без тебя добьется ответа, а мы потом в газете прочитаем, но мысль
верная. Должно то есть быть что-то такое, что даже человека вроде этих
вот...- презрение на лице старлейта было неприкрытым и абсолютно
искренним, - в какой-то момент оставляет идти против установленного
порядка, не жалея ни чинов, ни больших звезд, ни головы своей...
другим делом заняты, и просвещать тебя нам недосуг, сходить скоро, а
другой на нашем месте тебя бы с поезда ссадил. И совсем в другом месте
тебе на твои вопросики ответили бы. И мало тебе, друг ситный, не
показалось бы. Поскольку все, что тебе положено знать, в "Правде" уже
написано, а если ты вдруг захотел узнать неположенное, то это уже
наводит на мысль... Так что впредь, дорогой, как писал русский поэт
Тютчев: "молчи, скрывайся и таи и мысли и слова свои..." Уловил, что я
имею в виду?
так еще и намекнули на нехорошее.
спросил, какая остановка следующая после Александрова.
уже за ним Иваново.
угрожающие очередным обильным снегопадом, а пока стряхивающие на землю
сухую и жесткую, похожую на алюминиевые опилки крупу.
приколоченных к черным, воняющим креозотом шпалам. Белыми и фиолетовыми
огнями светили фонари на стрелочных переводах. Попыхивал, внезапно
окутываясь облаками пара, зачуханный маневровый паровозик на боковом
пути.
чернеющему лесу, и на нем в несколько порядков теснились одинаковые
бревенчатые избы, дружно дымившие из кирпичных труб столбами синего дыма
в неподвижном воздухе.
отдохновение от предыдущих смертельных опасностей столичной жизни. Но в
неподвижный, чистый, вымороженный воздух неприятным диссонансом
вторгался удушливо-острый запах только что вываленного из паровозной
топки шлака.
Кольчугине сооруженному вокзальчику. От него круто вверх шла улица, -
образованная домами более цивилизованного вида, по преимуществу -
двухэтажными, где низ был кирпичный, а верх бревенчатый. Так здесь было
принято строить в прежние времена.
полосовым железом дверями, над ними - жилье хозяев, удобное, просторное,
теплое и сухое.
"Желдоркооп" вытянулась очередь. Длинная, мрачная и угрюмая.
один в серо-черные телогрейки, хоть мужчины, хоть женщины. Что
удивительна - не слышно было препирательств, ругани и даже просто
разговоров. Только похрустывание снега под йогами, кашель, глухое
бормотание, обращенное как бы в пространство, а не к соседям.
люди должны быть знакомы друг с другом, и отчего бы не поговорить на
общие темы в общем же ожидании?
прикрепленные к нему станционные рабочие за долгий день и наговорились,
и намерзлись досыта. Сейчас бы отовариться скорее, и домой. Какие
разговоры.
обещали выбросить.
В срок и по норме. Здесь же, как и во всей стране Советов, исключительно
выбрасывают. Что и когда придется. Повезет - поймаешь. Нет - жди
следующего раза... Карточки были - хоть срок отоварки каждый знал, а
теперь свободная торговля. Завезут чего-нито - хорошо, не завезут- такая
у нас планида.
одновременно ощущал себя наркомом, наизусть знавшим показатели растущего
благосостояния народа: "Жить стало лучше, жить стало веселее" и тому
подобное, и главное, на себе испытавшим справедливость этой сталинской
максимы. Но как человек, поживший при царском режиме, отлично понимал,
насколько жалко выглядит это нынешнее "благосостояние" даже по сравнению
с мировой войной. Тогда и на третьем ее году в принципе не существовало
понятия "дефицит", просто кое у кого могло не хватать денег на некоторые
продукты, но они были всегда и в изобилии...
два фунта хлеба в день, не считая приварка, а на минной дивизии, не
выходившей из боев и походов, вообще кормили от пуза, включая шоколад,
сливочное масло и рижские шпроты.
воспринимал и оценивал собственные мысли как нечто постороннее, хотел,
но не мог на них активно повлиять.
давал даже советы, как тому вести себя по прибытии к цели.
четыре улицы и был виден, собственно, весь городок. Чешуя низких, будто
придавленных к земле крыш, железных и тесовых. Монотонный пейзаж,
прерываемый несколькими высокими, мрачно-массивными, словно в эпоху
феодальных войн поставленными, зданиями. Больница, два заводских
общежития, в просторечии называемых "тысячными", клуб завода имени
Орджоникидзе, сами заводские корпуса, давшие повод существованию города,
ряды кирпичных труб над ними.
двухэтажном, полукирпичном-полудеревянном строении, только длиной в
добрые полквартала, приняла их неласково.
и в другой должности могла бы, наверное, быть и доброй, и внимательной к
клиентам, сейчас, как только они появились в вестибюле и не успели даже
ничего спросить, начала кричать, что свободных мест нет и не будет, что
об этом написано на двери при входе и нечего тут...
приехали, к директору идите, может, в общежитие подселит, а если на
"Электрокабель", так и не знаю...
постояльцев, тем больше выбор паспортов и прочих документов. И в тоже
время - а где самим переночевать? Насколько он помнил, вечером поездов в
сторону Москвы не бывает. Спать же хотелось сильно. Ведь встали они с
Власьевым затемно, и дорога, и мороз, и переживания. Часика бы хоть
три-четыре поспать и тепле и покое, а там уж...
агрессивный голос и тон дежурной мгновенно, не задумываясь так,
требовали его внешность и спрятанная в кармане книжечка.
завтра не будешь! - И после короткой паузы, когда сам не знал, что ей
предъявить - документ или сразу "наган" предпочел все-таки первое. -
Видала? Чему тут вас, деревню учат?
приняло выражение выхваченной из воды рыбы.
Специально. Чем вы тут занимаетесь? Паспортный режим как соблюдаете? Что
за народ живет?.. - И протянул ей все ту же чудодейственную книжечку, от
которой у каждого нормального человека сердце уходило в пятки независимо
от профессии и должности.
только хлопала глазами и переводила взгляде Шестакова на Власьева и
обратно. Не соображая, кто из них главнее.
учета по форме два, и заодно проверим соответствие наличия паспортов и
броней на заселение...
демонстрируя природное добродушие.
местные милицейские, почитай, каждую неделю проверяют. А что это вы без
Михаила Артемовича пришли?
паспорта смотрит, и карточки я ему передаю.
с ним бдительность проявляете.
по провинциальным нормам, бонвиана, только что не попытался ущипнуть
дежурную за пышный, едва помещающийся на стуле зад.
Ильин Андрей
Лукин Евгений
Глуховский Дмитрий
Бажанов Олег
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман