офицера по минно- торпедной части.
постановками, стычками с немецкими крейсерами, залповой торпедной
стрельбой по реальной цели, служба при подводных аппаратах линкора,
который вообще ни разу не выдвигался за Ганге- ПорккалаУлдскую минно-
артиллерийскую позицию, казалась до невозможности пресной.
развлекаться в доступных пределах и не беспокоиться о шансах выжить в
очередном доходе. "Едем дасзайне" короче
говоря. Для простоты общения с товарищами Шестаков не носил на погонах
двух положенных золотых басончиков и трехцветного канта, отчего многие
даже и не подозревали о его "полугосподском" положении. А благодаря
грамотности и "пониманию" его записали в "сочувствующие" сильной и
многочисленной на "Петропавловске" подпольной большевистской
организации.
идеями, эсеровская программа в чем-то была ему даже ближе, но сыграла
роль личность руководителя, умного, степенного и рассудительного
гальванерного кондуктора Мельникова. А тот не просто уважал толкового
минера, но и имел на него далеко идущие виды. Вот- вот юнкер станет
мичманом, а офицеров - членов партии на линкоре пока что не было.
семнадцатого года.
резня", когда одуревшие от воли и четырехлетнего тоскливого безделья на
стальных коробках (за всю войну линкоры 1- й бригады ни разу не выходили
в море) матросы сотнями расстреливали, кололи штыками, топили в море ни
в чем не повинных офицеров и адмиралов. За когда-то полученный наряд вне
очереди, за строгость по службе, просто за золотые погоны. Или за
понравившийся перстенек на пальце, за именные часы...
старшего лейтенанта и больше недели прятал его в отсеке подводных минных
аппаратов, пока не схлынула кровавая волна. Только на "Петропавловске"
тогда было убито девять офицеров. Еще несколько просто не вернулись из
города, и судьба их осталась неизвестной.
адмиралов, причем, по странному совпадению, наиболее талантливых и
авторитетных. Словно бы не стихийный взрыв то был, а тщательно
спланированная акция.
от захвата немцами (за что комфлота Щастный поплатился головой,
расстрелянный по приказу Троцкого, а может, и самого Ленина), Шестаков с
Власьевым продолжали службу на линкоре. Бывший старший лейтенант,
превратившийся в просто военмора, и бывший юнкер, избранный в члены
Центробалта, но не пожелавший оставить свою почти матросскую должность.
Раскольниковым, или пресловутого Дыбенко его не привлекала. А
отправляться в какую-нибудь Конную армию, командиром бронепоезда вроде
Железняка он считал тем более глупым. Дослужить свое, пока не кончилась
война, а потом возвратиться в институт - так он видел собственное
будущее. В новом, Красном флоте служить ему не хотелось. Не тот кураж.
Ну а пока, с умом и соответствующим общественным положением, жить на
линкоре было можно. И даже неплохо по меркам того времени.
постоянным и жестким давлением и все же вступил в члены РКП, а потом
почти незаметно для себя оказался в штабе флота на почти адмиральской
должности.
власть всерьез и надолго, надо было как-то устраиваться и при этом
режиме. Тем более что заниматься ему по-прежнему приходилось не
политикой, а все теми же минами и торпедами.
мятеж. Тайно, но люто ненавидевший большевиков Власьев немедленно
примкнул к восставшим, на что-то еще надеясь.
моряков добиться "власти Советов без коммунистов". Поспешили восставшие,
не дождались, когда лед в Маркизовой луже разрыхлится так, что пехоте не
пройти, а линкоры, наоборот, смогут дать ход. Тогда судьба Советской
власти действительно повисла бы на волоске.
Колчака и Врангеля. Естественно, восстали ведь не какие-то недобитые
буржуи, а краса и гордость революции - балтийские матросы. И к ним
готовы были присоединиться пролетарии питерских заводов.
