пошли, выпивали мы с ним сильно, он тогда пиво любил, с вечера наберемся,
потом до полночи любовь и вообще безобразие, а утром он спит, бородка
кверху, он тогда как раз по моде бороду запустил, хотя не шла ему, а я
встану с бидончиком на угол, к бочке, там мужички с вертолетного по дороге
на смену похмеляются, а я бидончик наберу и бегом домой, мясо за сутки
замаринованное, в вине и с лимончиком, на сковородочку - и к нему, вот она
я, вот пиво, вот еда, а однажды в Сухуми идем мы с ним по набережной, в
"Амре" музыка играет, модная тогда была такая джазовая песенка, "Тень
твоей улыбки", старик по набережной ящик деревянный катит на колесиках, в
окошечки с четырех сторон можно в ящик смотреть, а там картинки, старый
город и тому подобное, а я только на него смотрю, он загорел, бородка
выцвела, рубаха черная, по той моде, я ему сшила сама, до пупа
расстегнута, джинсы белые, там же в порту купил за последние тридцать пять
рублей, и идем мы с ним от тира, где он на пари стрелял и десятку выиграл
на жизнь, к кофейне "Черноморец", ну, вот, посмотрела я на него, и,
конечно, поняла, девки, что в конце концов он меня обязательно бросит, и
что поганец он, врун, бабник, что все его таланты невеликие, а все равно -
лучше мне уже никогда не будет, так и вышло, вы не слушайте, что я говорю,
я ведь была хороший книжный редактор, а как на пенсию вышла, да внук, да с
соседками-старухами по очередям, так я скоро вообще говорить разучусь, но
я вам точно говорю, подруги, его стоит любить, никому из нас ни с кем
другим так не было и не будет, конечно, и если у нас не то что совесть
есть, у баб совести-то немного, но если мы хоть немного его любили и
любим, давайте его вытянем, одним этим ангелам его долбаным его не спасти,
я вам точно говорю, девки, а недавно я шла, а из модной какой-то
обжираловки, там одни бандиты сидят, опять эта песня, как ее
по-английски... "The shadow of your smile", вся моя жизнь прошла, а песню
все играют, и помру я, а ее все играть будут, тень твоей улыбки, вот мать
твою, девки.
познакомились просто в гостях у общих знакомых... Танцевали, я была без
мужа, он уехал куда-то, не помню... Потом пошли вместе пешком, через мост,
целовались, стояли... Стоим, смотрим на остров, он что-то сказал... Про
то, как хочется пожить чужой жизнью, выйти, например, из проходящего мимо
маленькой станции поезда, оказаться там, где светятся окна... Или сейчас
уплыть на остров, провести ночь в маленьком домике на причале, где живет
сторож, и остаться там, сторожить этот дурацкий причал, прожить там до
самой смерти... А потом мы встречались, он выбегал из своей дурацкой
конторы в обеденный перерыв и бежал ко мне через улицу, переминался,
пережидая трамвай, длинный, с развевающимися волосами, тогда только стали
носить длинные волосы, мне не нравилось, но я ему не говорила... Мы шли на
пустой днем заводской стадион и сидели там под ярким солнцем, был очень
жаркий июль, и я была вся мокрая от жары или от него, невозможно было
понять... И однажды там нас застала старуха, которая убирала трибуны и
стала кричать, позорить, а он убрал из меня руку, полез в задний карман и
дал ей три рубля, а потом еще пять, и она открыла нам чулан с ведрами,
метлами и сломанной скамейкой... После мои родители уезжали в отпуск, я
привела его в их квартиру, впервые вся разделась при нем, от стеснения
закрылась спереди и сзади дурацкими диванными подушками, он засмеялся и
сказал, что я самый лучший бутерброд... А зимой он навсегда уехал из
нашего города, где мост, остров посреди реки, стадион, жуткая его контора
и я, оставшаяся с мужем в хорошей квартире, как раз перед его отъездом
родители мужа подарили мне шубу из каракуля, и я пришла в ней его
провожать... Теперь я стала ужасно толстая, даже не могу себе представить,
что это меня он держал на себе, у меня трое детей, старшему уже двадцать,
у нас две машины, иногда мальчик отвозит меня к эндокринологу, мы
переезжаем мост, я смотрю на остров, домик сторожа цел... Извините меня, я
не верю вам, я не верю, что он был во всей этой грязи, иногда я читаю о
нем в газете или журнале, видела однажды фотографию, он совсем старый, но
все-таки, больше похож на того, который смотрел с моста на остров, чем на
того, который был с вами... Но я согласна, если ему нужно помочь, мы все
должны... Со мной он совсем не пил, если ему это помогло бы.... Я брошу
детей, они уже взрослые, я брошу дом, машины, мужа, его стариков, всех...
Я помню это дурацкое солнце, стадион, его руку, выползающую из меня, чтобы
достать деньги... Простите... мы тогда в гостях танцевали под такую
музыку, кажется, она называлась "Кил ми софтли", кажется, "Убей меня
нежно", кажется пела Роберта Флак, кажется, он убил меня нежно, кажется...
Какая-то комната, он снимал ее в квартире парализованной хозяйки, ночью,
помню, она поехала на своем кресле в уборную, было слышно. Потом еще раз
или два у меня. И еще ходили один раз на какой-то концерт, какой-то клуб,
ребята какие-то страшно долго ставили на сцене колонки, барабаны, потом
еще была какая-то музыка, не помню точно, все сразу зааплодировали. Вот,
вспомнила: "День из жизни глупца", он мне перевел. Правда, хорошее
название? И потом я может еще раз приходила к нему. Не помню. Ничего не
помню, представляете? Вы все вспоминаете, какой он необыкновенный, а я
ничего не помню. Просто склеил меня в метро. День из жизни глупца, вот это
помню.
