне подвластно; ум и знания
делали меня хорошим магом - но не великим!
и громче, одна за другой, подхватывая ужас друг друга - по городу завыли
собаки.
топот лапок и шуршание сотен кожистых хвостов, метались, жались к дверям,
скулили и выли до тех пор, пока рядом не грохал о стену тяжелый камень,
пущенный чьей-то дрожащей и оттого не очень меткой рукой. Особо отважные
мужчины выходили на улицы, вооружившись тяжелыми палками, и лупили,
лупили, метя в розовые усатые морды с оскаленными желтыми зубами.
страх висел над городом, как душный полог, и хозяевами на улицах были
крысы. Забившись в дома с наглухо закрытыми ставнями, люди страшились
говорить вслух - и у многих в тот день было чувство, что по улицам города,
по щелям в дверях и ставнях бродит пристальный, холодный, изучающий
взгляд.
Мора распахнуло бесполезные двери и ставни, выпуская под небо плач, стоны,
причитания; первые заболевшие уже на утро оказались первыми мертвыми, и
те, кто подавал им воду, слегли, страдая от жажды и язв, без всякой
надежды на спасение.
спасение в одном только бегстве, снесли ее, кидаясь на пики и мечи, рыдая,
умоляя, запугивая; часть стражников подалась вслед за беглецами - и вскоре
Мор навестил предместья, окрестные села, деревеньки, заброшенные хутора, и
удивленные волки находили средь чиста поля легкую добычу, и сами же
околевали в мучениях, потому что Мор не щадил и волков.
верными долгу, вышли на улицы - закутавшись в многослойные балахоны из
мешковины, вооруженные изогнутыми вилами, похожими на уродливые птичьи
лапы, они мерно двигались от дома к дому, и высокие телеги с ребристыми
деревянными боками стучали все тише, отягощенные множеством тел; на другой
день трупы уже никто не собирал, целые дома превратились в склепы, ожидая,
пока милосердная рука не бросит факел в открытое окно.
людей, ожидающих спасения, день и ночь осаждали обитель священного
привидения - однако окна и двери оказались замурованными изнутри, и даже
тонкие щели, куда и лезвие ножа не помещалось, были тщательно замазаны и
закрыты. Непонятно было, откуда же поднимается дым - но люди вдыхали его в
надежде, что сам резкий и терпкий запах его защитит их от смерти.
спрятаться и спастись, они надеются откуриться! Упрямый и злобный ребенок,
поджигая дом, свято уверен, что его-то игрушек огонь не коснется...
Окончание Времен... Для мира, но не для Лаш... Дураки. Злые дураки.
было, что отмечены особым счастьем и, возможно, пребывают под защитой Лаш.
Погибшие улицы подверглись деловитым набегам мародеров - опустошая винные
погреба и фамильные шкатулки соседей, предприимчивые отцы семейств
хвалились добычей перед женами и детьми, а молодые парни дарили уцелевшим
подружкам сорванные с мертвых рук браслеты; все они собирались долго жить
- однако вторую свою трапезу Черный Мор начал с них и с их родичей.
оказалось недостаточно, чтобы удержать в толстых стенах молодых людей, у
каждого из которых где-то в городе, в предместье или в отдаленном местечке
остались родные и невесты. Поначалу студенты бросились к Луаяну за помощью
и спасением - но тот заперся в кабинете и никого не желал видеть. Надежда
юношей сменилась недоумением, потом озлоблением, потом отчаянием - они
покидали университет один за другим, горько сетуя на магов, которые
отстраняются от простых смертных как раз тогда, когда их помощь нужна
более всего. Эгерт стискивал зубы, слыша проклятья в адрес декана,
бросившего учеников на произвол судьбы; ему трудно было свыкнуться с
Сертаков Виталий
Самойлова Елена
Ильин Андрей
Куликов Роман
Никитин Юрий
Кервуд Оливер Дж.