Иван ЕФРЕМОВ
ЮРТА ВОРОНА
западного окна полупустой палаты. Солнце глядело сюда с каждым днем
все дольше. Новенькая больница белела свежим деревом, сладковатый
аромат лиственничной смолы проникал всюду - им пахли подушки, одеяло и
даже хлеб.
прозрачную черноту металлической сетки на голубые дали лесистых сопок
и слушая глухой шум влажного весеннего ветра.
погасил последний огонек надежды, еще теплившийся у Александрова после
полугода страданий. Никогда больше крепкие ноги с широкими ступнями, с
узлами верных мышц не понесут его по горам и болотам, через бурелом и
каменные россыпи к заманчивым и непостоянным целям геолога - на поиски
новых горных богатств. Так сказал хирург после изучения рентгеновских
снимков, мучительных осмотров и совещаний с местными врачами.
Александров и сам это чувствовал, доверяя врачам больницы и вызванному
из Кызыла специалисту-невропатологу. Но человеческая вера в
необычайное неистребима, и... почему бы известному хирургу не знать
нечто новое, только что открытое, что смогло бы вернуть его
неподвижным, расслабленным, как тряпка, ногам былую неутомимую силу?..
взглядом - не понравился геологу. Может быть, потому, что, прощупывая
позвоночник и сверяясь со снимками, которые высоко поднимал, закидывая
голову с вызывающе торчавшим подбородком, хирург вяло спросил
стандартными "докторскими" словами:
проверял разведку интересного месторождения, увлекся и забыл, что
запоздалые проливные дожди размочили пласт мылкой глины в старом
шурфе. Туда ему понадобилось спуститься испытанным горняцким способом
- врасклинку. Но глина подвела, и он рухнул на дно шурфа, на глубину
двадцать два метра, сломав ноги и переломив позвоночник.
равнодушно, как будто речь шла о ком-то совершенно ему безразличном.
Он лишь не мог вспоминать о пережитом ужасе на мокром и темном дне
шурфа, когда, очнувшись, он понял, что ноги у него парализованы и
сломана спина. При этом воспоминании он и сейчас содрогнулся. Хирург,
положив ему на плечо твердую руку, тем же "докторским" тоном
посоветовал не волноваться.
расспрашиваете? Я вижу, что вам неинтересно.
врачи, не должны упускать ни малейшей подробности, когда даем
ответственное заключение. Вы понимаете, к чему я вас должен
приговорить?
- но ходить не придется... А мне нужно, чтобы вы ходили, и потому
каждая деталь важна, даже то, в каком настроении вы упали: да, не
удивляйтесь. Если, например, вы просто свалились на улице,
оступившись, но бодрый, подтянутый, с крепкими мускулами, - ничего не
случится. Но если в тот момент вы шли удрученный, больной,
расслабленный - грохнулись, как дрова, - вот, по пословице, много дров
и получится. И чтобы разбираться во внутренних повреждениях, наблюдать
заживление которых трудно, то ваше состояние в момент падения
немаловажно.
отбавляй! Вспомнил вдруг, что этот сорок первый шурф пересек край
порфиритовой дайки, и поспешил за контрольным образцом... проверить
свою догадку!
человека тут...
проницательный взгляд врача и понял, что хирург изучает его
психологически, вероятно, чтобы убедиться в отсутствии мнительности
или истерии. Александрову стало неловко, и он угрюмо отвернулся.
пункция, надоевшие поиски чувствительных точек на пояснице и
омерзительно недвижных ногах. Настал час, который запомнился геологу
на всю жизнь. Хирург пришел вместе с тремя врачами больницы. Низко
склонившись над распростертым на спине геологом, он взял его за руку.
Александров почувствовал, что рука хирурга чуть заметно дрожит. Сердце
замерло в ощущении непоправимого. Как ни готовился геолог к этому
удару, он оказался слишком тяжел. Ему пришлось долго лежать,
отвернувшись к окну, борясь с душившим его комом в горле, а четверо
врачей молча сидели, избегая взглядов друг друга.
наука развивается сейчас быстро! Мы спасаем от таких болезней, в
которые двадцать лет назад даже не смели вмешиваться...
хотите, мы отправим вас в Москву, в институт Бурденко...
правильно. Повреждение нервного ствола - куда денешься, если
раздроблен один позвонок и второй сместился. Счастье еще, что так!
Одним позвонком выше, и... вряд ли бы удалось вас спасти!
считаете - это счастье?
шприцем в руках. Оглушенный морфием, Александров смирился.
лежал, пытаясь найти свое место в жизни, которая предстояла ему. Точно
громадная пропасть отделила от него прежний мир увлекательного и
нелегкого труда, уверенной силы ума и тела в борьбе с бесчисленными
препятствиями, радости мелких и крупных побед, огорчений и последующих
утешений, жизни, согласной с природой человека и природой сурового
таежного края, поэтому полной и здоровой. Никогда Александров не
задавался мыслями о перемене профессии - она была интересна и в голых
горах Средней Азии, и в болотистых лесах Якутии, или здесь, в Туве,
где он закрепился еще до войны. Он был прирожденным геологом, полевым
исследователем и так упорно отказывался от всех предложений переехать
в крупный центр и занять руководящий пост, как надлежало ему по опыту
и заслугам, что начальство перестало его тревожить.
борьбы, и вот шестой месяц он лежит на койке и никак не может
привыкнуть к своей ужасной беспомощности, к нечувствительным,
неподвижным ногам. Испытанные верные друзья - ноги... Какие они
жалкие, как беспомощно волочатся они мертвым грузом, когда он учится
ходить! Нет, кощунство назвать это ползание на костылях ходьбой! И это
будет всегда, до конца жизни, если то, что будет дальше, можно назвать
жизнью. Жизнь, которая хуже смерти... Как найти в ней себя?
положение этого стального коммуниста было гораздо тяжелее. Слепой, с
окостеневшими, неподвижными суставами, он боролся до конца и создал
бессмертную книгу, а своим примером - неумирающий образ
комсомольца-героя. Но Александров, простой геолог, был силен лишь в
борьбе с природой выносливостью и сноровкой опытного путешественника.
А на борьбу с ужасом вечной постели, с ничего не чувствующими, точно
чужими, ногами у него не хватает мужества. Нет никакой зацепки, опоры,
будто летит он в черноту бездны и нет ей конца! Написать книгу - о
чем? Даже если бы у него вдруг оказался талант, его жизнь так же
проста, как у многих сотен тысяч жителей Сибири. Хорошо было Николаю
Островскому, вся жизнь которого - непрерывный революционный подвиг.
Впрочем, как это хорошо? Что за глупость лезет в голову! Слепота - что
могло быть страшнее для него, сильного, жизнелюбивого человека!..
которых ощутимо душил, давил его. Не мигая, геолог смотрел в окно,
гипнотизируя себя видом меркнущей на закате горной дали, и наконец
заснул.
Почти каждый день в эти бесконечные полгода, едва окончив работу, Люда
прибегала сюда, сидела у его изголовья, страдающая и молчаливая.
мире смотреть с уверенным эгоизмом красивой молодости. Она оказалась
совсем не подготовленной к удару, поразившему ее умного и сильного
друга - мужа. Катастрофа надломила ее. Люда растерялась, не зная, как
лучше ей поддержать любимого в тяжелом несчастье. Проливая потоки слез
от жалости к нему и к себе, она продолжала искать в нем прежнюю верную
Бажанов Олег
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир
Сертаков Виталий
Лукин Евгений
Прозоров Александр