Нина КАТЕРЛИ

СЕННАЯ ПЛОЩАДЬ

Посвящается М. Эфросу

"Это ведь родина. Что же ты плачешь, дурак!"

(Д. Бобышев)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. УЖАСНЫЕ НОВОСТИ

Марья Сидоровна Тютина по обыкновению встала в восемь, позавтракала
геркулесовой кашей, вымыла посуду за собой и мужем и отправилась в угловой
"низок", где накануне определенно обещали с утра давать тресковое филе.

Марья Сидоровна заранее чек выбивать не стала, а заняла очередь чтобы
сперва взвесить. Отстояв пол-дня, уж пол-часа всяко, она оказалась
наконец, у прилавка, и тут эта ей сказала, что без чеков не отпускаем.
Марья Сидоровна убедительно просила все же взвесить пол кило для больного,
потому что она здесь с утра занимала, а к кассе полно народу, но
продавщица даже не стала разговаривать, взяла чек у мужчины и повернулась
задом. Из очереди на Марью Сидоровну закричали, чтоб не задерживала - всем
на работу, и тогда она пошла к кассе, сказала, что ей только доплатить и
выбила семьдесят копеек. Но к прилавку ее, несмотря на чек, не пропустили,
потому что ее очередь уже прошла, а филе идет к концу.

Когда Марья Сидоровна сказала, что она здесь стояла, то одна заявила,
что лично она никого не видела. Бывают же люди на свете! Марья Сидоровна
связываться не стала, а пошла в хвост очереди и отстояла еще двадцать
минут, а за три человека до нее треска кончилась.

Петр Васильевич Тютин, муж Марьи Сидоровны, пенсионер, любит читать
газеты и общественно-политические журналы, потому что он ветеран и член
партийного бюро ЖЭКа. Выходя в среду утром из дому, он взял с собой мелкие
деньги в сумке, требуемые для покупки "Недели" и "Крокодила" плюс две
копейки, чтобы позвонить в квартирную помощь и вызвать врача жене,
заболевшей нервным потрясением от вчерашнего. В телефонной будке Петр
Васильевич частично по рассеянности, а отчасти в расстройстве бросил в
щель таксофона вместо двух копеек гривенник. В поликлинике ему грубо
сказали, что невропатологи на дом не ходят, а к старше шестидесяти так уж
просто смешно, хоть стой хоть падай, а когда Петр Васильевич потом пришел
к газетному ларьку, то ему, естественно, не хватило восьми копеек и
пришлось остаться без "Крокодила".

Тютина Анна после окончания восьмилетки прошла по конкурсу в
газотопливный техникум, где на танцах познакомилась с волосатым Андреем,
сыном профессора из интеллигентной семьи. Непонятно, кстати, что это такое
за интеллигенты в кавычках, если сыновья у них не могут постричься, как
люди, а ходят, похожие на первобытного человека.

На последнем курсе Анна с Андреем поженились, после чего он пошел
учиться дальше, в технологический институт, к папе, Анна же была вынуждена
работать по распределению на абразивном заводе в три смены, чтобы
содержать семью, а стипендии охломон не получал из-за успеваемости,
которая, несмотря на блат, была намного ниже средней.

Родители Анны, Петр Васильевич и Марья Сидоровна, в качестве
пенсионеров не могли все время помогать молодым материально, а отец Андрея
оказался подлецом и, будучи профессором химии, не давал сыну ни копейки,
якобы из принципа - раз женился, потрудись сам себя содержать, а на
самом-то деле потому, что ненавидел невестку, считая ее и ее родителей
ниже себя. И, наверное, имел две семьи, как они все.

Закончив институт, Андрей при помощи отца все же устроился в
аспирантуру, а Анна продолжала ломить сменным мастером термического цеха,
имея к этому времени уже двух детей от трех до пяти лет.

Еще через четыре года Андрей защитил кандидатскую и стал получать
двести пятьдесят рублей в месяц, у Анны же как раз в это время от
недоедания и нервов открылся миокардит, и тут случайно выяснилось, что
этот мерзавец встречается с другой женщиной, аферисткой и "сотрудницей
отца", то есть дочерью другого богатого профессора, такого же прохиндея,
как они все.

