себя, не через свою любовь и ревность, а так, как если бы он сам
оказался на месте Тиллоттамы. Эти новые мысли не исчезали, а
возвращались снова, и он понял то направление его чувств и мыслей,
которое вело к победе над собой.
которую надо отнять у другого владельца, отнять так, чтобы быть
исключительным, абсолютным обладателем любимой в ее прошлом, настоящем
и будущем. И ярость собственника, не властного над прошлым, не имела
границ. Но Тиллоттама не вещь, она идет по своему пути. Помочь ей,
оградить от страданий и унижения, каких так много угадывалось за ее
необычной судьбой... Если он не совладает с низкой своей душой, то он
не будет ее возлюбленным, и пусть так! Но любить ее, как свою радость
художника, никакие силы неба и ада не смогут ему помешать!
безысходность свалилась с него, как ноша с поднимающегося на кручу
путника. Нагой и беспомощный, замурованный в подземелье, он стоял во
мраке, с надеждой глядя невидящими глазами. И постепенно бездонная
глупость его поступков обрисовалась перед ним с унизительной ясностью.
оставив девушку во власти грубых и жадных дельцов, для которых она
лишь инструмент наживы, удачно служащий их чувственным утехам.
мудрый Витаркананда, столько времени провозившийся с ним, чтобы
научить тому, что он должен был понять сам с первого же часа
выздоровления.
он вспоминал, как долго он занимался только собой, своими
переживаниями. Тревога все росла. Что делается там с Тиллоттамой? Что
подумала она о нем? Кто он - жалкий трус, обещавший так много и ничего
не добившийся, подло бежавший!.. А он в лунном очаровании Кхаджурахо
еще казался себе подобным героям древности!
зеркальные лагуны траванкурских поселений, могучие пальмы,
склоняющиеся перед лазурным простором океана, синие камни Кардамоновых
гор, веселый разгул морского ветра и мужественно-грустные песни
малабарских рыбаков. Легкие белые одеяния женщин, их веселые открытые
лица.
находится на широком проспекте Мэл. Скорее она приютилась на Анаркали
или спряталась еще дальше, где-нибудь за Стеной. Узкие темные улицы,
пропахшие кухней, гниющими фруктами и нечистотами, с миллионами мух, в
духоте и гаме. Женщины в широких покрывалах, скрывающих их с головы до
пят, бредут серединой улицы, и им уступают дорогу, точно прокаженным,
ибо никакой правоверный не позволит себе коснуться чужой женщины даже
случайно. Где-то среди этих сотен тысяч чужих людей живет одинокой
пленницей самая прекрасная девушка Индии. Наступает лето, невыносимое,
в Лахоре, с его изнуряющей духотой, а Тиллоттама должна вернуться
туда. Даярам поклялся, что он не будет более ждать ни минуты. Как
только его выпустят, он кинется разыскивать девушку, и свой осенний
праздник Онам в сентябре этого года Тиллоттама встретит на родном
малабарском побережье!
несколько лет? По какому безумному порыву попал он сюда, в
первозданный мрак, будто в самый тамас - пучину бездеятельной инерции,
противостоящей активному началу природы - Пракрити? Да, много столетий
бичом Индии был глубокий индивидуализм духовных поисков, ритуалов,
путей в жизни. И он, тридцатилетний образованный человек современной
Индии, пошел тем же старинным путем. Там, в настоящей жизни, есть
верные друзья, товарищи. Не одинокому, а окруженному друзьями - вот
как надо было освобождать Тиллоттаму. Один Анарендра стоит нескольких
человек, а ведь есть еще Сешагирирао - инженер-химик, автомеханик
Арвинд - самые закадычные друзья, и к ним он обратится в первую
очередь. Все вместе они разработают план. О боги, он дальше от них,
чем если бы был в Америке!
