много интересного знали о прилегающем к аймаку районе. Вот что ни в
каких мечтах не могло бы прийти к любому из наших великих
предшественников - русских исследователей Центральной Азии: волшебная
скорость автомобильной экспедиции!..
решив начать исследование со слоев, лежавших ниже базальта, повернули
на запад от родника. Около пяти километров ехали вдоль базальтового
гребня с его северной стороны и остановились перед множеством сильно
размытых холмов. Здесь хорошо вскрывались подбазальтовые песчаники.
Пока мы с Громовым и Данзаном ходили, проводник и Андреев резали
барана и варили обед.
песчаниках и конгломератах. Множество истертых до неузнаваемости,
обугленных растительных остатков переполняло более тонкозернистые
прослои. Мы нашли какие-то круглые футляры из крепкого желтого
песчаника, внутри наполненные рыхлым и легким беловатым веществом, в
котором залегали тонкие и крепкие окременелые стволики, покрытые
сверху углистым веществом. В первый раз я наблюдал такое сохранение
ископаемых растений.
когда наши усилия увенчались успехом - сначала были найдены отдельные
обломки костей, а потом и большая глыба с остатками черепа. Хотя
песчаник был кремнист, тверд и труден для препаровки, находка черепа
была важной. По нему можно было определить животное и, следовательно,
установить геологический возраст подбазальтовых слоев. Поэтому мы так
и старались найти здесь кости, тщательно собирали всякие обломки и
решили во что бы то ни стало взять череп. Тащить большую глыбу породы
нашему небольшому отряду было не под силу. Оставалось только подвести
сюда машину. Андреев, искусно маневрируя, взобрался на гребень из
слоистого песчаника, сумел развернуть на нем машину и боком сполз в
небольшую долинку, где лежала глыба с черепом. Не теряя времени, мы
собрали все обломки, разделили глыбу на две части, обернули кусками
кошмы и приготовили к погрузке. Но тут наступила темнота, и при свете
костра мы успели только упаковать кое-что в ящик.
освещало хаос повсюду торчавших, безобразно нагроможденных
песчаниковых плит и накренившуюся, неведомо как попавшую сюда машину.
Кругом лежали окаменелые стволы с извитой и изборожденной
поверхностью, поразительно похожие на старый саксаульник. Пронин потом
так и звал эти стволы каменным саксаулом.
Их гладкие алюминиевые ножки как-то не вязались с дикой изрытостью и
шероховатостью камня. По выражению Андреева, мы забрались на ночлег,
"словно волки в чащобу", и этот лагерь в своих дневниках мы назвали
"Волчьим".
ветром, и только слабый наземный "хиуз" обдувал нас, временами налетая
из темноты. Я забрался в мешок и долго лежал не в силах уснуть.
Наконец я задремал, но тут же проснулся. Что-то неведомое, большое
лезло в лагерь, сопя и пыхтя. Спросонок я попытался вспомнить, куда
поставил винтовку, не вспомнил и окликнул пришельца. К великому моему
изумлению, это был Громов. Почтенный профессор отнес драгоценные очки
в кабину полуторки для лучшей сохранности, но при своей близорукости
оказался совершенно беспомощным в момент возвращения. Чтобы не
разбиться о камни и не упасть на бесчисленных рытвинах, Громов
предпочел вернуться в лагерь на четвереньках. Испытанный способ
отдаленных предков выручил: профессор вернулся со своей прогулки
невредимым.
Баин-Ширэ. С утра нарвали крупной полыни и устроили на дне машины
мягкую постель для глыб с черепом. Затем с большим трудом подняли их в
кузов и, спешно снявшись с лагеря, не позавтракав, поехали в сухое
русло, огибавшее с запада базальтовый гребень Хара-Хутул, чтобы
проверить самые верхние слои разреза. Но там оказались очень поздние,
вероятно, четвертичные конгломераты с гальками из хара-хутульских
базальтов и без всяких растительных остатков. По длинному каменистому
гребню мы с Громовым добрались до небольшой котловины, окруженной со
всех сторон холмами. На песчаных кочках рос сульхир, который
заготовляла целая группа аратов - мужчин и женщин. Я увидел довольно
большие кучки намолоченных зернышек, размером, пожалуй, мельче маковых
и более всего походивших на крупный песок. По просьбе Данзана араты
угостили меня куском лепешки из сульхира. Гобийский природный хлеб мне
понравился, хотя и был испечен без крупинки соли. По виду и вкусу хлеб
из сульхира показался мне чем-то средним между лепешками из манной
крупы и молотого ячменя. При виде лепешки мы вспомнили, что ничего еще
не ели, и, поблагодарив аратов, заторопились к машине. Андреев уже
спроворил чай и достал куски холодной баранины.