Марья Сидоровна и Петр Васильевич имели все основания обратиться к
руководству, чтобы сохранить семью, но у них-то блата нигде не было, и они
посчитали это ниже достоинства. Теперь Андрей живет в новой квартире на
Типанова с новой бабой, похожей на селедку в шубе, оба профессора сами не
свои от радости, а, между прочим, кандидатского жалования ему бы сроду не
видать, если бы Анна не отдала за это всю сою молодость и здоровье.

Сама Анна, оставшись с миокардитом и двумя детьми, теперь правильно
думает. что, как говорят родители, лучше вырастить детей одной, чем жить с
подлецом, недалеко укатившегося от своей яблони.

Антонина Бодрова, соседка стариков Тютиных по дому, сказала своему
Анатолию, что если он с ней зарегистрируется, то она пропишет его
постоянно к себе на 18 метров. Анатолий на это ей возразил, что поскольку
она старше его на четырнадцать лет, то он поставит свои условия, а именно,
что сына Антонины Валерика он кормить не собирается и считает выблядком с
еврейской кровью.

Антонина давно догадывалась, что Валерик, возможно, родился у нее от
заведующего винным отделом Марка Ильича, но уверена не была, а уточнить не
могла, так как Марк Ильич отбывал срок в колонии усиленного режима за
растрату и дачу взятки должностному лицу.

Лично сама Антонина к Валерику ничего не имела - ребенок не виноват,
хотя цвет глаз и нос ребенка намекали на его происхождение. Под давлением
Анатолия Антонина пообещала ему устроить Валерика в круглосуточный садик,
но вскоре Анатолий раздумал, согласия на это не дал и сказал, что детский
дом - это его последнее слово как гражданина и патриота своей страны.

Антонина трижды обращалась в Райисполком и различные комиссии по
делам несовершеннолетних, но ей везде указали, что это ни на что не
похоже, когда мать так поступает. Антонина сутки плакала и побила
Валерика, а Анатолий велел ей поторапливаться с решением вопроса и
пригрозил, что его обещала прописать дворник Полина, женщина хоть и совсем
в летах, но полная и без всякого потомства.

Тогда Антонина выпила натощак "маленькую", отвела Валерика на
московский вокзал, взяла ему детский билет в один коней - до Любани,
посадила в электричку, купила эскимо и сказала, что в Любани его встретит
бабушка по матери Евдокия Григорьевна. Мальчик поверил родному человеку,
хотя и помнил, что бабушка в прошлом году умерла в Ленинграде от паралича
и лежит на кладбище, где растут цветы.

Когда поезд с Валериком ушел, Антонина вернулась домой и сказала
Анатолию, что можно идти в ЗАГС. Они выпили пол-литра и еще 'маленькую" за
все хорошее, легли на тахту и уснули в обнимку, а Валерик в это время
плакал в детской комнате милиции в Любани и никак не мог вспомнить свой
домашний адрес, и только говорил, что ехал к бабушке, которая закопана в
земле.

К вечеру следующего дня, а это был четверг, ребенок был все же
доставлен к матери сержантом линейной милиции, но Антонина, находясь в
нетрезвом состоянии, заявила, что видит этого жиденка в первый и последний
раз, в то время как Валерик протягивал к ней худенькие ручки и кричал:
"Мама! Мама! Это же я!"

Присутствовавший при этом Анатолий плюнул на пол, Обозвал Антонину
сукой и ушел навсегда к дворничихе Полине на ее четырнадцать метров.

По приказу милиции Антонина вынуждена была принять Валерика. Весь дом
ее осуждает, а Тютины даже с ней не здороваются, при чем Марья Сидоровна
при всех сказала, что когда ребенок вырастет и поймет, он не простит.

Наталья Ивановна Копейкина вырастила сына одна. Являясь медсестрой,
всю жизнь она работала на полторы ставки и часто брала за отпуск деньгами,
чтобы у мальчика все было не хуже других детей, которые растут в
благополучных семьях с отцами.

Таким образом, Наталья Ивановна себе во всем отказывала, десять лет
ходила в одном пальто, и к сорока годам ей давали за пятьдесят и называли