остроконечные треугольные вершины, окутанные вьюжной мутью, а внизу
порывы ветра почти не чувствовались. И говорить можно было, не напрягая
голоса.
лощины, по дну которой как помнил Шестаков, преходила летом грунтовая
дорога.
рукой наркому место рядом. Разлапистый комель с торчащими обломками
корней надежно прикрывал их и от ветра, и от человеческих взглядов -
если б было кому смотреть с той стороны.
никого не обнаружив, ни зверя, ни человека. Они, словно исполняя устав
караульной службы, устроились метрах в десяти справа и слева от края
обрыва, свесив языки, но при этом настороженно поводя ушами.
поднятым воротником реглана, Шестаков. - Думаете, "хвост" за собой
привел? Или жене моей не доверяете?
не доверяю. Оттого, наверное, и жив пока что. Сейчас -то же самое.
Можно допустить, что выследили вас или не выследили, а просто
догадаться: могли, куда вы скроетесь. Проговорились невзначай, что есть
у вас такое вот приятное место отдохновения а кому нужно - на карандашик
взяли...
не спастись...
зимний лес - не квартира московская. Батальон или даже роту на ваши
поиски не пошлют. А если сильно настырных человек пять- десять появятся
- тут до весны и останутся. - Власьев провел рукой в шерстяной перчатке
по граненому казеннику винтовки. - На случай же чего - хочу вам одно
место показать. Вот - смотрите.
глубокую засечку, сделанную топором на стволе сосны. Похоже - довольно
давно, смола заполнила ее почти вровень с корой.
плотно стоящими елями. Среди них притаилась крошечная избушка, по крышу
утонувшая в сугробе.
развернутого наступления социализма по всему фронту. - Шестаков сказал
это со странным чувством, словно бы вполне принимая происходящее как
данность.
соответственно, вольные трапперы. Давайте снег разгребать.
сени - только-только повернуться да лыжи поставить - и комнату примерно
три да три метра, с чугунной печкой-буржуйкой в углу, самодельным
столам, табуретом и длинным сундуком, который одновременно был и
лежанкой. Посередине стола стояла лампа.
отсидеться. Зиму перезимовать, а уж детом тут раздолье. Кустарник
зазеленеет - в двух - шагах избушку не видно. В сундуке кое-какая
посуду, инструмент, порох, ^свинец, иной необходимый припас. Лески,
крючки, грузила. Даже ружьишко кремневое, чтобы без капсюлей и гильз
обходиться. Если чуть выше по склону подняться, там бурелом, десяток
человек перестрелять можно, пока они сообразят, что к чему. Тропинка
здесь одна, а вокруг - топи непроходимые. Чудесное местечко. У меня и
еще такие есть. Шестаков покуривал, слушал товарища, кивал, словно
совершенно естественно было на двадцать первом году Советской власти
сидеть в скиту, будто раскольникам времен Тишайшего Алексея Михайловича,
в глухом зимнем лесу и готовиться встретить сотрудников НКВД, как
каких-нибудь стрельцов, посланных на отлов сторонников Аввакума, или
гуронов, вышедших на охоту за скальпами бледнолицых.
совести он больше не испытывал, как не испытывали их персонажи любимых в
детстве приключенческих книг.
понятие "совести" или "морального права" убивать врагов авторами даже и
не рассматривалось. Ни у Буссенара, ни у Майн Рида я такого не помню".
образовавшийся от дыхания иней, тоже вытащил кисет.
с двух поленьев докрасна раскаляется, если их, конечно, в лучину
поколоть. Сейчас увидите. Я, пожалуй, стал здесь от многолетнего
одиночества немного сумасшедшим, а вот вы... Непонятно мне, что с вами
все же произошло. За сутки человек так поменяться не может... - Он
помолчал, прикуривая, потом продолжил: - Но пока это не слишком важно.
Примем как данность. Я ночь не спал, думал. Решил, во-первых, вам
поверить, а во- вторых - взять на себя общее руководство предстоящей
операцией. Вы уж извините.
что идете. И какой-то план имеете...
интереснейших сюжетов приходит в голову, когда месяцами не с кем словом
перемолвиться, кроме как с собаками и кошкой. Первые годы своего
отшельничества я все больше прошлые события переживал, думал, в чем
ошибки допустил, как себя иначе вести бы следовало, в семнадцатом,
восемнадцатом, двадцать первом году... А потом о будущем задумываться
стал. Да не просто задумываться. Семнадцать лет- это ведь не шутка. Граф
Монте-Кристо примерно столько лет в одиночке просидел? И кем стал в
результате?
австрийским штыком наколол щепы, растопил буржуйку, которая на самом
деле мгновенно загудела, словно аэродинамическая труба. Через несколько
минут иней на трубе и стенах начал таять, нарком стянул с головы шапку,
расстегнул полушубок.
означенный граф, столько всяких прожектов наизобретал... Впрочем, -
махнул рукой Власьев,- не об том сейчас речь. Сюжеты сюжетами, а вот как
быть практически...
начал излагать Шестакову свои соображения.
дальше и на Запад, для начала хотя бы в Швецию, а потом лучше всего
куда-нибудь в Америку, можно и в Южную, поскольку в Европе все равно в
ближайшие годы непременно начнется война и будет она пострашнее
предыдущей, нужны деньги. И деньги приличные.
нечего. Тут все очевидно. Паспорта оформить, приодеться соответственно,
билеты на пароход купить, в первом классе, разумеется, на новом месте
устроиться. Взятки ведь придется давать направо и налево... Ваши
драгоценности на две-три тысячи фунтов потянут, я уже прикинул. У меня
еще тысчонки на три царских монет имеется, пара часов золотых, портсигар
хороший, призовой. Но все равно мало, очень - мало... Был бы я шулером,
в первом же европейском кабаке мог недостающее выиграть, а так...
кабаки, где по крупной играют в карты, Власьев явно путает тридцать
восьмой год с десятым или двенадцатым. Но спорить не стал. Не о том
сейчас речь.
где-нибудь в Москве нужной суммой разжиться?
Поскольку нам ведь не советские рубли нужны, а нечто более солидное?
гражданской войны и нэпа много чего у людей к рукам прилипло. У вашей же
жены, не в обиду будь сказано. Наверное, и еще кто-нибудь антиквариатом
увлекался... Нет?
внутреннего протеста, не удивившись даже, по какой такой причине Власьев
заговорил с ним, как с уголовников которому добыть кражей или грабежом
немыслимую по советским меркам сумму - раз плюнуть, слушал Шестаков
егеря. Позавчера - еще предложи ему кто угодно раздобыть неправедным
путем хотя бы даже тысяч рублей, он удивился бы самому факту такого
предложения, потом возмутился бы, еще что-нибудь сделал, а сейчас?
близких знакомых, у кого можно без особого труда и риска
"экспроприировать" необходимое. То ли силой, то ли шантажом... Впрочем,
воспринял он это скорее как головоломку или шахматную задачу, отнюдь не
всерьез. Как способ отстраниться от реально уже случившегося, уйти в
своеобразную интеллектуальную игру.
как вдруг... Он даже чуть было не шлепнул себя ладонью по лбу. Господи,
какая таи кража, какой шантаж! Неужели правда с головой так плохо, что
даже об этом он забыл?
хмыкнул удовлетворенно.
Богу. Можете пока ничего не говорить, обдумайте все как следует. А уж я
гарантирую, так сказать, техническое обеспечение. Вы не поверите, но я
сейчас буквально аббат Фариа и Эдмон Дантес в одном лице. Слишком долго