небольшой кислинкой, и, выпив ее, он вдруг почувствовал необычайное
облегчение, задышал свободнее и спокойнее и, ощутив прилив сил, даже
попытался встать. Но сделать это ему не позволили. Двое аборигенов
осторожно приподняли его и уложили в гамак, подвешенный к держащим стены
толстым столбам. Он вспомнил еще, что очень удивился, откуда они взяли
бревна в этой безлесной местности, но это было последнее, что он помнил.
Потом он уснул.
будто он находился на Земле или же в своей капсуле, так, будто в воздухе
содержались необходимые двадцать три процента кислорода. Светофильтр шлема
был поднят, он это чувствовал, и потому сразу отбросил мысль о нечаянно
открытом кране кислородного баллона. Да и не дал бы тот кислород такого
облегчения, его хватило бы от силы часа на два нормального дыхания. Нет,
какое-то благотворное изменение произошло в самом его организме, Санхо
всем телом чувствовал возвращающиеся силы, и ему было радостно ощущать их
возвращение.
Уже начинало светать, и дверной проем светлым пятном выделялся на фоне
окружающей тьмы. Санхо увидел, как на мгновение в нем показалась
долговязая фигура аборигена. Было тихо, только слышалось дыхание животного
совсем рядом да плеск волн. Санхо сел, свесив ноги, достал ими до
земляного пола хижины и встал. Силы вернулись, он снова чувствовал себя
совершенно здоровым и уверенным в себе. Медленно, стараясь ни на что не
наткнуться в темноте, он двинулся к выходу. На пороге он остановился.
около десятка перевернутых лодок, справа, полускрытые в тумане, виднелись
заросли тростника. Он огляделся по сторонам. Было темно, и он различал
лишь силуэты хижин, вытянувшиеся вдоль берега. Над одной из них вился
дымок, но света от костра он не заметил. Все дышало миром и спокойствием.
Он вдыхал чистый утренний воздух и радовался, просто радовался жизни. И в
этот момент из-за угла хижины показалась голова гвабля...
двинулся назад в спасительную темноту хижины. Карабин! Вот ведь проклятье
- у них даже нет теперь карабина! Идиотские суеверия, не надо было
слушаться этих дикарей!
пережевывал. Он был всего лишь в нескольких метрах - огромный страшный
зверь, одного удара когтистой лапы которого хватало, чтобы в лепешку
размять скафандр особой защиты. Санхо сделал еще пару шагов назад и,
наткнувшись на один из боковых столбов у входа в хижину, без сил прижался
к нему. Бесполезно. Все бесполезно. Если гвабль решит напасть, не спасет
никакая хижина. Если он просто пройдется по деревне, здесь вообще не
останется хижин. И не останется аборигенов. Несчастные, что смогут они ему
противопоставить? Луки? Копья?
возникла ужасающая картина разгромленного лагеря Кланга. Здесь будет еще
хуже, подумал он. Здесь будет хуже, потому что Кланг хотя бы мог
сопротивляться - им теперь сопротивляться было уже бесполезно. Тридцать
лет назад именно он, Санхо, первым из людей выстрелил в гвабля - и вот
теперь пришла расплата. Если бы она настигла лишь его одного...
аборигеном. Санхо едва успел схватить его за руку. Тот что-то удивленно
спросил, и Санхо, протянув руку в сторону чудовища, сдавленно прошептал:
ответ:
его глаза, как завороженный смотрел, как абориген бесстрашно подошел к
чудовищу, встал совсем рядом с его ужасающей головой и, протянув руку,
ласково потрепал его по холке. И гвабль, самое жестокое, самое ужасное,
самое беспощадное чудовище из всех, встреченных Санхо за долгие годы
скитаний по космосу, довольно заурчал в ответ.
проводников, сопровождавших их до корабля.
вести своих памак к блестящей башне, возвышающейся над плато. Они вообще
не одобряли желания людей добраться до корабля, они от всей души
предлагали им остаться жить в своей деревне на берегу озера.
огня.
достаточно ровное, дойдем спокойно. Только холм этот придется обходить с
другой стороны, здесь овраг слишком глубокий, - он взял ветку, пошевелил
ею дрова в костре, немного помолчал, затем задумчиво сказал: - Даже
странно как-то. Вроде, и уходить не хочется. Привык.
стреляли раньше, чем могли подумать.
двое людей. Талбо принес кувшин только что надоенного молока памаки,
которое в свое время поставило землян на ноги, разлил его по деревянным
чашкам, и они не спеша начали пить. Потом немного посидели молча, глядя в
огонь. Приятно грело солнце, легкий ветерок дул в лицо, и не хотелось
вставать и идти к той металлической громадине, дышащей смертью и
подозрением ко всему чужому, что стояла за холмом. Но идти было нужно.
Хотя бы для того, чтобы рассказать людям о памаках.
дальше. Проводники проводили их взглядами, стоя у костра. А рядом мирно
паслись три памаки, которые пронесли их на своих спинах всю дорогу от
деревни, и всю эту долгую дорогу кормили их своим молоком. Три ласковых
добродушных зверя. Они совсем не казались страшными теперь, несмотря на
всю свою ужасающую внешность - ручные домашние животные, которые делали
жизнь на этой планете, внешне такой неуютной, приятной для всех, кто
приходил к ним с добром. Но эволюция - а, быть может, и чья-то разумная
воля - наделила их в глубокой древности невероятной способностью к
самозащите, и они всегда оказывались сильнее охотника, какое бы оружие он
ни применял.
защиты, принцип, которому следовали люди, исследуя Галактику, принцип,
гласящий "все неизвестное опасно", оборачивался в случае с памаками против
тех, кто им руководствовался. Этот принцип превращал памаку в грозного
хищника, способного запросто уничтожить любого, кто с ней сталкивался.
камеру, переоделись и поднялись в рубку. Все здесь было как обычно, такое
привычное и такое позабытое. Горели огни под потолком рубки, заливая ее
мягким рассеянным светом. Горели сигнальные табло на пульте. Тревожно
светилось красным светом табло системы защиты в центре пульта.