Чтение 6–й страницы книги ~Весь из себя~

Тренажера много хуже, чем Тренажеру без него! Эх, он бы им сейчас
разъяснил! Но обиженная пауза вызывает ответное чувство.

"Мы же интеллигентные люди". Не хотите, - как хотите, дело ваше!

Гридасов! Гридасов флажковал ему подносом. Он припоздал к обеду и
только вливался в горловину упорядоченной очереди. Мареев бросился на
сигнал.

"Стоял он тут, стоял! Говорю, стоял!" Друг есть друг. И пока
вынужденно неспешно шествовали, подпираемые задними и подпирающие
передних, пока набирали на поднос, перекинулись:

- Как там у вас?

- Нормально. А ты?

- Ненормально! Погоди, сейчас рядом сядем... Нет, сметану я не буду
брать. Какая-то жидкая...

- Зажрались у себя там! - околпаченная, в фартуке с оборками,
раздатчица лихо-базарно самоутверждалась обычным для себя методом. - Еще
выбирают! Усилиновых тюбиков вам не хо-хо?!

- Хо-хо! - отфутболил ей Мареев. - Два! - увлекаемый общим потоком,
достиг кассы, расслышал вдогонку язвящее: "А сверху кусок мыла!", не
удержался и доконфликтовал: - Семейного!

М-да, нервишки. И на свару готов. Уподобился!

- Да что с тобой? - очень участливо спросил Гридасов, когда они уже
вышли на оперативный простор и озирались в поисках свободного столика.

- А что со мной? - пригласил нервозностью Мареев на дальнейшие
расспросы.

Струнин, Кончушко, Шумскис отрешенно ели, горбясь над тарелками.
Спины негостеприимны. Да и не хотелось к ним после такого... Все равно их
с Гридасовым двое. Впятером не поместятся. А! Вон свободно! Всего один
сидит.

Мареев мгновенно прикипел взглядом. Затылок!

"У него глаза на затылке". Как раз оно и было. Кирпичный, под бокс,
внимательный, следящий затылок! Тот самый. Пусть и не плащ, а влитой,
мускулистый пиджак.

- Сто-олик!!! - заорал Гридасов сродни "Земля-а!!!" колумбовского
матроса.

Мареев отвлекся на гридасовский указующий крик куда-то в сторону.

"Погоди ты!" Вперился в знакомый заты... Никого там не было. Кажется,
теперь говорят: глюки... Но ведь был!

Столик пустовал. К нему Мареев и направился якобы небрежным шагом.
Только шаг чуть шире, чуть быстрей. А то ведь займут. Да, только поэтому!

Сел. Никаких следов. Подоспел Гридасов:

- Я тебя зову, зову!.. Ну, давай здесь, если хочешь... - беспричинно
осекся, уставившись на Мареева. Смигнул, сглотнул и "погрузился" в суп,
приподнято комментируя: - Ну, супец! Ну, отрава! Что они сюда кладут?!
Военно-полевой суп!

- Гридасов! - Аппетит у Мареева если и был, то канул. - Что
произошло?!

- Все в норме, старик! Кстати, "Мертвых..." дочитал? Пора, старик, -
требуют. Слушай, Тренажер па-ашет!.. Тебя нет и нет. Кириллов мне звякнул
с утра. Садитесь, говорит, за Тренажер! Я ему: так ведь Мареев... А он
молчит, как зарезанный. Потом снова: садитесь! Старик, я понимаю... Ты не
заболел?

Вот именно! Именно говорил с ним Гридасов как деликатный,
сочувствующий человек обращается с безнадежным больным. Обращается,
стараясь ни намеком не навести его на мысль о безнадежности. А чтобы
придать бодрости, впрямую ляпает: "Ты не заболел?" Подразумевается: я же
не дурак - такое спрашивать, будь ты действительно того?.. Значит, здоров!
Не переживай - всех не переживешь! Логическая одноходовка для детского
сада.

- Я склоняюсь к мысли, что все кругом заболели! Гридасов, как я
выгляжу вообще, а? Только честно!

- В норме! - Гридасов опять сморгнул. Что-то ему мешало. Щадил?.. -
Да в норме же! - перевел тему: - Старик, но Тренажер, я тебе скажу-у!
Парни с утра вокруг него, как вокруг елки. И я! Я только сел, только
включился - там такие варианты, старик! Мы там по второй цепи, если еще
синхронность нейродинамических процессов...

- Меня отстранили, как я понял, - ранено сообщил очевидность Мареев.
- И врач сказал... Какой-то ганглий... Нормальный у меня ганглий!

Гридасов тактично смолк и разделил скорбь. Друг есть друг. Вместе
работали Тренажер, и сесть за него должен был Мареев. Ведь на всех уровнях
утвердили! Сам Кириллов - за! И вот... Отвлек, называется! Сморо-озил...

