на минуту потерял дыхание. На гребне обрыва появились олени Алексея,
отставшего от нас. Увидев груду тел и нарт, он растерялся и судорожно
вцепился в нарты, вместо того чтобы спрыгнуть. Тела оленей вытянулись
в прыжке, нарты перенеслись через лежавшего под откосом геолога и,
ударившись о лед, развалились на куски. Алексей остался сидеть на
вещах, удивленно и испуганно моргая, а олени, оторвав бурундук,
сделали несколько скачков и остановились.
над своим приключением и решили ввиду поломки нарт добраться до
ближайшего корма и ночевать. Проехав еще немного до начала обширного
ската в Тарыннах, мы остановились в редком лесу. Здесь когда-то давно
прошел пал - лесной пожар. После него успел вырасти молодой березовый
и лиственничный подлесок. Старые лиственницы, лишенные ветвей и коры,
- самое лучшее топливо, и мы запаслись им в избытке, а кроме того,
разожгли громадный костер, чтобы отогревать и гнуть бурундуки и
обвязку копыльев. Геолог с Алексеем пошли на ближайший ключ сделать
промывку на золото, а мы с проводником заготовили весь материал для
починки.
возвращались. Я решил выйти им навстречу. Дневная морозная мгла
исчезла. Высоко над горами в прозрачном воздухе встала луна. Я вскоре
увидел две темные фигуры, спешившие мне навстречу.
покрывшей окружающий нас мир слоем искрящегося матового серебра.
геолог и указал вверх по долине Тарыннаха.
вершин с очень резко выделявшимися контурами. Глубокая черная тень
скрывала подножия гольцов, а холодный свет высокой луны прочерчивал
несуществующие пропасти и углублял далекие планы. Казалось, гигантская
серебряная пила висела в воздухе, ни на что не опираясь. Отдельно от
других стоял высокий башнеобразный пик с тремя зубцами на вершине,
замеченный мною еще раньше. Трехзубчатой вершиной пик словно касался
луны, под лучами которой сияли скалистые ребра и ледяные кручи его
южной стороны.
снова нарушил молчание геолог. - Голец Подлунный. Видите, уперся
своими зубцами в луну...
вторую засечку.
карту...
в палатке, мы отдыхали, обсуждая дальнейший путь. В три дня мы
рассчитывали добраться до Чарской котловины и дня в два - по котловине
до поселка. Пять дней - и можно будет спать в доме фактории, позволить
себе роскошь раздеться, поесть как следует...
лежали, делясь мечтами о скором приезде в поселок и небольшом отдыхе.
оленьего бега, скрипом нарт и человеческим голосом. После безлюдья
скованной морозом тайги появление человека показалось чудом, и все,
кроме меня, на ходу нахлобучивая шапки, выбежали из палатки. Я остался
на месте, как и подобает начальнику, испытавшему все виды таежных бед
и радостей. Вскоре в дверь палатки, нагнувшись, вошел неизвестный мне
человек, а за ним последовали и мои спутники. Вошедший уселся, поджав
ноги, около печки, горделиво поднял голову и, ударив себя в грудь,
громко произнес:
потупился и полез за трубкой. Это был высокий старый якут,
необыкновенно худой. Большие ястребиные круглые глаза, горбатый нос,
впалые щеки и узкое лицо с остроконечной бородкой напоминали Дон
Кихота.
поставил на печку свежий чай и мясо: раз "улахан тойон", так примем с
подобающим почетом. Помолчав приличествующее время, я произнес обычную
формулу:
рассказывай), - протянул старик.
затем старик неожиданно заговорил по-русски, очевидно найдя, что его
русский язык лучше моего якутского. С большим интересом якут
расспрашивал меня о путешествии, одобрительно кивая головой при
упоминании мной названий особенно трудных мест пути. Несколько раз
старик пытался меня поддеть на знании особенностей местной природы, но
благодаря большому опыту странствований я оказался на высоте
положения. Ему поднесли стаканчик спирта, он съел сытный обед и
несколько размяк, утратив свою надменность. Он сказал, что покажет мне
"такую штуку", какую я, наверно, не находил здесь. Старик быстро вышел
из палатки и направился к своим двум нартам.
хороший, всякий место знает.
протянул мне тяжелый обрубок бивня мамонта.
воздухе дугу, показывая его в целом виде. Кильчегасов опечалился, видя
мою осведомленность, а когда я сказал, что, вероятно, он нашел бивень
в подмыве берега, он и совсем погрустнел.
устье Лены, где бивни мамонтов валяются прямо на земле вперемешку с
костями китов и обломками принесенных морем лесин. Якут внимательно
выслушал меня, сплюнул и придвинулся ко мне, словно на что-то
решившись.
знают, чего-чего твой не знает. Я знаю голец, где такой мамонт рога,
как лес лежит. Его, оннако, не кривой, какой я нашел, а прямой,
мало-мало кривой.
кверху, будто вспоминая что-то.
ходил очень далеко, туда, - Кильчегасов махнул рукой на восток, -
видел, потом рассказывал. Ты слыхал, оннако? - обратился он к
проводнику.
смотрел.
исчезло.
место гольца Подлунного.
голец, прямо куча.
высокий пень. (Мы с геологом переглянулись, узнав в метком слове
старика своего вчерашнего крестника - голец Подлунный.) Это голец
стоит сам один, сюда ближе Токко вершина. Право гольца есть высокий,
ровный, чистый место - все равно стол. Это место рога, оннако, и
лежат. Там есть еще дырка большой, и там тоже рога.
любопытством.
пойдешь, вершина Тарыннах право пойдет, лево пойдет Ичончокит.
Ичончокит вершина пойдешь на средний перевал, там ниже ровный место,
оннако, маленький ключик. Этот ключик сходится Талумакит. Токко
вершина, оттуда налево будет речка небольшой... Киветы скала режет -
все равно нож. Оннако, Киветы пойдет тот плоский место... -
Кильчегасов подумал и сказал: - Верста девяносто ли, сто ли будет...
потрескивали. Я раздумывал о возможности сделать маршрут в сторону, по
труднопроходимой местности, при почти иссякших запасах продовольствия.
Геолог выжидательно поглядывал на меня, ничем не выдавая своих чувств.
Габышев обратился к старику по-якутски, и оба они тихо заговорили. Я
уловил лишь несколько знакомых слов: "большой порог... корма много...
нартами не проехать... черта много..."
Корнев Павел
Орловский Гай Юлий
Березин Федор
Афанасьев Роман
Шилова Юлия