ногам великого царя, призвав его вначале в качестве верховного судьи, а
затем и владыки. - Артабан сделал краткую паузу, после чего еще с большим
воодушевлением продолжил. Походы в далекие страны несли лишь смуты и
разорение великой империи. Война против кочевников-массагетов стоила жизни
великому Курушу. Во время волнений в Кемте по воле рока погиб Камбиз. Его
смерть едва не привела к гибели государства, раздираемого самозванщиной и
сепаратизмом сатрапий. Лишь благодаря энергии царя Дария удалось
воссоздать то, что завещали нам предки. Но даже мудрейший Дарий совершил
ошибку, задумав завоевать припонтийских скифов. Этот поход стоил жизни
тысячам наших воинов и едва не вверг страну в пламя новых смут. Так зачем
же повторять ошибки наших предшественников?
доволен красноречием своего фаворита. Растянув толстые губы в улыбке, он
произнес, обращаясь к Заратустре:
были. Но жертвы неизбежны в любом большом деле, будь то война,
строительство дворца или рытье морского канала. Стоит ли думать о
незначительных жертвах, понесенных в предприятии, сулящем огромные выгоды.
Великий царь спросит: какие? - Заратустра посмотрел на Ксеркса, тот
кивнул. - Завоеванная Эллада станет прекраснейшей жемчужиной в короне
великого царя. Благодатная земля, окруженная щедрым морем, населенная
трудолюбивыми данниками. Эллада будет приносить доход больший, чем
Вавилония и Кемт вместе взятые. Эллада - это чудесные ювелирные изделия и
чернолаковая посуда, оружие и доспехи, оливки и рыба. Наконец, это тысячи
прекрасных девушек и крепких мужчин. И неправ Артабан, утверждая, что
эллины будут до последнего вздоха защищать свою свободу. Разве не дали
землю и волю по первому требованию Фессалия и Бестия, Эгина и Аргос? Лишь
славная доблестью воинов Спарта да горделивые Афины не изъявили
покорности. Казнив послов они покорно ждали развязки событий и лишь
нелепый случай тому виной, что злокозненные афиняне смогли отразить натиск
парсийского войска. Но тогда греки ожидали расплаты за Сарды. Страх перед
возмездием вселил в их робкие сердца некое подобие мужества. Они
устрашились не рабства, а смерти. Если же теперь царь объявит, что
Ахурамазда простил эллинам оскорбление его храмов, и афиняне, и спартанцы
склонят головы перед его солнцеподобным ликом.
черед щедрых равнин Италии, Галлии и Иберии. Преодолев Геракловы столбы
парсийские всадники ворвутся с запада в земли ливийских финикиян, а с
востока подойдет флот, состоящий из эллинских эскадр. Ведь Парсия уже не
будет зависеть от прихотей финикийских навархов. И недалек тот день, когда
Срединное море станет Парсийским морем.
Закованные в звонкую медь фаланги эллинов разобьют скифские полчища и
бросят головы их царей к ногам владыки Парсы. Конные орды с крылатыми
быками на алых штандартах покорят Инд и далекий Киау. Весь мир будет
лежать у ног великого царя. Весь мир!
придет существо высшего порядка, волею, умом и сердцем равное
солнцеподобному Ахурамазде. Этот человек не будет знать ни жалости, ни
печали, ему будут чужды сомнения и укоры совести. Он изменит мир по своему
образу и подобию, он покорит природу, замедлит течение быстрых рек и
сокрушит заслонившие солнце горы. Этот человек будет смел и правдив и мир
подчинится его воле.
бесстрашная и ужасная, великая и одинокая; такова воля правдивого!
[Ф.Ницше "Так говорил Заратустра"]
жертвам и свершениям...
поддается его речам. Глаза царя затуманились, грезя о коленопреклоненных
народах, о тысячах тысяч невольников, длинной вереницей тянущихся мимо
несокрушимых стен Парсы, о кипах воздушного шелка из Киау, о грудах
алмазов из Инда, о прекрасных эллинских и италийских наложницах. Сладкие
речи мага совершенно покорили царя, помутив его разум пеленой властолюбия.