звонить тогда. Я звоню - да, милая, да, конечно, люблю. И опять не звонит.
Просто тварь, быдло, а кажется, что такой то-онкий! Просто член здоровый и
совести нет, и слюнтяй. Лучше бы говорил честно - раздевайся, ложись,
получи удовольствие и пока, лучше было бы. Он же ничего не видит, он и
бабу не видит, чем он отличается от жлобов, которые женщину станком
называют? Да ничем. Просто ему станок говорящий нужен. Сука он
сентиментальная, вот кто. Господи, как я жила, это ж в страшном сне не
приснится! Двое детей, старший школу кончает, что дальше делать,
непонятно, у нас в городе ни в один институт тогда без больших денег
нельзя было и сунуться, значит, в армию. Младший вообще больной был,
только сейчас выправляться стал. У мужа как раз неприятности были, тогда
начали все эти кооперативы появляться, он в один такой влез, стали жить
просто прекрасно в материальном смысле, а тут их с двух сторон прижимать
начали, и милиция, и из Нальчика какие-то, уголовники настоящие. И тут он
приезжает, одноклассничек ненаглядный, родные края, видите ли, навестить
решил, знаменитость хренова. Вот уж точно, все в говне, а он в белом. Я
кручусь, как не знаю кто, школа, репетиторы, адвокаты, больница детская, в
магазинах нет ничего. Когда муж стал хорошо в своем кооперативе получать,
я работу бросила, а я, между прочим, ведущий технолог была, замначальника
бюро, двести восемьдесят по тем деньгам получала, а тут сразу в долги
влезли. И он явился. Принц в белом костюме. Слушай, ты так прекрасно
выглядишь! Я и не помнил, что ты такая красавица! Слушай, пойдем
поужинаем, потанцуем! Заеду за тобой в семь, ладно? Я за ночь платье
сшила, у подруги купила в долг тряпку итальянскую, туфли достала - вышла,
он просто умер. Я же умею это все, просто всегда не до того было, а тут
началось кино, самый лучший в городе ресторан, все на нас смотрят, он в
белом, я в белом, черт его знает что. В гостиницу провел, как так и надо,
дежурная сунулась, он ей десятку сразу дал, она прямо очумела. И всю ночь,
всю ночь, как бешеный, свет не погасил, я открыла глаза, вижу над собой
его лицо, улыбается, как черт, я просто испугалась. Это уже потом я
поняла, что он играет все время, то дьявола в постели изображает, то
джентльмена с дамой, то влюбленного одуревшего, то страдальца
совестливого. А сам ничего не чувствует, актер, он и есть актер, только на
сцене он бездарный и примитивный, я все его видела, а в жизни, для таких
дур, сходит за гения. Конечно, актер, что вы мелете, какой художник, какой
еще поэт?! Да у меня его афиши до сих пор лежат и фотография из театра. А
вечером снова пошли, я даже не представляю теперь, что я дома врала.
Оркестр там играл паршивый, а потом лабухи поесть сели, и включили записи.
Фрэнк Синатра, "It Happened in Monterey", мы пошли танцевать, и он мне
сказал: "Не знаю, что с нами будет, но любить тебя я буду всегда". И
знаете, сколько после этого пролюбил? Меньше года. За это время я от него
аборт успела сделать, и триппером он меня наградил, когда я к нему в
Ленинград приезжала, у них там гастроли были полтора месяца. Вот так он
меня любил необыкновенно и вечно. Это случилось в Монтерее, он был весь в
белом. Ничтожество. Будь он проклят. Я потом года три с мужем отношения
восстанавливала, а стыдно до сих пор, хотя уже вся та жизнь забылась, и
расстояние до него - лету четырнадцать часов. Гадина он и мразь, и
сдохнуть под забором ему как раз по заслугам. Вот, денег могу дать, вот,
две сотни, это теперь сколько по-вашему? Ну, и хватит с него за тот танец.
Боже мой, какой же все это ужас!
конференциях по бывшему общему ебарю не участвую. Что он умеет из бабы всю
дрянь, сколько ее в ней есть, вытащить - это точно. А что потом с этим
делать, сам не знает, в ужас приходит и, скорей-скорей, в сторону. Вот я
слушала вас, милые дамы, и удивлялась - ведь со всеми одно и то же, а
действует! Улыбается, как бы смущенно, обязательно насчет тяги
непреодолимой бормочет тихонько, как будто радио тише сделали, а выключить
забыли, какой-нибудь бунинский рассказ вспомнит - и ведь действительно
похоже! Вдруг, шепотом, как будто ему неловко, но распирает, скажет
что-нибудь совсем из пододеяльной жизни, ты еще с ним и не спала, а он,
например, такое может залепить, в глаза глядя: "Как же вы теперь пойдете?
Мокрая... Простудитесь же..." Мне так и сказал, а мы с ним второй раз
только виделись, кофе где-то пили... Казалось бы, что мне мешало ответить,
чтобы отлетел? Я же умею. Казалось бы... А не ответила. Наоборот. Тут же и
вправду намокла, и не то чтобы восхитилась, а удивилась: ловко он умеет. А
что за особенная ловкость? Поручик Ржевский из анекдота, вот и все. И
вообще по этой части он, на мой взгляд, так себе, и силенок уже не
очень... может, когда был помоложе, и не выпил еще столько... Ну, это вам
видней, у кого-то же двадцать пять лет стажа, да? А меня в основном
шепотами такими привязал и делал, что хотел. Я перед ним на коленях
стояла, просила в рабство взять, мужа молодого бросала, дочь к бабке, а