Говоривший свободной рукой приподнял и держал на весу короткую,
но увесистую трубу. От рукоятки она раздувалась плавно, потом,
сходясь, выпрямлялась, а на конце чернел, не мигая, круглый
опасный глаз.
Мордастый помахал ей на уровне пояса и оставил висеть на ремне.
-- А это?
Красная рожа вытащил откуда-то из-за спины длинную-предлинную
штангу. Он споро и ловко переломил ее на добрый десяток колен и
получилось колченогое металлическое существо, очень похожее на
паука. Существо стояло, не двигаясь. Тогда краснорожий пнул
паука ногой и кивнул в сторону Пахаря. В ответ на пинок и кивок
паук заходил, запрыгал на пружинящих лапах, потом на секунду
замер и как-то медленно, осторожно стал подбираться к Пахарю. Но
подойти близко хозяин ему не дал. Ликвидация местного жителя в
планы пришельцев, видимо, не входила. Командир снова превратил
паука в штангу и убрал ее за спину. Демонстрация военной техники
на этом не кончилась.
-- Еще и такая штука имеется. И вот. И это. И УБЮ-25. И песочные
бомбы. И сколопендральная костоломка. И причиндатор с педальным
сбирометром.
Краснорожий вытаскивал на свет божий и убирал обратно новые
замечательные конструкции, одна лучше другой. Стреляющие,
сжигающие, стирающие в порошок, перемалывающие в муку,
высасывающие из тела кровь, пот и слезы.
Но Пахарь для слов был мертв. Слов он не слышал. Он вел разговор
с землей.
-- Теперь понял, что мы не шутки шутить приехали.-- Рожа
кричавшего из красной превратилась в багровую.-- Мы разведчики.
Экспедиционный десант. Планета Земля -- небось, и не слыхал о
такой, деревня?
Ответа не было. Ответа не было долго. Его и быть не могло.
Вместо ответа что-то скрипнуло над поляной, как бы вздохнуло. Но
это был не ответ.
Это был небольшой овальный лючок, открывшийся на цилиндре
ракеты. Из лючка вслед за скрипом и клочьями желтоватого дыма
выдвинулся конический раструб рупора.
Группа стоявших на поляне землян уже на скрип напрягла скулы и
развернула плечи. Когда же раскрылся зев рупора, краснорожий,
что выступал за командира и парламентера одновременно,
подпрыгнул строго по вертикали, расслабился на мгновенье в
воздухе, потом выпрямился и жестко опустился на землю.
Он стоял тоньше лезвия сабли и такой же отточенный, как она.
Амуниция ему не мешала. Кроме того, в полете он повернулся, как
стрелка компаса, на половину круга и стоял теперь к лесу
передом, к полю задом.
Рупор заговорил. Голос его был с песком, словно заезженная
пластинка, и звучал очень уж глухо, будто говорили не ртом.
-- Старший лейтенант Давыденко...
Сабелька, вставшая к лесу с ракетой передом, замерла как перед
боем. Красная ее рукоятка затемнилась скважиной рта.
-- Й-а, тащ грал.
-- Плохо, лейтенант. Темпы, не вижу темпов. Форсируйте программу
контакта. Немедленно. От третьего пункта -- теста на
агрессивность -- срочно переходите к четвертому: мирная
пропаганда. Выполняйте.
Сабелька сверкнула бриллиантовым острием.
-- Есть мирная пропаганда.
Рупор убрался. Овальная рана в борту быстро зарубцевалась.
Старший лейтенант Давыденко прочистил рот крепким горловым "га"
и приступил к четвертому пункту программы.
-- Слышь, дед. Соглашайся, а? На Земле у нас, знаешь, как
хорошо? Малина. Жить будешь в отдельной клетке. Клетка теплая,
остекленная. Отличная клетка. Это не какая-нибудь тебе хибарка
из соломы или вонючая яма в земле. Жратвы будет -- во! Делать
ничего не надо. Ни пахать, ни сеять. У нас -- автоматика. Ты --
экспонат, понимаешь? Работа у тебя будет такая -- экспонат. Люди
придут, на тебя посмотрят. Во, скажут, ну и дед! Где такие деды
водятся? А на клетке табличка. Ага, скажут, планета такая-то,
звезда, созвездие, все путем. Ну как? Чем не жизнь?
Цвет лица лейтенанта опять возвращался к нормальному -- цвету
тертой моркови. Картины рая, которые он только что рисовал,
должно быть, подействовали и на него. Наверное, ему стало жаль
себя, не имеющего угла, где голову приклонить, и мотающегося по
пространству, как безымянный неприкаянный астероид. Но он
сдержался, и скупая слеза так и не покатилась по его
мужественной щеке.
Лейтенант выдержал положенную по инструкции паузу. На лицо он
сейчас был сами милость и доброта. Но косматого урода ни
милость, ни доброта не брали. Наконец, Давыденко решил: хватит.
С милостью пора кончать. Время переходить к делу. Еще минута и
все. Надо бородатого брать. Такова программа контакта. Пункт
пять.
-- Эй...-- начал он и осекся.
Потому что с местным творилось что-то уж очень неладное. Вроде
как он стал короче.
Лейтенант плохо соображал. Он протер рукавом глаза, и пока
протирал, дед заметно укоротился.
-- Черт! -- сказал Давыденко и повернулся к своим товарищам. А
вдруг они что-нибудь понимают в творящемся безобразии. Но те
смотрели сквозь главного такими детскими безоблачными глазами,
что лейтенант понял: эти ему не советчики.
Он вновь посмотрел на Пахаря. Но не тут-то было. Взгляд его
пролетел мимо цели; цель ушла, сместившись сильно к земле.
-- Елки-моталки...
От деда оставались буквально плечи, руки и борода. Да на земле
перед ним стояла, прикрывая его, словно парижская баррикада, та
безлошадная дедова соха, на которую он давеча опирался.
-- Куда? Эй! -- Давыденко уже приходил в себя.-- Стой! Куда ты,
дедок? Погоди.
Из-за спины лейтенанта высунул голову некто худой, щуплый, в
очках и с лаковой бороденкой.
-- Я знаю, я знаю...-- Голос его срывался, как у всякого
выскочки, стремящегося опередить других.
-- Я сам знаю,-- сказал лейтенант, как отс(223)к. Очечки враз
стали тусклыми и погасли за бугристой лейтенантской спиной.
Давыденко скомандовал:
-- Рябый, Гершток, Сенюшкин. Быстро. С лопатами. Дед под землю
уходит. Вон, одна плешь торчит. Скорей. Почему заминка? Рябый,
Сенюшкин. Ибрагимов -- на помощь. Черт, весь ушел. Быстро.
Копать. Ибрагимов, чурка безмозглая! Да не причиндатором, а
лопатой! Отставить причиндаторы, кому говорю!
За спиной лейтенанта стало просторно, там загулял ветерок.
Володихин Дмитрий
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Елманов Валерий
Шилова Юлия