однообразные гряды гор, обступивших дорогу. На длинном спуске с
перевала в узкую долину оба склона были покрыты толстой снежной
пеленой до полуметра толщины. Мы точно сразу попали в Арктику.
машину, дать людям покурить и погреться, как Пронин затормозил. Все
поспешно попрыгали с машины. Долгое время шел молчаливый пляс. Если
кто-нибудь посмотрел бы на нас со стороны, то, ручаюсь, навсегда
запомнил бы это зрелище. Мрачные фигуры в косматых дохах и полушубках
сосредоточенно, со злобным упорством плясали на заснеженном перевале,
под светом высокой луны. Наконец ноги стали отходить. Мы закурили, с
наслаждением затягиваясь. Дорога уходила вниз длинным пологим спуском,
ветер разгуливал по ущелью, начиная свистеть все сильнее, мелкий снег
летел под луной серебристо-ледяной пылью. Данзан, единственный из нас,
проезжавший здесь ранее, об(r)явил, что до Улан-Батора осталось сорок
километров. Справа, за горами, проходила главная дорога, ведшая к
угольным копям Налайхи и дальше на Керулен. Но ничего не было видно
впереди - дикое безлюдье и морозная пустыня окружали нас.
погладил верную машину, безотказно перенесшую нас из Гоби сюда, к
преддверию монгольской столицы. Поднималась метель. Вспыхнули фары, и
мы стали спускаться в море крутящегося снега, крошечными огоньками
сверкавшего в свете фар. Вдали показались электрические огни. Машина
выехала на широкое шоссе с настоящими мостами, по которому мы и
понеслись полным ходом. Вот слева показалась цепочка огней,
расширилась, и появился весь Улан-Батор. Огни группировались горящими
пятнами с темными или слабо освещенными прогалинами. В них мы
угадывали тот или другой из районов ставшего знакомым города.
двора, нас ожидала двухкомнатная квартира. Электрический свет
стосвечовых ламп казался необычайно ярким. От большой печки
распространялась жара. Старый репродуктор передавал местную трансляцию
Москвы, и эти хриплые звуки показались чудесными. Два больших стола,
настоящие стулья, груда газет, журналов, книги и письма!
было не забираться. Лукьянова каким-то инстинктом определила наш
приезд сегодня или завтра и наварила превосходных щей. Пронин,
сделавший четыреста двадцать километров, был награжден стопкой водки и
отправлен спать. Мы наелись, накурились и растянулись на койках,
слушая тихую музыку, доносившуюся из репродуктора. Контраст с
заснеженными, обледенелыми горами, среди которых мы плясали под луной
два часа назад, был так велик, что это ощущение тепла, яркого света
уютного дома крепко врезалось в память. Еще утром мы собирались и
сворачивали свои постели в предрассветном сумраке на голой гобийской
равнине в таком расстоянии от этого дома, что путешественнику прежних
лет с верблюжьим караваном понадобилось бы восемь-десять дней на то,
чтобы дойти сюда! А мы в тот же вечер наслаждаемся вестями с родины и
кейфуем в настоящем доме!
городской жизни очень своевременно - на следующее утро мороз дошел до
двадцати семи градусов, и более не удалось отметить ни одного
заметного повышения температуры. Обычным стало тридцать пять ниже
нуля, и мои мечты вернуться в Гоби для раскопок скелета динозавра
казались теперь смехотворными.
рабочих и сотрудников, подведя итоги полевому питанию и всем прочим
расходам, приготовить финансовый отчет, написать предварительный
научный отчет, вычислить километраж и расход горючего по
автотранспорту - словом, целая гора обязательных и срочных дел,
одолевающих путешественника при чересчур строгой отчетности, принятой
у нас в Академии наук.
отчетностью предприятия, обладающего аппаратом финансовых работников,
и отчетностью экспедиций с их во многом непредвиденными и мелкими
расходами. Только покончив со всем этим, мы смогли приступить к
последней задаче - организации палеонтологического отдела
Государственного музея МНР.
живших в монгольской столице. Приглашенные на торжественное заседание
в театр, мы с особым чувством слушали стоя торжественные звуки
советского гимна. Члены правительства дружественной страны тоже стояли
вместе с нами, отдавая честь Советской державе.
сначала Данзан с большим под(r)емом прочитал официальный рапорт нашей
экспедиции, переведенный на монгольский язык, затем я сделал подробный
доклад о наших задачах, успехах и перспективах будущих работ.
и отбора образцов, передаваемых Музею МНР, мы устроили на складе
экспедиции, во дворе музея Сухэ-Батора. Склад не отапливался, и
публика в нем не задерживалась, хотя кости гигантских динозавров
возбуждали всеобщее любопытство.
в клубе имени Ленина и в университете - и пользовался большим успехом,
так как читал с под(r)емом, увлекая аудиторию. Это были первые доклады о
палеонтологии и палеонтологических исследованиях, прочитанные в
Монголии за все время существования республики.
монгольский язык и напечатанную в газете "Унэн" ("Правда"), и
несколько популярных информаций для лекционного бюро Комитета наук. В
работе не было перерыва, и дни не шли, а летели.
казалось неудобным, а нужного размера валенок или бурок не нашлось ни
в торгпредстве, ни в Промкомбинате. Мы с Орловым и Громовым ежились в
демисезонных пальто и полуботинках, совсем не подходящих к жестокой
монгольской зиме.
очень мало, и он как-то быстро испаряется с почвы. Голая земля и
щебень придают какую-то особенную жесткость морозу, а пыль при
сорокаградусном морозе кажется отвратительной.
слабее, чем летом. Днем на солнце темные поверхности, например борта
машин, двери домов так нагреваются, что на сильном морозе о них можно
согреть руки.
остатками завезенного на базу имущества. Профессора предпочли железную
дорогу самолету и уезжали домой через Наушки.
отвозил в Алтан-Булак взятых там рабочих и повара.
шубы, расцеловали на прощание. Машина тронулась, мы стояли, глядя ей
вслед. Недалеко от наших ворот была неглубокая канава, на которой
всегда подбрасывало машины: "Смерч" в(r)ехал в канаву, и... раздался
громкий хрустящий звук! Я сразу почувствовал, что дело плохо. "Смерч"
остановился, Андреев выскочил из машины, и, когда я подошел к
полуторке, "диагноз" уже был готов: сорвалась с заклепок передняя
серьга задней рессоры - авария исключительно редкая. Под общий смех
профессора и рабочие были водворены назад, в квартиру, разоблачены от
дох и полушубков. Пока бегали за четыре километра в гараж и оттуда
прибыла срочно разогретая вторая машина с набором болтов, прошло три
часа, и мы успели пообедать. Еще раз починенный "Смерч" миновал
роковую канаву, лихо развернулся на асфальтовом Сухэ-баторском шоссе и
понесся в Советский Союз. Профессора и рабочие долго махали
нам - грустно расставаться после гобийского путешествия, спаявшего нас
хорошей походной дружбой.
писал тексты, этикетки, составлял таблицы геологической истории и
геохронологии. Это все переводилось на монгольский язык и тщательно
писалось местными каллиграфами старомонгольской вязью, пока еще более
доходчивой для пожилого населения. Параллельно писался текст недавно
введенным русским алфавитом. Все это приходилось много раз проверять и
переделывать, приспособляя монгольские понятия для палеонтологической
терминологии. Очень большую помощь оказывал в этой сизифовой работе
Данзан, шесть лет проведший в Советском Союзе. Сам геолог, он отлично
понимал все, что требовалось выразить в этикетках и текстах. Другие
монгольские геологи - Гончик и Цебек - тоже усердно переводили тексты.
Эглон перепаковывал коллекции, реставрировал, готовил вместе с
механиком Монголтранса железные каркасы для выставляемых в музее
костей. Лукьянова разбирала, препарировала, склеивала старые музейные
экспонаты, приводя их в порядок.
Палеонтологическим музеем Академии наук СССР в Москве профессор К.К.
Флеров, прекрасный художник-анималист, превосходный реставратор
ископаемых животных, изготовил для музея МНР несколько картин. Не было
случая раньше упомянуть, что профессор Флеров приезжал в Улан-Батор в
составе нашей экспедиции, но вынужден был покинуть Монголию, так и не
Глуховский Дмитрий
Пехов Алексей
Посняков Андрей
Громыко Ольга
Майер Стефани
Афанасьев Роман