родной для флота Гельсингфорс. Победили большевики, по колено в крови
ворвались в крепость и уж рассчитались за пережитый ужас. Расстреливали
каждого десятого из выстроенных шеренгами мятежников, многих с камнем на
шее топили в море, как в известном фильме "Мы из Кронштадта".
фильма: вынести в заглавие название пресловутого и ненавистного города,
а варварский способ казни революционных матросов переадресовать белым.
Перекинуть, так сказать, стрелки.
по извращенной логике времени, втайне желал им победы. Просто так. По
украинской поговорке: "Хай гирше, та инше" 7. Назло комиссарам.
Замнаморсибалту8.
собственной военно-морской базой реально угрожала превратиться в свою
противоположность.
поджога загорелся форт Павел, в двух милях от Котлина. А на его складах,
кроме нескольких сотен гальваноударных мин заграждения образца 1908
года, хранилась чуть не тысяча тонн тротила в огромных слитках.
стеарин или воск, дотом загорится, а потом... Может быть, так и сгорит,
пузырясь, дымя и воняя, а возможно, и рванет, если хоть в одном-
единственном месте температура достигнет критической точки. Какой именно
- никто не знает, слишком от многих факторов она зависит. Качество
очистки, наличие примесей, влажность и так далее и так далее... Но если
рванет, мало что останется и от города Кронштадта, и от кораблей на
большом рейде, да и Петрограду не позавидуешь. Особенно если сдетонируют
склады боеприпасов на фортах Тотлебен и Обручев, в самом Кронштадте,
крюйт- камерылинкоров...
бывший кавторанг с дивизии подводных лодок, - но что-то делать надо.
Мины тоже взрываются, но пока по одной - по две, И от минных погребов до
склада тротила - две сотни сажен. Вдруг пронесет? Короче, вы минер, а я
лишь штурман... Поезжайте, посмотрите. Я предоставляю вам неограниченные
полномочия...
фоне лимонного закатного неба. Потом донеслись глухие, словно сквозь
вату, удары. Мины, понял Шестаков. Взрывающиеся под тяжелыми сводами
крепостных подвалов мины.
парусинового обвеса мостика и куря одну за другой скверные папиросы,
Шестаков. И командир сторожевика, бывший "черный гардемарин", и матросы,
которых теперь следовало называть военморами, были мрачны и
неразговорчивы. Да и то... Если тротил взорвется, двухсоттонный кораблик
просто сдуете поверхности моря, как пушинку с рукава.
Шестаков добрался до помещения временного штаба. По пути он старательно
обходил густые подтеки крови на брусчатке, еще не убранные трупы - и
защитников крепости, и атакующих.
сухопутного командования, и отправился искать кого-нибудь уцелевшего из
минных специалистов. Рассчитывая, между прочим, именно на Власьева.
не успевших бежать в Финляндию организаторов мятежа и содержится на
флотской гауптвахте. Поначалу Шестаков испытал только досаду, что вот,
мол, срывается план с помощью Власьева что-то придумать с этим поганым
тротилом, дым от которого уже накрыл остров бурой, воняющей, как миллион
сгоревших расчесок, тучей. И только чуть позже сообразил, что тротил -
тротилом, а старлейта могут банальнейшим образом расстрелять. И спасти
его сейчас может только он с помощью вот этих жалких на вид,
отпечатанных на рыхлой серой бумаге мандатов.
власти в первоначальном (а для многих - и окончательном) дознании,
поначалу не захотел с ним и говорить.
Еще и с тобой разобраться не мешало бы. Шестаков испытал мгновенный
прилив ярости. Тем более - хорошо подкрепленной солидными бумагами.
пресловутого "загиба Петра Великого" и еще нескольких загибов попроще
впечатляющую, особенно для сухопутного еврея в очках, тираду. -
Вопервых, я тебе не офицер, а кадровый матрос призыва пятнадцатого года
и член эркапы9 вдобавок! Во-вторых - сюда иди! - и почти
силой подтащил за рукав товарища Штыктольда к окну.
треснувшее стекло, указывая на окутавшую форт тучу дыма.