познания. В то же время надменность молодых исследователей, по сути
дела невежественных технологов, воображающих себя учеными, доходит до
того, что они мечтают о переустройстве вселенной, даже не
приблизившись к представлению о сложности ее законов.
попытки вызвать его на спор об оценке научной деятельности института.
вентилируемое здание. Уже надвинулась тормансианская ранняя ночь с ее
глухой, беззвездной тьмой, в которой тонула тусклая серая луна. На
углу, над кубиком киоска, продающего дурманящее питье, горел фонарь.
Там толпились мужчины, доносилась хриплая ругань. Ветерок принес
смешанный запах напитка, курительного дыма и ночи.
вывел его по боковой лестнице на улицу. Затем оглядел в последний раз
неуютное пристанище и с радостью подумал о квартире со многими замками
и о встрече с Сю-Те, нежной, как и память о ней. Шагая в сопровождении
девятиножки по пустынной аллее чахлого сквера, он припоминал слова
профессора о гитау и решил заглянуть в музей естествознания. Но когда?
Завтра очередная работа с Таэлем над материалами, присланными с
дисколетом. Потом предстоит еще встреча с учеными
физико-математического института. Они жаждут неслыханных дотоле
откровений, а он ничего не сможет рассказать даже из близких ему
областей космофизики. Сблизить различные ходы мышления сумел бы
выдающийся педагог или популяризатор, а не он, Вир Норин. Кроме того,
эта тяга к откровениям в науке метафизична.
девятиножка. Поперек аллеи стояли шесть тормансиан, освещенных далеким
ртутным фонарем. Вир Норин раздумывал: идти им навстречу или
подождать. Он не боялся ничего, даже если бы шел совершенно один, а в
присутствии СДФ не существовало вообще никакой опасности. Но он мог,
обороняясь, нанести тормансианам повреждения, и этого следовало
избежать.
несомненных "кжи", приближаясь к землянину.
видел ее в загородном саду. Ее зовут Эвиза Танет. Эвиза Танет,-
повторил, вернее, мечтательно пропел тормансианин.
сказала, чтобы я шел к вашей владычице. У нее тоже красивое имя, не
такое, как у Эвизы, но звучит приятно: Фай Родис. Сказала, чтобы я
обязательно поговорил с ней, потому как это важно и для нас, и для
вас. Почему - не знаю. Но я обещал. А получилось, что я, всем
известный Гзер Бу-Ям, перед которым трепещут "кжи" и "джи", не могу
исполнить обещание. Владычицу Фай Родис охраняет целое войско лиловой
дряни, а "джи" мне не верят. Думают, что я подкуплен "змееносцами". А
зачем мне этот подкуп.
владычицей?
стена, за которой можно спрятать свет экрана.
Норина в сторону от главной аллеи, где стояла длинная, поставленная
поперек дорожки плита, испещренная назидательными изречениями. Такие
плиты встречались в разных местах города, но Вир Норин никогда не
видел, чтобы хоть кто-нибудь читал надписи.
Действительно, на вызов его СДФ Родис откликнулась почти немедленно.
Она появилась на импровизированном экране каменной плиты не в той
черной тормансианской одежде, какую обычно носила в Хранилище Истории,
а в коротком белом платье с голубой отделкой.
не то восторга.
Эвизы Танет. Родис подозвала Гзер Бу-Яма в освещенное поле
передатчика, несколько секунд всматривалась в него и сказала:
Всемогущему Времени, поверните направо от него, к восьмому дому по
улице Последней Войны. Первый раз приходите один. Сколько времени вам
потребуется? Я буду ждать вас и проведу к себе.
получается просто у настоящих людей! Ладно, передавай мой поклон Эвизе
Танет! Жаль, что я ее больше не увижу.
со звездолетом и вызвать Эвизу Танет.
и крепко сжал ладонь Вир Норина.
было нелегко.
переулках старого района столицы, его привел бы к месту острый слух
землянина. Собачий лай слышался издалека, так как псы были плохо
воспитаны, подобно своим хозяевам.
возгласом "Спасибо, спасибо!" она бросилась к Вир Норину и вдруг
замерла, побежденная застенчивостью. Оказывается, ей уже достали
кусочек голубой пластмассы с нужными знаками и штампами, дающий право
на проживание в столице.
низкий, чем горловые фальцетные голоса тормансиан, но более высокий и
звонкий, чем грудные меццо-сопрано женщин звездолета. Сю-Те с
материнской заботой женщин Ян-Ях, обязанных прежде всего кормить
мужчину, приготовила ужин из запасов хозяина и огорчилась, узнав, что
Вир Норин по вечерам ничего не ест, а только пьет, и то какой-то
особый напиток. Если бы звездолетчик знал, с каким трудом было связано
приготовление пищи у тормансиан на их примитивных нагревательных
приборах, он постарался бы что-нибудь с(r)есть. Но, ничего не зная о
горячих плитах и вечно пачкающихся кастрюлях, он спокойно отверг еду.
Девушка попросила позволения прийти к нему, когда он отдохнет. У нее
есть очень важный вопрос.
Норин не смог уклониться или хитрить под открытым взглядом, всей душой
требовавшим правды.
далекой планеты Земля. Да, я с того самого звездолета, о котором вы
слышали, но мы, как видите, не банда космических разбойников и
шпионов. Мы одной крови, наши общие предки больше двух тысяч лет назад
жили на одной планете - Земля. Вы все оттуда, а вовсе не с Белых
Звезд.
совсем особенный, и я сразу поняла это. Оттого легко и радостно с
тобой, как никогда еще не было в моей жизни! - Девушка опустилась на
колени, схватила руку астронавигатора, прижала к щеке и замерла,
закрыв глаза.
тормансианку и усадил в кресло около себя.
землян. В СДФ было несколько "звездочек" для самого первого знакомства
с жизнью Земли.
восхищение милой слушательницы воодушевляли Вир Норина, отгоняя
предчувствие, томившее его с некоторых пор, что он не увидит больше
родную, бесконечно любимую Землю.
недобрую психическую атмосферу. Общая недоброжелательность, подозрение
и особенно глупейшая смешная зависть соревновались с желанием любой
ценой выделиться из общей массы. Последнее земляне об(r)ясняли отзвуком
прежнего колоссального умножения народа, в миллиардах которого тонули
личности, образуя безымянный и безликий океан. Психическая атмосфера
Ян-Ях уподоблялась плохой воде, в какую иногда попадает неосторожный
купальщик. Вместо покоя и свежести приходит чувство отвращения, зуда,
нечистоты. В старину на Земле такие места называли "злой водой".
Везде, где реки не текли с солнечных гор, где ручьи не освежались
родниками, лесами и чистым дождем, а, наоборот, застаивались в
болотах, мертвых рукавах и замкнутых бухтах, насыщаясь гниющими
остатками жизни. Так и в психической атмосфере - тысячелетний застой,
топтание на месте, накопление недобрых мыслей и застарелых обид ведет
к тому, что исчезают "свежая вода", ясные чувства и высокие цели там,
где нет "ветра" поисков правды и прощения неудач.