вопросом.
она, не оборачиваясь двинулась вперед. Мы догнали ее лишь метров через
сто, за двумя поворотами.
пугайтесь. Просто идите за мной.
выглядит дерьмо и вляпаться в него, - и не дожидаясь ответа пошла дальше.
спину.
неправильно понять.
И почти сразу же я увидел первого онгеррита. Я достаточно насмотрелся на
материалы проекта, и только потому остался внешне почти спокойным. Но
Гладис была в чем-то права - онгеррит, увиденный воочию, и онгеррит,
виденный когда-то раньше - пусть и в высококачественной голографической
проекции, пусть и с полным эффектом присутствия - были далеко не одним и
тем же. Я не был шокирован, нет. Но внутренне содрогнулся.
Хотя, как стало известно позже, они выполняли другие функции, лишь отчасти
имеющие отношение к охране внутренних камер. Даже само это понятие -
охрана - как потом оказалось, использовалось первыми исследователями
неверно и до сих пор создавало путаницу в понимании образа жизни
онгерритов. Привычная картина, когда люди изучают что-то в принципе чуждое
и земной жизни, и земной логике.
даже частью его тела, если рассматривать тело как нечто цельное и более
или менее стабильное. Это были, скорее, выделения этого тела, непрерывно
им же поглощаемые. Издали Страж походит на скопление воздушных корней
пандриаса с Тсасуры-16 - ассоциация сама по себе не слишком приятная. С
потолка тоннеля, полностью перекрывая проход, свешиваются многочисленные
нити - часто тонкие, как паутина, но иногда толщиной в несколько
миллиметров. Подойдя ближе, видишь, что это даже не нити, а струи
какого-то вязкого вещества с разнообразными включениями, медленно текущие
- иногда сверху вниз, но чаще, как ни странно, снизу вверх. Иногда эти
струи обрываются и падают в студенистую лужу на полу тоннеля, иногда
отклоняются в сторону, как от порыва ветра, но совершенно не синхронно,
вне всякой связи с соседними струями, временами даже задевая и отклоняя их
тоже, но никогда не смешиваясь. Издали они кажутся бесцветными, но при
ближайшем рассмотрении видно, что внутри, за матовой их оболочкой, там,
где она почему-либо истончилась, они переливаются всеми цветами радуги.
Можно часами стоять и смотреть, как текут эти струи, и не понять, откуда
же они берутся и куда деваются, потому что сам Страж прячется обычно в
боковой нише, лишь несколькими тонкими - не больше сантиметра - сифонами
связанный с перекрываемым им тоннелем. И трудно поверить в то, что весь
этот поток слизи в сотню, а иногда и в две-три сотни литров в минуту
производится и, соответственно, поглощается небольшим существом с массой
не превышающей обычно двадцати килограммов.
Страж Первой камеры, - и она, ни на мгновение ни останавливаясь, пошла
вперед, ступая прямо по студенистой луже слизи, разлившейся по полу
тоннеля. Струи, стекавшие с потолка, тут же облепили ее с ног до головы,
но она шла, как бы ничего не замечая, и мне не оставалось ничего иного,
кроме как последовать за ней. Идти так пришлось шагов двадцать, причем под
конец я шел совершенно вслепую, потому что слизь залила светофильтр шлема.
Спускаясь сюда, я знал, что мне предстоит, знал, что такое Страж и как он
действует, но знание это нисколько не улучшило впечатления от первого
знакомства.
пока слизь, как и положено, сползет с нашей формы, не оставив на ней
никаких видимых следов. Собравшись в комки у наших ног, слизь эта, теперь
приобретшая вдруг грязно-зеленый цвет, на какое-то мгновение замерла в
неподвижности, а потом как по единой команде двинулась в сторону
пройденной нами лужи на полу тоннеля. Тонкие нити, которыми онгеррит
подтягивал к себе комки слизи, видны не были. Я был готов к тому, что нам
предстояло, но при виде этих движущихся как бы по собственной воле комков
вдруг почувствовал тошноту и отвернулся. Все-таки атавистические рефлексы
и представления слишком глубоко коренятся в человеке, и нужна длительная
тренировка, чтобы избавится хотя бы от части из них.
