деревья.
Капитана. Ему все равно, кто его будет жрать.
прокричал:
кого, сказал:
как у меня играла щека.
никто чужой не узнал. Вот я ее нажимаю. Нажал. Стальная стена отходит,
кирпичи на ней только для видимости...
бронзовые усы, потом схватил Анну в охапку и закружил - быстро-быстро и
целуя, целуя - в губы, в руки, в мягкие завитки волос, в глаза.
кружиться медленно и скоро замерло, вонзив якори облаков в неровные зубья
стен. Он осторожно поставил ее с собой рядом. Анна Павловна стояла, глаза
зажмурены, губы полуоткрыты, на губах блестка улыбки. Влад взял ее руку в
свою и вжался горячей щекой в горячую подушку ладони.
Пойдем, я тебе еще не все показал. Там у меня столько всякого хлама.
Вообще-то все это очень интересные вещи, и ценные, но для меня они - так,
игрушки. Нет, я их очень люблю.
Анна Павловна посмотрела на западную стену двора, хотела увидеть солнце,
но не увидела, вместо солнца, словно хребет разлегшегося по верху стены
дракона, тянулись сточенные зубцы.
я не нашел тебя, солнце вообще бы погасло. Анечка, ты сама - солнце.
Солнышко. Хочешь, я тебе покажу мое ртутное озеро? Когда над ним зажигаешь
свечу, так красиво... Не знаю, что и сказать, так красиво. Хочешь?
деревянной раме, тусклое и в морщинах трещин. Лампочка в стеклянном чехле.
Чехол - мутный и красный, и лица их сделались красными, так что смотреть
страшно. Кнопок с цифрами этажей не было, и когда лифт мягко пошел, она
так и не поняла, куда они едут - вниз или вверх. В зеркале отразился их
поцелуй - долгий? короткий? - он длился, пока дверцы не разошлись, и
Цепеш, обняв ее за плечи, не вывел наружу.
ракушечный грот, в котором они оказались. - Я раньше в него верила иногда,
только оно всегда было какое-то маленькое, как брошка или натертый пятак.
А сейчас знаю, что оно есть. Есть и все.
теплоходе в Швецию, или в Данию - куда-то туда. Так он там натирал пятаки,
чтобы они блестели, и на каждый пятак выменивал себе крону. Он тогда
"форд" себе оттуда привез, и всем рассказывал, что тот ему в шестнадцать
рублей обошелся.
думаю, что у меня его вообще не было. Был, и не было.
такое далекое, страшное. Далекое и холодное. Как смерть. - Она вдруг
остановилась и засмеялась, смехом прикрывая испуг.
старое слово, которое я очень люблю. Огнепоклонник. Я - огнепоклонник.
тоже любишь его больше всего на свете.
горела в любви, и пламя было выше звездного света.
заживо.
почему-то меньше и меньше. А потом наступал момент - кажется, вот человек,
близко, а рукой потянешься - нет его. Наверно, все эти годы я прождала
тебя. Так долго.
огонь - очень много значит в судьбе. Хочешь, я открою тебе одну свою
тайну? Здесь, в доме, у меня лучшая коллекция образцов человеческой крови.
Другой такой ни у кого нет.
тысячелетия, в ней вожжи, которые правили временем. В ней - все, и это все
- здесь, у него в доме. Кровь великих фамилий - Цезари, а до них -
Македонец, по капле - ото всех есть. Европа, Восток, Россия - есть, есть,
и ваши цари, и те, кто после царей. И люди - великие из великих, назови
кого вспомнишь - есть, капля, одна лишь капля, запертая в драгоценном
стекле, - но каждая такая капля стоит потоков, морей, океанов крови всех
их. - Цепеш отбросил руку туда, где под плоской небесной крышей, под
рвущимися на ветру облаками, за призрачной толщиной стен смеялись и слезы
лили, и стрелялись, и стреляли в других, любили и не любили, и предавали
тысячу раз на дню, чтобы громче скулила совесть, чтобы исповедью заткнуть
ей пасть, чтобы, рожая детей, не родить крысоголовых уродов, которые
только и ищут, как бы пожрать отцов, - бесчисленное число песчинок, таких
мелких, что глаз уставал различать их среди зыби земли.
тяжелых стволов, да пыль под велосипедными шинами, и как у нее голова шла
кругом - от счастья, от дороги, от солнца, что вспыхивало на виноградных
шарах. И снова - мягкую пыль, ладонь его, слова его - слова? - слов не
было, было счастье, было забытое прошлое, которого уже никогда не будет,
были губы, и было больно, а потом мост опустился и открылись ворота в дом,
и вот он с ней, а она с ним, он - ее, а она - его, уже навсегда его.
Только что-то до смешного странное он ей говорит, или не странное -
страшное? Нет, она его любит, с ним нет страха, с ним как ни с кем, Бог
мой, так она его любит. Бог мой, Влад...
от любви и, поймав его помертвевшие губы, грела теплом своих, пока он
мягко не оттолкнул ее от себя.
верит. И все-все-все-все такие. И ни одна не знает, не видит, не нюхала
его запаха. Или нюхали, и на него у них аллергия?
Спит, сразу уснула. Смотрела, смотрела, как плавает отражение свечки, как
тень от склонившейся головы тихо превращается в сон, сон зовет, и она
пошла, ей слышится голос Влада. Она видит его, он въезжает на велосипеде
на облако, он смеется, в облаке кто-то есть, кто-то прячется под облачной
плащаницей, слышны лишь неясные звуки, похожие на осенний дождь. Потом
становится холодно и, правда, начинает накрапывать, она ждет, она боится
Муркок Майкл
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Бажанов Олег
Никитин Юрий