казался мягким. Дальше шли гранитные конусы, иногда острые, иногда
округлые и широкие, к середине просеченные одной или несколькими
черными жилами. Конусы местами приобретали овальные (в плане)
очертания - перед нами как бы застыло стадо белых зверей с черными
полосами на спинах. Левее и ниже, на спускавшейся к югу наклонной
равнине, среди океана мелкого саксаула мы заметили какое-то животное,
медленно двигавшееся налево от нас. Расстояние было слишком велико, а
наши бинокли слишком слабы, чтобы рассмотреть животное в мареве
нагретого воздуха. Видно было, что оно серого цвета и крупных
размеров. По предположению Намнан Доржа, это был дикий верблюд.
Действительно, по размерам животное не могло быть никем иным, кроме
верблюда. В этой совершенно пустынной и безводной местности не было ни
одного арата, и верблюд вряд ли мог быть домашним, хотя, конечно, он
мог оказаться одичалым.
("Святой отец"). Этот массив запирал нам дальнейший путь на запад, к
восточной оконечности Джунгарской впадины, но теперь мы не собирались
туда. Мы должны были повернуть отсюда к северу и выйти к южным отрогам
Монгольского Алтая. Там пролегала старая дорога, по которой мы
рассчитывали легко добраться до огромного хребта Ачжи-Богдоин-нуру
("Хребет Святого господина"), находившегося близко от юго-западных
границ республики, обследовать бэли этого массива, а также впадину
Хони-Усуни-Гоби ("Гоби Овечьих источников").
невероятную крутизну обрывов, обозначенных невиданным сгущением
горизонталей в ущелье, через которое шла на север старая вьючная
тропа. От колодца Цзамиин-Бильгиху ("Дорожный Закупоренный") с
отвратительной, насыщенной гипсом и горькой солью водой мы начали
углубляться в ущелье по дну широкого сухого русла, поросшего веселыми
округлыми кустами караганы. Велико было наше удивление, когда вдруг мы
пересекли след двух автомашин - одной маленькой "ГАЗ-67" и трехтонки
"ЗИС". Как выяснилось впоследствии, машины прошли здесь на Баян-Ундур
сомон ("Богатый Высокий сомон"). Это до крайности обрадовало нас,
потому что след автомобиля на гобийском бездорожье - это рука друга,
протянувшаяся на десятки километров безвестного пути.
полосами вертикальных жил, они создавали впечатление какой-то
человечески упорядоченной работы, особенно если рядом шли две
параллельные жилы. Жаркий день заканчивался прохладным вечером. Низкие
тучи наползали с северо-запада. Пятнадцать километров мы ехали по дну
ущелья, и горы становились все круче, выше и теснее. Серый песок
сухого русла вдруг потемнел, став влажным. Поворот - и внезапно среди
грозных, совершенно голых скал раскинулись заросли высокого камыша.
Кусты цветущих тамарисков окаймляли камыш справа, а слева, вдоль стены
ущелья, тянулась роща толстых евфратских тополей с раскидистыми
кронами. Так неожиданно возникло это царство буйной растительности,
заключенное в стенах мертвых гор. И сразу - движение и звуки жизни:
волны ветра по камышу и особый гордый шелест евфратского тополя! Но
вместе с радостями шли и неприятности жизни: тьма кусачей мошки
набросилась на нас, и ее жажда крови умерялась лишь порывами ветра.
Отборные клещи и крупные фаланги поползли к нам. Сырая и вязкая почва
под ногами была непривычной для нас после абсолютно сухой почвы Гоби,
Здесь находился знаменитый по качествам своей воды родник
Шара-Хулусуни-булак ("Желтый камышовый ключ"), и здесь нам предстояло
возобновить наш запас (во избежание всяких случайностей машины несли
тонну питьевой воды), потому что дальше, на протяжении свыше двухсот
километров, не предвиделось сколько-нибудь сносных колодцев.
роща одинаковых по возрасту и величине тополей дружно поднимала свои
ветви, сплетая их вверху, как руки, для совместной борьбы против
напора дикого и злобного ветра Заалтайской Гоби. Ущелье широко
раскрывалось, разбегаясь бесчисленными промоинами. Огромными ступенями
горы опускались к впадине Нарин-Хуху-Гоби ("Узкая Синяя Гоби"). Эта
впадина - одна из самых глубоких в Гобийской Монголии с абсолютной
высотой семьсот метров. Мы рассчитывали найти здесь поздние
геологические отложения, которые рассказали бы нам о последних этапах
существования азиатской суши, - например, о верхнетретичной эпохе.
произошло несчастье. На одной из остановок ко мне подошел Вылежанин и
сообщил, что в моторе "Волка" прибывает масло. Обычно спокойный и
насмешливый, сейчас Вылежанин был бледен и сильно волновался. Дело
было плохо: значит, в картер машины поступает вода из пробитой
прокладки блока. Действительно, масло сбилось в густую, комковатую
пену. Мы вылили его, заменили свежим и продолжали спуск во впадину.
