ней лежала важная обязанность подготовить зимнюю базу, так как нам
предстояло работать в Монголии в начале зимы.
чего-нибудь. Два цирика разобрали старую юрту, служившую кухней. Не
раз в особенно холодные вечера мы собирались сюда в тесный кружок,
грелись, курили и рассказывали разные истории. В правой стороне двора
упаковывали коллекции, тут же на стене Эглон сушил шкуры и рога
дзеренов, левее, у входа, стояли бочки и баки с водой. Крыша дома
нависала над проходом, превращая его в туннель. Я прошел по этому
темному туннелю в кладовую через дверь в задней стене дома.
Испорченные покрышки и камеры, разбитые аккумуляторы, поломанные
рессоры лежали в углу. У стены высился штабель ящиков - научная добыча
нашей экспедиции - все еще добрые три тонны, хотя и "Дракон" был
нагружен до отказа, и "Смерч" свез в Улан-Батор одну партию. Правее
лежали мешки с мукой, крупой, тюки с уже ненужным снаряжением.
притягательной силой. Должно быть, совокупность снаряжения, продуктов,
инструментов, приведенная в готовность, дает ощущение прочного
фундамента, обеспеченности выполняемого дела. И сейчас каморка,
заставленная всеми этими вещами, вместе с научными сокровищами, с
трудом добытыми из безвестных гор, показалась мне уютной. Я прикинул
об(r)ем подлежащего вывозке имущества и со смутным сожалением вышел.
Временный дом наш, обиталище кучки советских людей на окраине аймака,
посреди огромной пустынной равнины, - завтра его у нас больше не
будет.
водителей. В морозном мраке загорелись факелы - начался разогрев
машин. Андросов с Лукьяновой как остающиеся готовили чай. Мы,
уезжающие, поспешно сворачивали и увязывали постели.
Мы надели полушубки, натянули кое-как дешевые козьи дохи, сшитые на
людей много меньшего размера, и превратились в косматых и неуклюжих
страшилищ. В кузове, на скамейке, составленной из покрытых кошмой
ящиков, я уложил сумку с картами и полевыми дневниками, повесил на шею
бинокль, ФЭД, между колен зажал винтовку - таково было снаряжение
члена коллегии проводников.
уселся в кабину, разложив свои записные книжки, компас, трубку. Только
Орлов, по обыкновению, копался в своем чемоданчике на крыле "Смерча".
У нашего Юрия Александровича была удивительная потребность - брать с
собой в кабину множество ненужных вещей. Как мы ни уговаривали его
передать все тючки и чемоданчики наверх, где сидели бдительные
оруженосцы - наши рабочие, профессор упорно отнекивался и ехал,
обложенный своим скарбом.
Андросов ответил тоже выстрелом, стоя у своего "Дракона".
понеслись на север. Нам нужно было проехать до Холод (Холт) сомона и
оттуда повернуть на Шарангатай. Близко от аймака находилась большая
глинистая котловина. Клубы густой пыли взметнулись от колес машин, и
показалось психологически странным связать мороз с освещенной яркими
лучами восходящего солнца пылью самого летнего вида. Впоследствии я
привык к этому, обычному для Монголии, явлению.
ставшая при высоко поднявшемся солнце еще более однообразной и серой.
Резкие черные круги выделялись там и сям на равнине. Это диски
автомобильных колес, главным образом от "ЗИСа-5", разбросанные
беспечными монгольскими водителями во время войны по всем главным
дорогам республики. Диски заменили теперь классические верблюжьи
кости, когда-то обрамлявшие караванные пути. Конечно, кости
встречались гораздо чаще, диски разбросаны на больших расстояниях, но
и скорость автомашины несравнима со скоростью каравана. Таким образом,
в конце концов впечатление одно и то же...
маленькую бутылочку со "шкаликом" для Андросова, мы поспешили дальше.
Хотелось до темноты достигнуть старой дороги, чтобы с утра ехать по
определившемуся пути. Но судьба рассудила по-другому.
установленном по карте для поворота с дороги, и стали ждать отставший
"Смерч". Ждали его целый час и поехали назад, километров двенадцать,
где нашли машину в беспомощном состоянии, с замкнувшимся накоротко
аккумулятором. Чинили, тащили на буксире и бились так до темноты.
Пришлось встать на ночлег в трех километрах к югу от сомона. От(r)ехали
с километр в сторону от дороги. Набрали аргала, зажгли костер и при
его свете разобрали аккумулятор. Ветер, вначале помиловавший нас,
зашумел на открытой равнине. Чаю напились под прикрытием машины, затем
каждый поставил себе койку, где понравилось. Защиты от ветра,
крутившего и заходившего со всех сторон, все равно не было.
