рубке. Только вахтенные смотрели в сторону американского судна. Там
слышался лязг лебедок, свист пара и скрежет тросов: американцы снова
действовали, зараженные удачей советских моряков.
невыспавшегося капитана. С мостика море казалось необычайно
оживленным: у бортов "Риковери" ныряли, качаясь, два самолета, а
немного поодаль стояли два военных судна - длинный серый высоконосый
крейсер и приземистый сторожевой корабль.
быть и наши. Проедусь-ка я к американцам, посмотрю, что и как...
приветственные крики. Однако лица встретивших Ганешина людей были серы
и невеселы. В течение трех часов работы захватить батисферу так и не
удалось, не удалось даже ни разу зацепить ее тросом. Для спасения
находившихся в глубине океана осталось семь часов.
Пенланд Ганешину, - но оно сейчас уже менее нужно после вашего
замечательного вмешательства. Как захватить батисферу на этой
проклятой, немыслимой глубине? Тросы, должно быть, отклоняются...
возможно, какое-нибудь течение в глубоких слоях воды. Буек ведь тоже
не дает точного места...
приближавшуюся к нему жену Милльса.
американки под страдальчески сдвинутыми бровями встретили его взгляд с
такой надеждой, что Ганешин нахмурился.
молодой женщины. - Но ужасная глубина сильнее нас. Теперь я надеюсь
только на ваше вмешательство... - Она тяжело перевела дыхание. - Когда
же вы ждете ваш самолет?
весело сказал:
работающей лебедки, снижался, потрясая небо и море ревом моторов.
"Пикирует для скорости", - сообразил Ганешин.
повернулась и вскоре, смирная и безмолвная, покачивалась возле
"Аметиста". Утренний туман, словно испуганный самолетом, расходился.
Высоко вознесся голубой небосвод. Солнце заиграло на тяжелых,
маслянистых волнах, осветило белоснежный корпус "Аметиста", засверкало
сотнями огоньков на медных, ослепительно надраенных частях. Ганешин
перевел взгляд с самолета на "Аметист" и, улыбаясь, сказал
американцам:
угадывая ее мысли, добавил:
телевизора, а после нахождения батисферы немедленно сближаться с
советским кораблем и действовать по его сигналам.
к машинистам и монтерам.
зависит спасение людей, у которых на шесть часов воздуха. И еще: если
мы их спасем - это будет чудо, сделанное руками советских моряков.
километров такую козявку достать, - ответил один из машинистов. -
Справимся, я так думаю...
рубку, и Щитов немедленно прикомандировал к ней мичмана, владевшего
английским языком. Жена инженера Милльса рассеянно слушала его
объяснения и часто поглядывала в окно рубки, откуда можно было видеть
кипевшую на палубе работу: там свинчивали какие-то станины, тащили
провода, выгружали из самолета ящики.
бросилась ему навстречу:
могут не успеть собрать, ведь... - И она молча показала на большие
часы, ввинченные в переборку.
Ганешин. - Прибор действительно сложен, но наши моряки, если захотят,
сделают эту - не скрою - невероятно трудную работу. А они хотят...
Верьте нашим морякам, миссис Милльс, вы можете им довериться.
бы она могла помочь в приготовлении этого таинственного аппарата...
Страшный рев оглушил ее. Для натянутых нервов молодой женщины это было
слишком.
переборке.
мичман. - Это "Аметист" дает сигнал, что аппарат готов и поиски
начинаются.
вниз. Телевизор был временно установлен в темной лаборатории.
Глубоководная часть аппарата раскачивалась на вынесенной за борт
стреле, огромная катушка троса и кабеля была вставлена в лебедку.
Корабль медленно шел к буйку, обозначавшему место батисферы.
установлен - вдруг откажет! Я и то волнуюсь...
через счетчик катушки, пока чудесный "глаз" не достиг, наконец, нужной
глубины. Трос присоединили к амортизатору, смягчавшему качку судна, и
в тот же момент в темноте лаборатории Ганешин включил ток. Жена
Милльса, вне себя от волнения, смотрела на овальную пластинку экрана,
которая вдруг из черной превратилась в прозрачную, пронизанную
голубоватым сиянием. Ганешин бросал непонятные американке отрывистые
слова Щитову, от него команда передавалась на палубу, к лебедке.
над дном, Ганешин стал нажимать две белые кнопки справа от экрана.
Там, внизу, маленькие винты заработали, поворачивая аппарат. В голубом
свете экрана показалась черная тень, и сразу стало понятным, что эта
светящаяся голубизна - прозрачная глубинная вода, в которой тончайшая
муть осадка носилась роем крошечных серебристых точек, отражая и
рассеивая свет. Вид океанского дна на экране телевизора был необычаен.
Человек, попавший на другую планету, наверно, был бы так же поражен и
не способен понимать видимое. Один Ганешин, освоившийся с видом
океанских глубин при прежних испытаниях своего "глаза", осторожно
направлял аппарат. Черный, слегка клубящийся от мути горб слева был
плоским выступом скалистого дна. Дальше к северу дно чуть-чуть
понижалось, потому что красноватый отсвет дна впереди исчезал,
отрезанный тем же серебристым голубым сиянием.
изображения, одновременно медленно поворачивая прибор, и
соответственно менялось изображение на экране. Сначала вдали возникла
черная стена, которая приобретала красный оттенок под усиленным светом
прожектора, затем в ней начали выделяться подробности: косая огромная
трещина, выпуклый выступ... Но тут телевизор повернулся, и мрачные
скалы утонули в сияющей голубизне прежнего освещения. В глубине экрана
показались туманные острые зубцы, они стали резче, но, приближаясь и
становясь отчетливее, терялись своим основанием в сине-черной темноте
заднего плана.
выделяясь среди вечной тьмы подводного мира. Телевизор обошел полный
круг - везде простиралось бугристое скальное дно, прикрытое слоем ила,
блестевшего в лучах осветителя, как алюминиевая пудра. Вид океанских
глубин вызывал ощущение чего-то враждебного, таившегося в глубочайшем
мраке, окружавшем поле зрения телевизора. Это был чуждый земной
поверхности грозный мир безмолвия, тьмы и холода, неподвижный,
неизменный, лишенный надежды и красоты.
сильно? - мелькнуло в голове Ганешина. - На полкилометра! Ясно же, она
должна лежать в этой впадине!" Ганешин стал наклонять объективы
аппарата вниз. Смутное темное пятно появилось с края рамки. Ганешин
быстро повернул рычажок. Пятно передвинулось в середину, приблизилось
и вытянулось. Неясные края его стали резкими. Черный цвет опять стал
казаться красным... Молодая женщина за спиной Ганешина слабо
вскрикнула, сейчас же зажав рот рукой. Яйцеобразный аппарат,
наклонившись, стоял в центре рамки, казавшейся теперь прозрачным
стеклом. Четкость изображения была настолько велика, что ясно виден
был свисавший сверху кусок оборванного троса, толстые петли
спасательных скоб и отсвет на иллюминаторе, который смотрел на