один, без меня, но ему необходимо, чтобы я его одобрила. Он ждал моих
расспросов, но я молчала, опасаясь его откровений.
верх. Непонятно откуда возникшее желание, от которого я никак не могла
отвязаться, - ощутить себя в толпе, слиться с нею.
ное, птица, растение, насекомое. Флора и фауна Земли-бета, десятки тысяч
родов и видов. Каждый постарался выбрать что-либо неизвестное - не уз-
нанному никем виду полагался в конце праздника специальный приз. И призы
тем, кто отгадает больше всех костюмов.
- просто травой. Эрлу нравилось, когда я в зеленом. Подобие юбки из зе-
леных шелковистых стеблей, как у папуаски с Земли-альфа, в волосы, с ко-
торыми пришлось изрядно повозиться, вплетены зеленые нити, зеленая с зо-
лотом полумаска. Обнаженные плечи, шея и руки сверкают от золотистой
пудры. Какая ты красивая, Рита! Длинные, стройные ноги чуть прикрыты ко-
лышущейся дикарской юбочкой - мои были куда хуже. И волосы...
бы можно было тебя вернуть! Мне захотелось поплакать. Сентиментальность,
глупо. Закусив губу, я принялась пудрить ноги,
неловкость из-за болтающегося сзади хвоста, хотел его оборвать, но я не
позволила. Барс так барс.
ленной, но подчинился, чтобы доставить мне удовольствие.
пестрый поток, представляющий флору и фауну планеты, подхватил нас и по-
нес, когда мы будто растворились в нем, тоже пели, приплясывали, выкри-
кивали гортанное "ай-я-яй!", мы почувствовали, что нам обоим этого не
хватало.
заставляет держаться вместе? Привычка, расчет, инстинкт?
рукам. Пожилая дама, сделав несколько глотков, сунула сифон Эрлу и хрип-
ло рассмеялась. По ее прыгающему подбородку, по шее стекали липкие кап-
ли. Эрл хлебнул, смотрит на меня вопросительно. Я забираю у него сифон,
пью. Мне весело, Вокруг что-то трещит, свистит, хлопает. Разноцветный
серпантин, конфетти, шарики, ракеты. Над головой проносятся аэрокары.
уже накрыты столы, белеют бочки с пивом. Будто в калейдоскопе, меняется
реклама аттракционов, ждут гостей уютные дома свиданий.
отплясывает "чангу". Мы присоединяемся. С упоением дергаемся вместе со
всеми в бешеном ритме, пока не падаем в изнеможении на ковер под прох-
ладный поток воздушного душа. Эрл обнимает меня, круглые птичьи глаза
весело косят из-под маски. Мы целуемся. Очень долго, будто забыв о толпе
и вместе с тем чувствуя ее присутствие.
те - нам хорошо только вдвоем. Не все ли равно, знают они или нет! Стад-
ность?
блестели.
сооружена временная плотина, на дне котлована оборудована площадка для
выступлений, вокруг амфитеатром - зрительные ряды. Все места были заня-
ты, мы с Эрлом с трудом протиснулись к барьеру у края котлована. Здесь
происходили спортивные соревнования - бокс и борьба, гимнастика и акро-
батика, фехтование и высшая школа верховой езды. Культ красоты и здо-
ровья. Безупречно сложенные бронзовые тела, чуть прикрытые яркими воз-
душными тканями, отточенные грациозные движения, гармония и пластика те-
ла, доведенная до совершенства, - это было очень красиво, и голубое небо
- действительно голубое, и безмятежно улыбающиеся лица вокруг - все на-
водило на мысль о золотом веке человечества.
сенний ветерок обвевал разгоряченные шампанским щеки, рядом был Эрл Сто-
ун, - я чувствовала тепло его руки, как всегда, неловко лежащей на моем
плече, и пребывала в блаженном состоянии, которое они тоже называли
"счастьем", но не слишком эмоциональной его разновидностью, не тем, что
я про себя называла "не может быть", а чем-то спокойным, удовлетворен-
ным. Равновесие тела и духа. Не слишком хорошо, а просто хорошо.
нет, тыне туда... О боже! Дальнейшее напоминало дурной сон, где самые
невероятные события происходят в каком-то нереально-замедленном ритме.
Гигантская плотина расползалась, будто намокшая бумага, из щелей сочи-
лась вода, образовывая сотни водопадов, которые устремились вниз, дро-
бясь и сверкая в солнечных лучах. Какое-то мгновение зрелище выглядело
даже красиво - разноцветные грациозные фигурки, застывшие внизу, мозаика
зрительных рядов - все в туманном радужном ореоле водяной пыли. Потом
вопль одновременно из тысячи ртов: - А-а-а-а!..
и ринулась вверх, к проходам. Давка, столы, визг. Те, кому удавалось пе-
ребраться за спасительный барьер, с любопытством толкались в проходе,
образуя еще большую пробку. А внизу вода, казалось, кипела, заливая кот-
лован, в бурлящей белой пене один за другим исчезали зрительные ряды,
шум воды заглушал крики тонущих, ржанье обезумевших лошадей.
через проход, пытались дотянуться до барьера - всего три метра отвесной
стены. Если стать друг Другу на плечи... Но это никому не приходило в
голову, равно как и у стоящих по ту сторону барьера - намерения помочь.
Каждый спасал себя, каждый, оказавшись в безопасности, превращался в лю-
бопытствующего зрителя.
невозмутимость зрителей и моя собственная невозмутимость представлялась
вполне естественной. Спасать - обязанность спасательных служб, они несут
за это ответственность и наказываются за человеческие жертвы,
все в масках, - будто сцены из какой-то жуткой оперетты! Бетяне страдаю-
щие, бетяне, не похожие на бетян! Желание броситься туда, к ним, навс-
тречу умоляющим лицам и протянутым ко мне рукам. Я не задумывалась, чем
конкретно могу им помочь, но я рванулась из рук Эрла. Я кричала, била
кулаками в чьи-то спины. На какое-то мгновение мне удалось овладеть вни-
манием толпы. Однако происходящее внизу представляло для них несравненно
больший интерес, чем истерика какой-то особы. Не помню, как я очутилась
в объятиях Эрла, меня трясло, будто от холода, а он твердил:
котлован. Прибыли аэрокары спасательной службы, из них посыпались в воду
водолазы. Толпа расходилась. У барьера, кроме нас, осталась лишь группа
детей, обступивших инженераспасателя.
воспитательница. Блондинка, в красном платье. Вытащите, шеф...
хочется, чтобы ее спасли. Мне даже показалось, что я ее помню - светло-
волосую девушку в красном платье, помню ее запрокинутое ко мне лицо,
сползшую на затылок форменную шапочку интерната номер 205.
рид, гладила ее теплый колючий затылок.
билеты. Наши билеты...
глаза. В них ничего не было.
ше единение с ними оказалось иллюзией.
чужаками, инопланетянами.
по-настоящему осознала разделяющую нас и их пропасть. Это была пропасть
между прежней и нынешней Ингрид Кейм.
на одиночество.
там не бывает больно: они в броне своей бесчувственности.
ловой о стену.
Потому что мы - другие.
Мы по-прежнему ничем внешне не отличались от снующих вокруг парочек, но
теперь мой взгляд с болезненной остротой выискивал все новые доказатель-
ства нашей обособленности, нашего несходства с ними.