Раздеваться казалось страшно, но и лезть одетым в спальный мешок, увы,
всегда тесный, настолько неприятно, что это делать можно только в
особых случаях...
по окрестности. Под тонким песчаным слоем по всей равнине выходили
коренные породы, образуя плоское скалистое дно. Каждый ничтожный
холмик был покрыт россыпью крупных кусков кварца и красной яшмы. Я
собрал несколько халцедонов и, перейдя маленький ложок, вышел на
равнину, испещренную выступающими гребешками твердых пород, до блеска
отполированных ветром и покрытых черным пустынным загаром. Под одной
из кубических черных глыб были воткнуты в песок кусочки кварца,
очерчивавшие круг около полуметра диаметром. В центре круга лежали
пестрые халцедоны. По-видимому, где-то здесь стояла юрта, и дети
оставили по себе память на этой сейчас безжизненной равнине, одной из
древних хаммад - каменистых участков пустыни, сейчас зарастающей с
наступлением, пока еще очень робким, более влажного периода.
Аккумулятор был готов. "Смерч" на пробу послали в сомон за водой: мы
хотели ехать допоздна и не зависеть от колодцев.
нашли старый тракт, по которому добрались до Шарангатая, вернее, до
того, что было им раньше. Сейчас от станции остался только колодец;
земля, выровненная вокруг него, покрылась высокой дерисовой кочкой.
Одинокая гора Халдзан-ула ("Лысая гора") дала возможность
ориентироваться. Проехав гору, мы повернули на восток, спустились с
низкого увала в котловину Мурун-тала ("Равнина большой реки") и
заметались в тревоге между громадными пучками дериса. Проехали еще
около километра и увидели первые столбы. Некоторые из них лежали
поваленные, на изоляторах других еще висели куски проволоки. Но самое
важное - вдоль столбов шел едва заметный, заросший на холмиках и
смытый в лощинах автомобильный след. Значит, машины когда-то проходили
здесь. Наступило общее успокоение, особенно для шоферов и для
начальника экспедиции. Если бы дорога оказалась очень тяжелой, то мы
могли бы задержаться еще на "холостом" пути в Сайн-Шанду до
наступления морозов, тогда прощай палеонтологические раскопки!.. Но
теперь следы давно прошедших автомобилей неоспоримо доказывали, что
наши машины пройдут тоже. Отлично! Линия столбов едва выделялась
прямой серой гребенкой на красноватой поверхности глинистой котловины.
Всякие следы машин исчезли, но глинистая корка была тверда, и
полуторки шли без затруднений от столба к столбу. Несмотря на издевки
профессоров, мы, проводники, держались поближе к столбам, справедливо
рассудив, что при будущих об(r)ездах гор и обрывов следует находиться в
наименьшем удалении от "путеводной звезды".
словно искусственно выглаженном дне растительность почти
отсутствовала. Только кочки полыни и сухие редкие кустарники какой-то
колючки виднелись на комковатой твердой почве малозаметных возвышений.
Я попытался представить, каково бы было пробираться здесь во время
дождя. Едва я решил, что передвижение в дождь абсолютно невозможно для
автомашин, как увидел сначала один, а за ним невдалеке и второй
высохшие трупы верблюдов. Следы, запечатленные в затвердевшей глине,
отразили все происшедшее в момент гибели животных. Почва кругом была
истоптана - видимо, застигнутые дождем верблюды бесцельно кружили по
липкой, размокшей глине, но совершенно не могли выбраться или теряли
направление. Борозды скользивших ног, ямки от колен падавших животных,
вмятины от их тел - вся трагедия была как на ладони. Выбившись из сил,
животные издохли еще до того, как глина успела высохнуть. Трупы
верблюдов все еще были облеплены твердой, точно цемент, коркой глины.
грозными ловушками для верблюдов, приспособленных к сухой почве
гобийских равнин и гор. Однако для антилоп, оленей с цепкими копытами
или для лошадей с их "дорожной памятью" и отличной ориентировкой
вязкие глины не являлись серьезной опасностью. Нужны были уж слишком
сильные и продолжительные дожди, чтобы превратить их в топи.
выехали на мелкосопочник Цонгор-Баян ("Богатый ухабами и ямами"). Нас
окружило море холмов. На вершинах повсюду торчали развалины твердых
пород, очень светлых, почти белых - известняков, мраморов,
светло-серых глинистых сланцев, кварцитов. Веселый и светлый тон всей
местности оживлялся перистыми гривами дериса. Как золотистые оторочки,
вились они под ветром между холмами в солнце ясного осеннего дня.
Автомобильный след то терялся, то выступал на верхушках холмов, и