Там, где мы предлагали остановиться для исследования и поисков костей,
можно было разобрать мотор "Волка". Спустя некоторое время мы уже
стояли на плоском дне впадины. Только небольшими пятнами виднелась
редкая низкая растительность на обширных полях черного щебня, сквозь
который проглядывала предательская желтизна пухлой глины. Убого и
пусто было здесь, на дне наших неоправдавшихся надежд. Никаких молодых
отложений, только низкие размытые холмики палеозойских филлитов -
черных сланцев с мощными кварцевыми жилами. Местами желтые блюдца
такыров нарушали черное однообразие. Около пятнадцати километров мы
проехали поперек Узкой Синей Гоби, когда увидели островок желтых
обрывов. Хотя было уже совершенно ясно, что Нарин-Хуху-Гоби не годится
для палеонтологов, все же мы должны были получить представление о
характере пород этих, явно поздних, отложений. "Волка" поставили на
ремонт. "Дзерен" повернул на запад, к северному борту впадины. Как ни
шагали мы с Рождественским и знаменитым искателем Прониным по размывам
тамошних желтых пород, - все наши поиски оказались бесплодными.
По-видимому, мы имели дело с очень поздними отложениями из остатков
перемытой коры выветривания.
целой - следовательно, дал течь блок где-то внизу, может быть, в
ничтожной раковине - дефекте отливки. Производить подобный ремонт
здесь, посередине Заалтайской Гоби, на постоянном адском ветре мы не
могли. Я решил, что "Волк" будет по-прежнему следовать за "Дзереном",
меняя масло, как только оно собьется в комья. Машину во что бы то ни
стало надо было вывести из этих недоступных дебрей поближе к
населенному пункту или хотя бы к воде, даже если бы для этого и
пришлось израсходовать весь наш запас масла. Ближе всего находился
Баян-Ундур сомон - в четырехстах километрах к северу, в горах
Монгольского Алтая. Проклиная ветер, мы собрали мотор. А ветер в
Нарин-Хуху-Гоби действительно был особенный. С непостижимой
настойчивостью он дул, нисколько не ослабевая и не усиливаясь, в
течение целого дня. Что-то возмущало нас в этой равномерной и упорной
силе ветра, укрыться от которого на плоской равнине было некуда.
буграх, скрывались фиолетовые, сравнительно светлые филлиты, издалека
отчетливого голубого цвета. Голубой полосой далеко на запад тянулась
впадина - действительно Узкая Синяя Гоби. Впереди крутой черной стеной
мрачного плоскогорья обрывался во впадину таинственный, не посещенный
никем из исследователей хребет Эдеренгийн-нуру ("Будничный хребет").
Сорок километров мы поднимались со дна впадины к первым отрогам этого
хребта. Сорок километров тяжелого пути в постоянной тревоге за
"Волка", по песчаному сухому руслу, которое становилось все более
рыхлым. Но доблестная наша машина упорно шла следом за нами.
Останавливались и мы в ожидании, потом Вылежанин махал рукой и
трогался с места.
тяжелом песке, рев моторов и унылое завывание низших передач
разносилось по мертвым просторам неведомого хребта. И случилось
чудо - от нагрева ли блока, от пригорания масла или еще от
чего-нибудь - щель в блоке мотора "Волка" закупорилась и вода
перестала течь в картер. Она не текла весь остальной маршрут и даже
еще рейс из Нэмэгэту до Улан-Батора. Только там, на заводе, нашли
повреждение - трещину, оказавшуюся дефектом отливки, которую тщательно
зачеканили и заварили.
Большие отдельности габбро-норита - вертикальные плиты, колонны и
лестницы - производили впечатление начатой и незаконченной
титанической работы. На склонах темно-серых скал зажглись серебристые
звездочки - это редкие пучки ковылька усыпали откосы ущелья.
Становилось все холоднее. Еще в Нарин-Хуху-Гоби вместо адской жары,
ожидавшейся в столь глубокой впадине, нас встретили хмурое небо и
холодный ветер. К вечеру пришлось впервые в Гоби надеть ватники.
Ущелье окончилось, и мы оказались на перевале, наверху плоскогорья
Эдеренгийн-нуру.
и вниз, в долину. Плоскогорье было светло-желтым от ковылька, а холмы
- черные или увенчанные на вершинах "пуговкой" обнаженного черного
камня. От низкого солнца ложились длинные заостренные тени. Казалось,
что черные мечи загораживают нам путь по желтой равнине. Внизу под
нами лежала еще одна впадина, на шестьсот метров выше Нарин-Хуху-Гоби,
откуда мы только что поднялись. За впадиной - невысокий гранитный
хребет Сомон-Хаирхан ("Стрела-хребет"), а за хребтом - гигантская
предгорная котловина, протянувшаяся на сотни километров вдоль южных
уступов Монгольского Алтая. В этой именно впадине и проходила старая
дорога, достигнуть которой мы так стремились. Насколько крут был южный