То, что казалось грозной силой для поклонника красоты, что могло бы
действительно быть повернуто на подчинение и беду мужчины, то у такой
девушки, как Тиллоттама, оборачивалось великой уязвимостью. Она,
словно травинка, не может уйти от топчущих ее ног на краю
неогороженного сада. Стремление освободиться загорелось в нем с еще
большей силой. Обламывая ногти, Даярам царапал засохшую глину,
стараясь раскачать плиту-заслонку, чувствуя, что сойдет с ума.
Простершись на вогнутом каменном полу, он в тысячный раз старался
сосредоточить всю волю, чтобы передать Витаркананде свое безумное
желание покинуть темницу. Дыша глубоко и медленно, Даярам вкладывал в
каждый удар сердца призыв к гуру. От сосредоточения воли и размеренных
повторений мысли кружилась голова, странное оцепенение ползло вверх по
ногам. Художник впал в забытье. Окружавший его мрак исчез, он лежал в
сером сумеречном свете и слышал все повышающийся звенящий звук. Даярам
понял, что умирает. Веселое лицо Тиллоттамы склонилось над ним, в ее
печальных глазах он прочитал бесконечное сострадание.
протянул руку, чтобы сорвать ее, но кто-то ласково удержал его.
будет смотреть. А пока поешь.
голос учителя рядом, удобство ложа - какое блаженство! Но сомнение все
же не давало покоя Даяраму.
освобождали? Или я, - в страшной тревоге Рамамурти сел, - я сплю?
тебя в Иога-Нидру - глубочайший сон без видений. Потрясение могло
оказаться слишком большим!
меньше года! Ты услышал мой призыв, учитель! - со слезами
благодарности прошептал Даярам.
осталось совсем немного. Но ты сумел передать мне свои чувства,
достигнув, как видишь, большой силы. Правда, ты сделал это в великом
порыве любви, а не сосредоточением освобождения. Потому твое
достижение было лишь мгновенным, а затем ушло безвозвратно. Но не
волнуйся, два дня тебе надо провести в келье, привыкая к миру.
молчанию, сопровождавшемуся размеренным дыханием, понял, что тот
размышляет.
приказал ему лежать, поднялся и вышел.
ожидание в сравнении с безнадежным полубытием во мраке!
Даярама небольшую чашку, он приказал выпить и лежать, не двигаясь и не
разговаривая. Вяжущее, густое и сладковатое питье вызвало мучительное
чувство жара, покалывания, необ(r)яснимого стеснения, которое
распространилось из-под ребер по всему телу. Невольный стон вырвался
из стиснутых челюстей Даярама.
уже много веков в книге тибетской медицины Жуд-Ши, которая всего лишь
перевод вашей Аюр-Веды, - сказал гуру, пристально следя за поведением
ученика. - Хорошо! - одобрил гуру. - Теперь это.
запил их молоком. Жгучее стеснение прошло, в теле появилась небывалая
энергия, голова стала ясной и холодной. Гуру положил руку на сердце
Даярама, приказал плотно зажмурить глаза и сорвал повязку. Свет
пробился сквозь веки, вызвав ощущение удара.
свет. Он успел увидеть бороду учителя, стену комнаты и свалился ничком
в сильнейшем головокружении. Витаркананда сидел около постели,
оглаживая длинную бороду. Даярам сел и стал впивать в себя чудесный
свет полутемной комнаты. Он видел, теперь уже не было сомнения, он
вернулся в мир видимых вещей!
туповатой и апатичной, чтобы сделать ее более чуткой и тонкой. А у
таких, как ты, вынуть чувство красоты мира - значило бы опустошить
душу. Продолжительное пребывание во мраке убило бы твое "я". Слишком
мала бы оказалась ступень самосовершенствования и слишком дорогой
цена, какой она была бы достигнута. Теперь ты знаешь, что твоя дорога
ведет в мир людей, прекрасный и страдающий, светлый и темный,
радостный и несчастный.
властвовать над собой злобе, зависти и жадности, но помни, что слепая