Чтение 60–й страницы книги ~Атланты. Воин~

недолюбливавший кровожадного Ареса, - но мне это нравится.

- Тогда идем!

- Идем.

Святилище располагалась на высоком холме посреди священной рощи и
представляло собой храм, окруженный двумя рядами мраморных колонн. На
фронтоне храма была изображена битва богов с титанами. Следящие за
чистотой и порядком куреты [демонические существа, слуги младенца Зевса]
беспрепятственно пропустили Пана и его спутника внутрь храма.

- Это под алтарем, - сказал Пан.

- Я знаю.

Они подошли к украшенному статуей Зевса алтарю. Пан нажал на край
плиты, и она беззвучно отъехала в сторону. По узкой мраморной лестнице они
спустились вниз и вошли в небольшое помещение, все убранство которого
состояло из шести бронзовых щитов, развешанных по стенам. Освещалась
комната солнечными лучами, которые проникали сквозь узкие щели между
фризом и архитравом крыши.

Пока гость осматривался, Пан снял один из щитов. Под ним оказалась
панель с несколькими кнопками. Пан нажал на одну из них и сказал:

- Пан вызывает Громовержца.

Какое-то мгновение было тихо, затем издалека донесся голос.

- Его сейчас нет в Элладе. В чем дело?

- Вот так дела! - Пан повернулся к герою. - Нет его. Что будем
делать?

- Спроси где он и попроси передать, что его спрашивает Ясон.

Пан вновь нажал на кнопку.

- А где он.

- Я не уполномочена об этом говорить.

- Кто на связи? - поинтересовался Пан.

- Афо.

Что стало с Паном! Он расцвел широченной улыбкой, а голос стал слаще
меда.

- Афо, передай Громовержцу, что его спрашивал Ясон. Пусть разыщет его
когда вернется.

- Ясон? Но ведь он погиб!

Пан рассмеялся.

- Я тоже так думал. Но он пришел ко мне. Жив-живехонек и здоровяк,
как и прежде.

Афродита замолчала. Пан начал волноваться.

- Афо, ты меня слышишь?

- Да. Выполни мою просьбу, Козлик. Если Ясон еще не ушел, задержи
его. Я сейчас буду у вас.

- Хорошо, - ответил Пан и отключил связь. - Она сейчас будет здесь.

- Вряд ли ей будет понятна эта встреча, - заметил Ясон в ответ на
слова лесного бога.

Афо появилась внезапно, словно проникнув через щель вместе с лучами
солнца.

Ясон и Пан как раз вешали на место щит. Затем они оба обернулись и
Афродита вскрикнула:

- Диомед!

Прямо уставив копье, Диомед, воеватель бесстрашный,

Острую медь устремил и у кисти ранил ей руку

Нежную: быстро копье сквозь покров благовонный, богине

Тканный самими Харитами, кожу пронзило на длани

Возле перстов; заструилась бессмертная кровь Афродиты...

[Гомер "Илиада", 5, 336-340]

Диомед - то был один из самых великих героев Эллады. Отточенная
бронза, влекомая его безжалостной рукой, поражала не только людей, но и
богов. Афродита нечаянно бросила взгляд на правую руку, где от локтя и
чуть не доходя до запястья тянулся тонкий, едва заметный шрам - след раны,
залеченной искусным Паеоном.

Ясон-Диомед с легкой усмешкой рассматривал Афо. Под его пристальным
взором богиня зарделась и стала прекрасна как никогда. Пан восторженно
открыл рот, любуясь столь совершенной красотой.

Пауза становилась невыносимой, но Диомед не желал приходить на помощь
растерявшейся богине, а Пан не осмеливался это сделать. Наконец Афо
совладала с собой.

- Я слышала, ты умер.

Еще бы! Он должен был умереть семь веков назад!

Диомед усмехнулся.

- Я не раз слышал о себе куда более удивительные вещи.

- Так кто же ты: Ясон или Диомед? - вмешался Пан.

Афо скривила розовые губки.

- Какой там еще Ясон! Это негодяй Диомед, осмелившийся поднять на
меня руку!

Человек вновь усмехнулся и слегка склонил голову.

- Прошу великодушно простить меня. Я метил в Энея. - Если в голосе
героя и звучала ирония, то она была едва заметна.

Смех Афродиты рассыпался серебряными колокольчиками.

- Он еще смеет просить прощения! - воскликнула красавица и капризно
добавила:

- Мне было больно!

- Женщинам не стоит появляться на поле брани. Тем более таким
женщинам!

В голосе Диомеда звучало нечто, заставившее Афродиту стыдливо
потупиться. Давно уже мужской взгляд не смущал пенорожденную.

- Ты сбрил бороду, а волосы стали светлее, но ты все тот же Диомед. Я
узнала тебя по голубым глазам, что загораются ярким огнем во время
схватки.

Диомед не успел ответить, как вновь встрял Пан.

- А я признал в нем Ясона!

Афо внимательно посмотрела на героя.

- Так кто же ты?

- Я был Диомедом. А еще раньше я был Ясоном. А перед этим я был еще
кем-то. Я и сам не могу точно сказать, кто я есть такой.

- Это удивительно! - Афродита звонко рассмеялась. - И забавно. И
еще...

Богиня не договорила, но у Пана дрогнуло сердце. Он все понял.

- Козлик, - нежно произнесла Афо, - мы с Диомедом прогуляемся по
роще. Нам надо кое о чем поговорить.

И Афо улыбнулась. Счастливо и чуть застенчиво. Как улыбается женщина,
встретившая свою любовь.

ЭПИТОМА ЧЕТВЕРТАЯ. ЯРОСТЬ

А ворота Гомола ожидали

Тидея с шкурой львиной на щите,

И волоса на ней вздымались грозно;

Десница же Тидеева несла

В светильнике губительное пламя,

Как нес его когда-то Прометей.

Еврипид, "Финикиянки", 1119-1124

Он был небольшого роста и не велик телом. Его руки не поражали
обилием мышц или силой удара. Но пред натиском этого воина не могли
устоять самые могучие мужи, статью подобные сыновьям Алоэя [сыновья Алоэя
- От и Эфиальт; обладавшие огромной силой, они пытались взобраться на
небо, взгромоздив на Олимп горы Пелион и Оссу]. Все знали, что он в
одиночку расправился с пятьюдесятью богатырями, спрятавшимися в засаде,
чтобы погубить его. Сорок девять пали, сраженные насмерть, и лишь Меонт,
забрызганный с ног до головы кровью собратьев, вернулся, безумно твердя
его имя:

- Тидей!

И ведь все эти витязи были сильнее его, многие лучше владели копьем и
мечом, но не один из них не был столь яростен.

Ярость!

Безумная ярость рождалась в сердце этолийца Тидея, когда он вступал в
битву. Ярость наливала его мышцы сталью и уподобляла движения
стремительной молнии. Губительное пламя загоралось в глазах героя,
заставляя недругов отпрянуть назад. С оскаленным в крике ртом Тидей
нападал на своих врагов, вселяя в их души страх. В эти мгновения он
забывал обо всем: о жизни, о солнце, даже о смерти. Он помнил лишь, что
перед ним враг, которого нужно повергнуть. Не будь у него копья, он
атаковал бы противника с мечом и щитом, лиши его меднокрепкой защиты, он
бросился бы вперед с одним клинком, сломайся меч, он рвал бы тело врага
руками и зубами.

Если бы фортуна назначила ему родиться позднее, его бы назвали
берсеркиром [берсеркир - викинг, сражавшийся в состоянии яростного
исступления]. Эллада же не знала подобного слова. Но она знавала подобных
воинов, что бросались в кровавую схватку с непокрытой головой и
выступившей на губах пеной.

Звон бронзы и пение стрел, грохот рушащихся стен и крики умирающих -
лишь это они считали жизнью; все остальное было жалким существованием,
недостойным героя. Жить означало воевать. Воевать означало жить.
Прекратить их вечную битву могла лишь смерть, но не старость, ибо герои не
доживают до старости.