том пригласил Игоря Сергеевича в комнату.
дубовым столом с бронзовым канделябром о семи свечах сидела компания из
четырех человек. Блистали гранями тяжелые хрустальные бокалы с шампанс-
ким; бутылка темного стекла отбрасывала длинную тень по столу, рядом ле-
жала пузатенькая разбухшая пробка - настоящая, из пробкового дерева. При
виде майора сидящие за столом полуобернулись к нему, едва заметно изме-
нив позы. Тени их на стенах и стеллажах замерли в четком графическом ри-
сунке, будто наведенные углем. Более всего смутила майора нездешняя
изысканность поз, на одежду он поначалу не обратил внимания. Спо-
койствие, достоинство, благородство читались в их осанках, в их точеных
профилях на обоях. Другими словами, вид их никак не напоминал ни одно из
застолий, с которым пришлось майору повстречаться на своем веку.
дома, в стенах которого мы имеем честь пребывать, - с легким полупокло-
ном в сторону Рыскаля произнес Лаврентий Родионович.
говоря по-старинному.
сдержанными кивками, и отметил, наконец, что гости Лаврентия Родионовича
одеты под стать хозяину. Один был в таких же буклях и зеленом камзоле,
другой - в сюртуке со стоячим воротником и небрежно завязанным черным
бантом, третий в тройке из серой мягкой шерсти и при галстуке с рубино-
вой булавкой, четвертый - во фраке. Лицо этого четвертого показалось ма-
йору мучительно знакомым, он готов был поклясться, что где-то видел это
некрасивое смуглое лицо, обрамленное курчавыми черными бакенбардами,
тонкий нос с чуткими крыльями ноздрей, чуть припухлые губы и неожиданно
голубые глаза.
ин.
в прихожую.
он заразительно захохотал, запрокинув голову. Гости поддержали его весе-
лым смехом, да и сам майор, растерянно улыбнувшись, неловко, отрывисто
засмеялся.
хожую.
На вас... заявление...
души. Но мы не алкоголики, уверяю вас, хотя и отдаем дань Бахусу. Не
волнуйтесь, мои друзья здесь только до полуночи по Гринвичу.
кам.
старуха.
он и пошел к лифту, оставив старуху и членов Правления в полнейшем недо-
умении. Поздно ночью, затворившись один в штабе, Рыскаль вынул из
письменного стола ученическую тетрадку, в которую намеревался занести
отчет о сегодняшнем референдуме и несколько мыслей на дальнейшее. Он по-
ложил тетрадку перед собой, взглянул на нее и... обмер. С обложки гляде-
ло на него лицо господина с бакенбардами, который так заразительно сме-
ялся полчаса назад в квартире Лаврентия Родионовича.
к окну и упирался взглядом в кирпичную кладку, будто хотел разглядеть за
нею спешащую с дежурства Алю в вельветовых брючках и светлой, будто на-
дутой воздухом куртке. Из чайника, поставленного на газовую плиту, выры-
валась струя пара, но я не замечал этого, прислушиваясь к шагам на лест-
ничной площадке и ожидая звонка в дверь.
всякий раз хотелось поцеловать ее в мокрую холодную щеку. Я начинал хло-
потать, готовил чаепитие, расспрашивал ее - кто сегодня родился, сколько
мальчиков и девочек, и печалился вместе с нею, когда слышал, что ка-
кая-то молодая мать опять отказалась от ребенка. В эти дни Аля была сум-
рачна и резка.
мы освобождали стол от чашек, застилали газетами и начинали трудиться.
По ходу дела я часто рассказывал Але о своем первоначальном замысле,
фантазировал, показывая ей башенки и переходы дворца, вспоминал - кем я
собирался заселить его и какой быт должен был установиться в этом восхи-
тительном доме.
решил твердо возобновить, лишь только утихнут страсти вокруг моей фами-
лии и милиция перестанет мною интересоваться. Остро скучал по Егорке.
Будущее представлялось достаточно туманным; временами я мечтал о том,
чтобы уехать в другой город и начать там новую жизнь под новым именем.
Но как только я начинал размышлять о том, каким же образом мне обзавес-
тись паспортом и работой, как впадал в отчаяние. Я готов был выйти из
подполья и сдаться властям, но удерживал страх.
сил он.
годетеля. А он продолжал:
сомнительных связях.
нил он.
ветил. Я продолжал настаивать. Наконец, он нехотя спросил:
нужден лезть не в свои дела. Не любите вы ее, и семья вам не нужна.
ходил из конца в конец комнаты, мысленно доругиваясь с Николаем Иванови-
чем. Вот ведь оказывается что! Я не люблю Ирину! Мне не нужен Егорка!
Ненавижу, когда лезут в душу с эталонами своих чувств. Любовей на свете
столько же, сколько людей. Это чувство неповторимо. Лишь закоренелые
догматики могут судить о чувствах другого человека - истинны они или
нет. И всегда при этом ошибаться! Ошибаться!
она провозгласила:
революционного Петербурга.
на "ты", она же меня - на "вы" и по имени-отчеству. Мне казалось это ес-
тественным, учитывая разницу в возрасте, кроме того, создавало оттенок
отцовского чувства, при котором амуры невозможны.
кляня столь ранний час начала экскурсии, о чем я был предупрежден нака-
нуне. Внешний вид Али меня удивил: на ней были старомодные ботики на
каблуке, длинная суконная юбка и черный бархатный жакет, слишком корот-
кий, чтобы можно было принять его за полупальто. На голове -маленькая
черная шляпка с вуалью. Короче говоря, Аля была одета в стиле "ретро",
как теперь принято выражаться. На сей раз ее книксен в прихожей выглядел
вполне в стиле.
почку и поспешил за Алей.
тесном проулке между домами. Проулок напомнил мне узкие улочки старого
Таллинна шириною метра три. Щурясь от света, я последовал за Алей по
чисто выметенному асфальту и вскоре оказался на углу проулка. Там было
темно. Под облетевшим тополем стояла группа людей. Я заметил, что идет
снег - мокрый и редкий. Под ногами хлюпало.
Акунин Борис
Чернецов Андрей
Шилова Юлия
Куликов Роман
Шилова Юлия
Шилова Юлия