- Какие планы на сегодня? - подсевшим голосом спросил Гридасов.
Непринужденно спросил, но голосом подсевшим, который всегда такой, если
ждешь момента нарушить молчание, а не просто нарушаешь его по
естественности.

- Таньку заберу. Прямо из садика. Нет худа без добра - пораньше
заберу, времени теперь...

- А не завозникает? - Гридасов общепринято сложил ладонь рассерженной
коброй.

- Еще как! - храбро пожал плечами Мареев.

- И правильно! - проявил мужскую солидарность Гридасов. - Я тебе так
скажу: Адку вообще давно прищемить пора. Если ты соберешься и напишешь
непосредственно на имя...

- Вот только не надо, ладно? - прервал Мареев, поднимаясь. - Хватит,
я тебе сколько раз говорил... - невольно проскочила искра жалости к себе,
и он потушил ее приятельски-угрожающим: - Но если ты еще раз среди ночи
надумаешь шутковать, то - у-у-у!

- В смысле?

- В прямом? По телефону. Как вчера, Ах, не помнишь?! И не делай
глазки домиком!

- Я... я тебе не звонил. Кроме шуток. Да не звонил я!!!

- Ротики закрыли на замочки, ключики спрятали в карманчик! - зычно
распоряжалась воспитательница из беседки. Этим ее воспитательное действо
ограничивалось.

Ребятня верещала, резвилась, рябила.

Таньку он нашел сразу. Банты! Тут Ада была специалистом.

"Мой ребенок самый лучший!" В этом Мареев был полностью согласен с
бывшей женой. А больше ни в чем.

Самый лучший ребенок сидел в песочнице и строил замок. На песке. На
сыром!

Волну понятного и обычного умиления сразу накрыла нагонная волна
праведной свирепости. Ребенок сидит на сыром песке практически голой
попой, а эта в беседке хоть бы бровью повела! Ишь, "ротики закрыли на
замочки, ключики спрятали в карманчик!" Мареев подкрался сзади, "достал
ключик из карманчика и отомкнул ротик":

- Вы что, не видите! Ребенок сидит на сыром песке практически голой
попой!!!

Ревнительница замочного молчания встала и скомандовала, устремившись
взором в песочницу:

- Мареева! Ну-ка, встань, дрянь такая! Отвечай потом за тебя! И
отряхнись как следует!

Только после этого обернулась и повела бровью:

- Ваше какое дело?! Здесь территория детсада! Посторонним запрещено!
Вот так дети исчезают, и вся милиция найти не может! Днем с огнем!

- Я - отец Тани Мареевой! - звеняще сказал он. Придушил бы! Как
говорится, проделана большая работа. Бывшей женой Адой. Ведьмы всегда
найдут общий язык. Нашли. Примиренчество тут не пройдет. Надо стоять на
своем - жестко, занудно, громогласно. "Имею право - я отец! Не имеете
права - мой ребенок!" - Сегодня Я ее забираю! - поверх воспитательской
головы прокричал маняще-весело: - Танька-встанька! Бегом за "сменкой"!

Попробуй только кто-либо воспрепятствовать! Особенно сейчас, когда
Танька навстречу помчит со своим: "И-и-а-аи-и!!!"

Танька продолжала стоять в песочнице: недоумение и любопытство.
Никаких восторженных визгов.

- Гражданин! Мы детей раньше шести не выдаем! Тем более неизвестно
кому! У них сейчас прогулка! Не травмируйте детскую психику! Посторонним
запрещено!

Мареев посторонний?! Да он с этим мочалом и разговаривать не будет!
Присел на корточки и поманил пальцем:

- Та-анька! А кто прише-ол!

- Мареева!!! - голос воспитательницы вдруг стал диким, из ночного
кошмара. - Мареева!!! Беги за дядей Витей! Он там... там лестницу чинит!!!
Дети! Дети, все - в садик!!!

Кольнула досада - не может бабье без скандала напоказ. Но тут же
резануло и вспороло насквозь, Танька секунду наблюдала за его призывными
пальцами и - стрекача, раздавив замок на песке, с криком:

- Дядя Витя-а-а!!! Дядя Витя-а-а!!!

Гурьба ринулась за ней ревмя ревя. Сразу и вдруг.

Мареев так и остался на корточках. Пружины в ногах ослабели.
Невозможно встать.

Танька. Та-анька... Это уже сволочизм. Этого он Аде никогда... Прав
Гридасов! Он напишет, он добьется! Это уже сволочизм! Чтобы ТАК настроить
дочь! Чтобы так!.. Та-анька!

Он свалился с корточек от толчка. С размаху плюхнулся на собственную
сумку (Сырки! В глазури!). Воспитательница хватко держала его за плечо,
трясла и голосила:

- Люди-и!!! Кто-нибудь! На по-омощь!!! Витя-а!!! Ребенка хотел
украсть! Люди-и! Меня, сказал, убить!!! Витя-а!!!

Мареев тяжело поднялся, тяжело отлепил впившиеся в плечо пальцы