русел, впадавших в широкую долину. Все это поле, десятка в три
квадратных километра, предстало перед нами непосильным об(r)емом работы.
Андреев лихо спустился на своем "Смерче" в такой каньон, что, не будь
сам свидетелем, я никогда бы не поверил в возможность попасть сюда на
автомобиле. Спуск привел в бешеный восторг нашего проводника, и он
смотрел теперь на Андреева не иначе как с восхищением.
записывали, отбивали образцы, увязывали в мешочки, лезли на обрывы,
обливаясь потом. Картина постепенно прояснялась. Два костеносных
горизонта залегало над базальтами. Один из них - в серых песках -
содержал целые части скелетов утконосых динозавров - траходонтов и
походил на нэмэгэтинский. Второй, на самом верху, с обилием черепашьих
остатков, без сомнения, был тот, который на Баин-Ширэ залегал в самом
низу, в дне котловины. Песчаники с древесными стволами ниже базальтов
составляли третий костеносный горизонт Хара-Хутул, самый древний из
всех, виденных нами. Здесь лежал ключ к понимаю всего осадконакопления
в меловых бассейнах Восточной Гоби. На этом мы дружно согласились с
Громовым, принесли, вернее приволокли, образцы пород и найденные кости
к машине и повалились обессиленные.
хотя его выносливость ни в чем не уступала моей. - Всю Гоби хочет
исследовать!
- Не знаю, кто больше бегает по обрывам...
похожей на крышку саркофага. Я поднялся украдкой и взял ФЭД. Снимок
вышел удачным геологически - отлично показывая картину залегания
песчаников средней части разреза. Поэтому фотография фигурировала на
выставке в Доме ученых, а в пояснительной подписи значилось, что
справа на плите находится на отдыхе профессор В.И. Громов.
в верблюжью шерсть, употреблявшуюся у нас для особо хрупких об(r)ектов
вместо ваты, запас которой иссяк. День кончился, приходилось ехать.
размывы, промоины, уступы напоминали Нэмэгэту, но общий тон пород
здесь казался не красно-желтым, а серым. Обрывы и ущелья были меньше и
положе, чем в громадном лабиринте Нэмэгэту.
урочище Хонгор. В саксаульниках Гурбан-Сухайту с высоты покатых холмов
удалось рассмотреть лежавшую ниже равнину. Направо, вдали у черных
гор, саксаульники как будто редели, в них темнели пятна щебнистых
участков. Там мы нашли старую тропу. Теперь миновал и страх перед
саксаульниками - со скоростью в пятьдесят километров мы сделали
большой об(r)езд и очутились в идеально плоской котловине перед горами
Дулан-Хара ("Теплая чернота"). С восточного края котловины высились
грозные барханы песка метров в пятьдесят высотой. Дно котловины
состояло из красной, выглаженной, без единой травинки, глины. Лежавшая
на дороге пыль в последних лучах заходящего солнца казалась
багрово-фиолетовой, а дно котловины повсюду приняло кроваво-красный
оттенок. Вишневые отсветы легли на свинцовые склоны барханов. Как путь
мрачной судьбы в мертвой стране, стелилась вдаль зловещая красная
дорога.
"Конец Мира". Горизонт впереди темнел с каждой минутой. Но как только
мы выехали на старую дорогу, среди светлой полынной растительности с
широкими холмами, сразу сделалось светлее, хотя последние проблески
заката гасли позади. В лагерь приехали уже при свете фар, едва-едва
отыскав в темноте поворот на плато. Всего два с четвертью часа
понадобилось нам на обратный путь.
узнать подробности про скелет и тем более увидеть его уже отчасти
вскрытым от породы. Но тут, к великому огорчению, оказалось, что
товарищи за те два дня, что мы отсутствовали, успели полностью
демобилизоваться.
думать взять скелет в этом году. Орлов подтвердил, что действительно
глина слишком тверда, а скелет слишком велик, чтобы мы с нашими двумя
рабочими и двумя шоферами смогли вскрыть его и заделать в деревянные
рамы-монолиты. Я рассердился и обрушился с бранью на Эглона, грозя
карами за беспечное отношение к делу. Эглон обиделся, отказался от
приготовленного ужина и забрался в спальный мешок. Чтобы рассеять