была пустяковой), а сам вместе со штурманом склонился над развернутыми
картами. Аварийная радиоустановка почему-то никак не хотела
действовать, и серьезно раненный радист не мог помочь летчикам. День
угасал, туман над океаном густел, а все еще ни один радиопеленг не
зазвучал в наушниках.
распорядился Сергиевский.
перекрещивались со стрелками на квадратной сетке карты. Вычисления
были недостаточно точны - слишком мало давали показания уцелевших
навигационных приборов. Однако гостеприимный берег - там, далеко
впереди, - простирался на тысячи миль. Отклониться настолько сильно на
юг и на север, чтобы миновать его, было невозможно. Взвесив все,
Сергиевский успокоился.
приборов. Океан скрылся, отступив в темноту, в которой лишь
угадывалось его опасное присутствие. Уже тысячи километров водной
пустыни остались позади, но внизу по-прежнему были одни волны, только
волны - вечное дыхание необъятной массы воды.
задержку самолета в бою и штормовые условия полета, должна была
значительно придвинуться.
расхода горючего. Больше трех тонн бензина еще находилось в баках
самолета, но это было уже много меньше половины первоначального
запаса. Расход горючего был чересчур высок: встречный ветер мешал
самолету двигаться с нужной скоростью.
все равно ничего не поделаешь - нужно лететь и лететь, а там видно
будет. Погода не благоприятствовала определению места самолета:
область циклона осталась позади, но высокие облака закрывали звезды.
Ночь тянулась бесконечно, времени для тревожных мыслей оставалось
утомительно много. Девятнадцать часов полета - и все еще никаких
признаков береговых огней!
отклонение от нужного курса. Сергиевский повернул немного к северу,
пытаясь выправить предполагаемое отклонение к югу.
сделали уже три с половиной миллиона оборотов. Оставалось всего
полтонны бензина, а берега все нет.
позади самолета. Прозрачное утро, казалось, несло надежду и радость. А
стрелки бензиномеров все ползли и ползли налево, к грозной для пилота
цифре - белому кружку нуля с толстой чертой, подчеркивающей страшный
символ: горючего больше нет!
совершенной реальностью. Еще немного - и могучая сила моторов
погаснет, бешено крутящиеся воздушные винты остановятся, и воздушный
корабль беспомощно рухнет в волны. Волны словно ждали своей добычи -
плавно и мерно вздымались они из глубин океана, застывая на миг, перед
тем как сникнуть, будто пытаясь достать низко летевший над ними
самолет.
взяли порядочно к югу... Самое важное для нас долгота, а с ней-то хуже
- примерно семьдесят девять западной... Ну, товарищи, должна быть
видна земля.
неподвижный гребешок высокой волны темная полоска возникла на
горизонте. К ней жадно устремились взгляды воспаленных, усталых глаз.
Емельянов поднял бинокль, и Сергиевский увидел, как летчик облегченно
вздохнул. Полоска темнела и утолщалась. Вот ее верхний край стал
неровным - обнаружились закругленные вершины гор или холмов.
Моторы, черпая последние литры бензина, гулко ревели, набирая высоту
для решающей минуты вынужденного спуска. Сесть на воду у берега было
нельзя - мощные волны бились о тупые выступы темных камней; крутясь в
провалах и трещинах, отбегали назад извивы пенящихся струй.
зеленым ковром по распахнутым вверх склонам ущелий и неглубоких долин.
Здесь тоже ничто не указывало на возможность благополучной посадки.
глаз, была покрыта сплошным лесом. Местами блестели на солнце
зеркальные пятна болотной воды. Направо, в отблесках моря, очень
далеко на севере, выступал узкий мыс, на котором угадывалось белое
возвышение, сделанное человеческими руками, - возможно, башня маяка.
Это были пальмы. Стрелки бензиномеров трепетали на нуле - товарищи
Сергиевского изо всех сил качали ручные насосы, не отрывая взгляда от
своего командира. Слева берег заворачивал внутрь суши и отклонялся на
запад. Самолет перелетел гребнистый и длинный, покрытый пальмами мыс,
и в этот момент неожиданно наступила тишина. Моторы остановились.
Только крайний левый еще издал несколько стреляющих вспышек, перед
крыльями замахали лопасти пропеллеров, словно предупреждая о том, что
больше держать корабль в воздухе они не могут.
приказал Сергиевский, толкнул штурвал вперед и повел тяжелую машину
вниз по пологой линии, стараясь протянуть спуск как можно дольше и в
то же время избежать роковой потери скорости.
взвились вверх зеленые выступы гор. Еще немного - и блестящий металл
красивой птицы сомнется, разлетится на бесформенные куски вместе с
исковерканными трупами летчиков. Но экипаж самолета безмолвствовал,
затаив дыхание, не решаясь расстаться с прекрасной машиной и надеясь
на искусство пилота. А Сергиевский, отдав приказ, уже не думал о
людях, весь уйдя в полное надежды усилие сохранить самолет и его груз.
Две-три секунды земля приближалась...
лесистыми выступами берега от ударов прибоя. Решение вспыхнуло
мгновенно: поворот, еще больший наклон самолета вниз - и земля
помчалась навстречу...
как послушного коня. Не выпуская шасси, самолет задел низкий лесок на
выступе берега в грохоте ударов и треске ломающихся деревьев.
Обессиленная серебряная птица смяла деревья, как траву, тяжело
плюхнулась в воду бухты и скользнула по ней среди брызг. Пробежав
полторы сотни метров, она остановилась совсем близко от высокого
противоположного берега. В последнюю секунду движения Сергиевский еще
успел выпустить шасси, чтобы использовать малейшую возможность
задержать инерцию тяжелого корабля. Маневр удался: огромная машина
легла на прозрачную голубоватую воду, слегка накренившись на правое
крыло.
крыло. Гнетущая тяжесть ответственности свалилась с души Сергиевского.
Он расправил плечи, радуясь ослепительному солнцу, ласковой воде и
буйной тропической зелени. Глубина воды под самолетом не превышала
трех метров, колеса шасси уперлись в плотный песок постепенно
поднимавшегося дна. Герметическая кабина не пропускала воды, а носовая
пробоина находилась выше уровня осадки самолета.
не совсем к месту назначения, но это не беда. Могло быть и хуже. А
сейчас мы где-то во Флориде...
говорили о далеком юге.
сном.
Рекомендую раздеться, не то сваримся с комбинезонах.
после отдыха подпереть хвостовую часть и правое крыло какими-нибудь
стойками для обеспечения полной безопасности машины от увязания в
грунте во время отлива.
полированной поверхности. Летчики вылезли, отдуваясь, наружу. Раненому
радисту стало лучше, и он был удобно устроен на сквозняке между двумя
вынутыми окнами.
на берег за подпорками для машины. Сергиевский оставил одного из
стрелков дежурить в самолете и, поднявшись на верхнюю часть левого
крыла, оглядел бухту, выбирая наиболее подходящие деревья.
берегового выступа возвышалась крутая скала с тонкими, изогнутыми
пальмами. Направо когтеобразный мыс порос перистыми деревьями, сплошь
покрытыми белыми цветами. Мыс пересекала широкая дорога, проложенная
самолетом. Обломанные вершины, вывороченные с корнем деревья и
нагроможденные у края воды свежерасщепленные стволы привлекли внимание
Сергиевского. "Много материала для стоек наготовили", - усмехнувшись,
подумал летчик. Некоторые обломки деревьев были отброшены далеко в
глубь бухты - такова была сила удара самолета, прочность его корпуса.