сладкое! Подобная мысль могла придти в голову лишь полному импотенту или
круглому идиоту! Выбирай, что тебе более по душе. Сладкое... Что может
быть слаще женских ножек. Ты видел мамашкины ножки? Да у меня сохнет во
рту, когда я вижу эти ножки! - Мальчуган восторженно закатил глаза. Это
вышло у него столь выразительно, что Арес непроизвольно сглотнул.
- Эрот самым наглым голосом захохотал. - Эй, папашка, - выдавил он сквозь
смех, - подрули-ка вон к тому саду. Сдается мне, там недурная вишня. А
потом сразу к источнику Аркамеи.
Правь, извозчик!
к ближайшему саду.
стеной обрушивалось на берег и рассыпалось мириадами тусклых серых
хлопьев, в солнечных лучах превращающихся в яркие мыльные пузыри. Но для
него они были вечно серыми, ибо он не видел солнца и его мир был затянут
непроницаемой блеклой пеленой, столь густой, что порой он мог осязать ее
руками, словно вязкую фланель. Хлопья медленно поднимались вверх и оседали
на седых мшистых камнях, делая их спины влажными и скользкими. Порой они
садились на его бородатое лицо, и тогда он вытирал щеки огромной шершавой
ладонью, чувствуя, как горькая свежесть моря касается обветренных губ.
влажен и солен. Днем он приятно холодил опаленную солнцем кожу, ночью
завывал, играясь меж каменных выступов пещеры.
ему, отрезанному от мира серой стеной слепоты.
радостным; мир искрился яркими красками, среди которых преобладали
красная, желтая и темно-зеленая, словно придонные водоросли. Еще было
очень много серого, точнее того, который он тогда считал серым. Истинно
серый цвет он познал лишь сейчас, когда паутинная пелерина отрезала от
него солнечный мир. Тот серый был полон радужных оттенков. Бело-оранжевые
камни с примесью болотно-мшистого. Выжженная трава на взгорках, если
внимательно присмотреться, была все же не серой, а скорей
темно-шафранового цвета. Овцы, пятнами разбросанные по зеленым лужайкам,
радовали глаз веселой незатейливой пестротой, а их бессмысленные глаза
походили на черные битумные точки. Даже непогожее небо и то было в
черно-голубую рваную полоску. Серой была лишь полынь, но она пахла
солнцем, ветром и горьким морем. Эти запахи расцвечивали степную траву
кармином, охрой, лазуритом и матовым жемчугом. Она сохранила свое
разноцветье и сейчас.
мякоть сочно чмокнула меж пальцами, тонкий упоительный аромат достиг
чутких ноздрей.
невысок, но кряжист; сильные узловатые руки свидетельствовали о том, что
их хозяин знает не понаслышке, что такое копье и валик весла. Еще глаза.
Глаза были странные. Было почти невозможно поймать их взгляд, мечущийся
словно загоняемый в сети горностай. Но такое бывает, когда зрачки устают
от яркого света.
брады нечесаны. Увидев грозного одноглазого великана, пришельцы задрожали
от страха, но он успокоил их, представившись хозяином этого мыса и назвав
свое имя. Полифем - так нарек его при рождении отец, владыка моря
Посейдон. Как и подобает гостеприимному хозяину, он накормил гостей сытным
ужином, а лишь затем поинтересовался, кто они есть такие и откуда держат
свой путь.
благородный хозяин, и прошу отведать сладкого вина.
почва, да слишком неумелы пастушьи руки, чтобы вырастить на ней лозу. То
был ответный дар гостей и хозяин не мог отказаться.
выложенный по ободу разноцветными камушками. Солнечный напиток затуманил
головы и развязал языки. Гости начали наперебой хвастать своей отвагой и
удачливостью. Лишь Никто был скрытен и более слушал. Он расспрашивал
хозяина о том, какие дела творятся в здешних краях и речь его была слаще
меда.
очагов. Мы бродяги моря, заброшенные волей богов на край земли и с трудом
нашедшие дорогу обратно.
под струю кровяного вина.
слышал о нем.
посоветовали мне беречься его. Он прибыл с тобою?
А почему ты должен опасаться его?
невзначай поинтересовался:
народ? Жива ли его жена?
этой правды. Лишь боги и я их милостью. - Вино сделало язык легким, а речь
бессвязной и опасно откровенной. - Быки его как прежде тучны. Народ
благоденствует в сытости и мире. Но слышал я, будто сватались к его
супруге, благородной Пенелопе женихи.
с женихами, бросила в море на съедение рыбам.
простодушный киклоп ничего не заметил.
Полифемом. - Никто!
затем заставило его поблекнуть. Поблекнуть...
его серой пеленой. Киклоп ревел, терзаемый нестерпимой мукой, пытаясь
понять, откуда она исходит. Он понял это, лишь выдернув отточенный кол,
пронзивший его глаз.
поразивший хозяина.
Одиссей. Я был твоим гостем, ты оскорбил гостя. И не в моих обычаях
прощать оскорбления, нанесенные мне, моему дому, моей жене. Я покарал тебя
за ложь!
мира. Прощай, киклоп.
овечек на свои корабли.
надежде вернуть глаз, украденный коварным Никто. Он мечтал видеть
взошедшее солнце, но была лишь тьма.
ночи, звезды скрылись за непроглядными тучами. Остались лишь бесконечный
рев моря да посвист свирепствующего на мысу ветра.
братья-киклопы приносили еду, молча клали ее неподалеку и возвращались в
свои пещеры. Он не говорил им ни слова. Он просто сидел и ждал. Боги
велели ему ждать.
походили на тяжелую поступь киклопов. Двое поднимались на мыс, осторожно