инспектор?
отличит вас от любого другого человека, какой бы скафандр вы ни надели, -
она двинулась дальше, и мы с Сухаревым пошли следом.
из нас двоих оно пришлось меньше по вкусу. Хотя про себя я должен был
честно отметить, что не встречался еще с существом, столь же отталкивающим
и чуждым человеку - именно физиологически отталкивающим и чуждым - как
Страж. И тем не менее я умом своим вполне понимал Рыбникова - того самого,
о котором говорила вчера Берта - который в своей монографии об онгерритах
назвал Стражей самыми прекрасными существами в Галактике. Если
отталкиваться от того, что прекрасное есть совершенство, есть высшая
степень целесообразности, то с Рыбниковым трудно было не согласиться.
Стражи были самыми совершенными из встреченных человеком химических
анализаторов, обладающими, видимо, предельно возможной чувствительностью -
в анализируемом им образце они способны выделить каждую отдельную молекулу
на поверхности без ее разрушения. Кое-кто из исследователей полагал даже,
что они каким-то образом умудряются анализировать и молекулы в глубине
образца, но механизм этого явления был пока что не установлен.
с десятком примерно узких проходов на разных уровнях, не во все из которых
мыслимо было протиснуться.
не к самому широкому проходу.
положив большой палец на клапан. Потом спросил:
образом протиснулась в отверстие, лишь слегка пригнувшись и наклонившись
вправо, и я полез следом. Это оказалось легче, чем думалось вначале,
потому что отполированные стенки не препятствовали движению, а клейкие
подошвы ботинок создавали достаточный упор. Даже Сухарев с его габаритами
умудрился не отстать ни на шаг и дважды налетал мне на спину на первых
метрах прохода. Через какое-то время, после десятка, наверное, поворотов,
когда я уже полностью потерял ориентировку, впереди показался свет, и
вскоре мы вошли, наконец, в Первую камеру.
началось регулярное снабжение онгерритов бета-треоном, зал, открывшийся
перед нами, потерялся бы в темноте, рассеять которую наши фонари оказались
бы бессильны. Я не раз видел проекции этих пещерных красот, знал, что
следующие камеры - Вторая и Четвертая - гораздо больше и величественней, а
Третья камера, где обитал сам Великий Каланд, лишь немногим уступает этой,
но все равно, оказавшись в этом зале, поразился его величине. Наверное,
причина лежала в контрасте между теснотой только что пройденного прохода и
размерами открывшейся впереди пустоты. До противоположной стены было не
менее трех сотен метров, а своды зала уходили вверх не меньше, чем на
сотню. Как и все у онгерритов, они были гладко, до блеска отполированы, и
на этом блестящем, почти зеркальном фоне черными точками - как звезды на
негативе звездного неба - выделялись многочисленные отверстия, подобные
тому, через которое мы проникли в зал.
воскообразными наплывами они покрывали стены зала и его потолок, тонкими
студенистыми струями вытекали из некоторых отверстий и опускались на пол,
расплываясь там гигантскими амебами, копошились у чаши источника,
расположенной в центре. Каждый из них передвигался сам по себе, вне,
казалось бы, какой то связи с остальными, но, окинув камеру взглядом,
можно было заметить, что все их движения подчиняются единому замедленному
ритму, то усиливаясь, то затухая с периодом в два-три десятка секунд. На
первый взгляд вся эта картина не рождала никаких ассоциаций, но через
несколько секунд я почему-то снова, как и рядом со Стражем почувствовал
тошноту и сделал несколько судорожных глотков. Нет, неожиданно для себя я
понял, что ассоциации неожиданно возникали в сознании, несмотря на всю
внешнюю непохожесть наблюдаемых картин. Я вдруг почувствовал, что то, что
я вижу, так же чуждо мне и отвратительно, как Мертвые поля в Белом лесу
Аттона. Или даже еще более чуждо и отвратительно. Но какого-либо
вмешательства в свое сознание со стороны я при этом не ощущал.