спокойном и мирном переваривании проглоченных Парсой земель рушилась
подобно горному оползню. Вновь польется кровь, запылают пожары. В хаосе
битв и кровавых погромов к власти прорвутся другие - сильные, что сейчас
по воле судьбы вынуждены пребывать на вторых ролях. Они сбросят маски
проповедников и увенчают свою голову царской тиарой. Так думал Артабан. Он
смотрел на завороженного речами мага Ксеркса и размышлял, что предпринять.
Спасительная мысль, как всегда, пришла неожиданно. Щелкнув пальцами
Артабан подозвал к себе Кобоса и быстро зашептал ему на ухо.
повелителю мира! - продолжал тем временем маг. Его голос мастерски
вибрировал, то понижаясь до едва слышного шепота, то взлетая до высокого
крика.
наваждения и повернулся на голос. Толстый евнух сладко улыбался, сгибая
спину в низком поклоне.
Артабана, изобразил на лице улыбку. Проклятый фаворит ловко сумел отвлечь
внимание царя. Заратустра не сомневался, что при слове "наложницы" Ксеркс
начисто забыл обо всем, о чем столь долго распинался маг.
добавить, но замялся и посмотрел на Заратустру, затем на Артабана. Взгляд
его был весьма красноречив. Сановник мгновенно воспользовался ситуацией.
доложит тебе о нашем решении.
вслед за ним. Он нарочито почтительно проводил мага до царской лестницы,
желая убедиться, что тот не попытается вернуться во дворец. Так и не сумев
сдержать своего ликования он бросил вслед Заратустре:
светил ему прямо в глаза. Он возвращался домой, где его ждали друзья - лев
и орел, - ибо нет друзей-людей у того, кто грезит сотворить сверхчеловека.
Орел настиг его и крепко долбанул точеным клювом. Зажав еще трепещущее
тельце в когтях, птица взмыла вверх.
воздушных потоках.
Птичий клекот привлек внимание второго обитателя горного жилища - льва.
Огромная буро-желтая кошка с косматой гривой вылезла наружу и сладко
потянулась. Сверкнул ряд отличнейших зубов. Не обращая на льва никакого
внимания орел проковылял в пещеру и положил добычу рядом с двумя другими
тушками зайцев.
голодной смерти вряд ли смогла заставить его опуститься в долину и поймать
косулю или жирного кабана. Орел не сомневался, что лев предпочтет лечь на
землю, положив крупную голову на лапы, и умереть, размышляя при этом о
суетности жизни. Лев был немного философ. Орел презирал философию, но ни
за что не признался бы в этом. Особенно льву, который был его другом.
Философом считал себя и третий обитатель пещеры, что поднимался сейчас к
ней по узкой извилистой тропинке. Зоркие глаза орла узрели его, ноздри
льва втягивали воздух, напоенный запахом человека.
тот кривит душой. Может быть, и не подозревая о том, что кривит. Ибо
философ должен чураться людской суеты, а человек лез в нее всеми фибрами
души. Философ - беспристрастен, а человек был яростен. Он был скорее воин,
чем философ. Орел любил воина, лев любил философа. Оба они любили
человека.
хлопнул могучими крыльями. Лев широко улыбнулся. Лицо мага осталось
бесстрастной маской. У него было неважное настроение. И орел, и лев
почувствовали это. Они скрылись в глубине пещеры, чтобы не раздражать
своего друга.
пойманных орлом зайцев, предварительно ободрав с него шкуру и нанизав на
вертел. Благословленный Ахурамаздой огонь испек мясо в считанные
мгновения. Маг оторвал заячью лапку и вкусно хрустнул косточкой. Вопреки
его ожиданиям этот звук не привлек внимания друзей. Тогда он крикнул
вглубь пещеры: