из этого тупика?!
обливается! Может быть, я была слишком избалована моей "первой
любовью". Но что, если эта штука повторится? Ох, эта
классовая борьба -- в душе человека -- сводит меня с ума!
Так вот, от этой классовой борьбы она уже сошла с ума. В полном
смысле этого слова. Так, что ее посадили в психиатрическую
клинику.
на самом деле она попала в дурдом потому, что они классово
чуждый элемент. И такие смешанные браки кончаются плохо.
Мы оба должны понять, что в тот момент, когда мы станем мужем и
женой, борьба за наше счастье не кончится, а только начнется.
Если ты способен на эту классовую борьбу, на этот риск, я
приеду, и мы попробуем. Только, прошу тебя, отнесись к этому
очень серьезно.
прости. Иначе ведь просто махнула бы рукой, как махала на очень
многих.
тебе одно, а получилось совсем другое".
твои письма. Ведь это моя единственная моральная опора.
навязчивые идеи. Он не может вырваться из определенного круга
мыслей, которые все время возвращаются. Так вот и мне иногда
начинает казаться, что я схожу с ума. Весь день, с утра до
вечера, меня преследует навязчивая идея -- что делать? И так
каждый день.
настоящий момент, меньше тяготили проблемы будущего. А теперь
-- думаешь, думаешь, думаешь. Что-о-о делать???
для меня нет большего счастья, как лететь к тебе в Вену. То мне
вдруг мерещится, что я делаю непоправимую глупость, что у нас
ничего не получится. В общем, мысли, как черные мухи, весь день
не дают мне покоя. Жалят, язвят и кружатся над бедной моей
головою!
царстве, молоденькая ведьма, резвящаяся на болоте. А ты,
любимец богов, пришел и разбудил меня своими поцелуями. Ведь ты
был первым мужчиной, настоящим мужчиной, которого я целовала.
Это было так хорошо. Но вот теперь я так несчастна.
мне покоя. Хочешь забыть, разлюбить, а все любишь сильней и
больнее... Ох, это еще хуже, чем синие мухи Тар-сиса,
которые довели его до дурдома.
по-старому. Наш поэт Серафим Аллилуев после выхода из дурдома
стал дурить еще больше, но теперь в обратную сторону. Раньше он
малевал черные кресты на кладбище, а теперь ходит с кусочком
мела в кармане и рисует повсюду белые крестики. Потом Серафим
сочинил поэму "Черный крест", где расчихвостил американскую
Статую Свободы, на которую он теперь поставил крест -- черный
крест. И призывает всех американских хиппи делать то же
самое.
ротаторный журнальчик "Самогон", который подсмеивается над
"Сэм-издатом". Так вот, Серафим опубликовал там такие новинки:
"Баллада о дурдомах", "Палата No 13", "Марш 69-ников",
"Симфония С-дур для дураков и дур" и философский трактат
"Бердяевские суки и сучки", где не поставил ударения и где не
поймешь, суки это или суки, сучки или сучки.
обиделись, и разгорелся целый философский диспут: кто такие
бердяевцы -- суки и сучки или суки и сучки? А неотроцкисты из
"Сэм-издата" и "Хроники" обиделись на статью Остапа Оглоедова о
дурдомах "Обрезанный бунт или бунт обрезанных?". Остап
оправдывается: я ж, говорит, сам такой, обчекрыженный, потому я
этим и интересуюсь.
из твоей книги "Душа Востока". До этого он воровал из "Василия
Теркина"- у Твардовского, а теперь у тебя ворует. Ну и
говорят,-что в творчестве он такой же импотент, как и в жизни.
Ведь брак-то у него фиктивный был, только для отвода глаз. И
дети тоже -- кукушкины яйца. Но рано или поздно все это
кончается плохо.
напомнить то, что он тебе когда-то говорил: "Было бы болото, а
черти найдутся". Вот, кажется, и все новости из нашего болота.
ужасном круговороте. А будущее покрылось каким-то ядовитым
туманом -- и мне стало страшно. Боря, милый мой, что делать?
Единственное, что помогает,-- это твои письма. Ох, зачем
только ты разбудил эту спавшую красавицу?! Зачем?!
неприятные письма. Но ведь не могу же я писать о солнце и
любви, когда на душе кошки скребут. Постараюсь исправиться.
схожу с ума, а тебе хоть бы хны! Ты пишешь так резонно и
рассудительно, что мне становится еще хуже.
Айболита. Так говорят с ребенком, у которого болит живот. Но не
с женщиной, у которой трудные роды -- которая рожает любовь --
и никак не может разродиться. Наверно, про таких и говорят, что
это как ежа против шерсти рожать.
Боря, ведь я хотела только одного: не скрывать от тебя ничего.
Так же, как и здесь, в Москве. Я всегда пыталась быть с тобой
совершенно откровенной. Ведь я ж не виновата, что я пытаюсь,
пытаюсь -- и ничего не получается. И я никак не могу
перепрыгнуть через этот проклятый классовый барьер, который
разделяет нас.
бы ты сходил с ума, как я здесь... Если бы ты безумствовал, от
любви бросил бы все и вернулся в Москву, тогда бы я поняла это
-- и стала б твоей. Если б ты от тоски и горя был на грани
самоубийства, я б тоже поняла это -- и тотчас помчалась бы
спасать тебя. Но ты не делаешь ни того ни другого! И вот эту
твою нежность, настойчивость -- и спокойствие... этого я никак
не понимаю. Поэтому я и боюсь, что мы слишком разные люди.
букет цветов, который ты заказал из Вены по телеграфу. А за
первый букет я, кажется, поблагодарила в письме, которое не
отослала. Ведь я половину писем пишу -- и потом РВУ.
заботливый и внимательный. И за что только ты меня, дрянь
такую, полюбил?
князя Шаховского-Сибирского. Вспоминаю, как ты сделал мне тогда
в полдень предложение, на той площадке под деревом. Тогда я
была совершенно счастлива. Все трудности и классовые преграды
не успели еще прийти в голову. Было лишь простое и ничем не
затуманенное чувство счастья. Я сама не понимала, как все это
получилось -- в один день.
песчаном мысу в темноте? Ох, Борька, до чего ж хорошо
тогда было!
звезды над Москвой -- и тихое счастье в душе. Спасибо тебе за
все, Боря! Ведь ты подарил мне настоящую любовь, которой у меня
никогда не было... и не будет.
все было бы хорошо, просто и ясно. А так... Ох, Боря, когда же
я наконец напишу тебе хорошее, спокойное письмо!
двадцать уколов сульфазина. Видишь, до чего доводит любовь?
Они тебе доскажут остальное. Люблю!
Панов Вадим
Ильин Андрей
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Елманов Валерий