что даже титану не сдвинуть его с места.
спросил:
уродца.
невыносимо. Оно стремительно восходит в зенит и неохотно клонится к
закату. Почти все время, отданное Космосом дню, оно висит точно над
головой, превращая в огненный обруч, нахлобученный на затылок шлем. И
хочется укрыться от невыносимой жары. Но негде. Ни кустика, ни деревца.
Равнины к югу от Гимеры сплошь засеяны пшеницей. Самой лучшей, если не
считать кемтскую, пшеницей в мире. Желтые вылущенные зерна ее засыпают
осенью меж прочных жерновов и в подставленный короб сыплется тоненькая
струйка белой рыхлой муки. Из нее выходит великолепный пышный хлеб, если
выпекать его в раскаленной докрасна печи, из нутра которой пышет огненным
жаром, словно из медного чрева священного быка, установленного в Бирсе
[Бирса - холм, на котором был основан Карфаген] на площади перед зданием
Городского совета.
часто главнокомандующий) Карфагенской республики] Гамилькар тяжело
вздохнул и вытер пот с полуприкрытого черными кудрями лба. Стоявший
неподалеку слуга подал военачальнику наполненную до краев чашу. Вино было
прохладно, но не утоляло жажды. Как не утоляла ее и вода. Гамилькар жаждал
крови.
жертву своих младенцев. Но они не были жестоки, а если и были - то не
более, чем остальные. Не более, чем иудеи или, скажем, моавитяне,
поклоняющиеся кровавому богу, который силен лишь тогда, когда питаем
человеческими жертвами. Потому они и приносили великому Молоху своих
первенцев, а тот даровал им за это необоримую силу.
зародилось все живое. Их деды осели на берегу великого моря, а отцы
поплыли на запад и основали город, который нарекли Карфагеном, что
означает Новый Город. Поначалу он был размером с бычью шкуру. Теперь же,
чтобы выстелить его улицы и площади, потребовался бы мириад бычьих шкур.
кочевников, они стали детьми моря, их круглобокие корабли пенили просторы
Западного Средиземноморья, которое с полным основанием можно было назвать
Пуническим морем. Променяв степь и пустыни на бескрайний простор моря,
пуны не утратили ни первобытной жестокости, ни жажды завоеваний. Мир был
велик, но самые сладкие куски были уже разобраны. Пунам приходилось
довольствоваться тем, что осталось. И главным объектом их вожделений стал
остров, который они называли Страной красивого берега, эллины -
Тринакрией, а покуда неизвестные никому латины - Сицилией. Баал-Хаммон
[финикийский бог солнца и плодородия] желал, чтобы остров стал владением
Карфагена, а для этого требовалось покорить эллинские полисы, цепко
вцепившиеся гаванями в сицилийские берега. Акрагант, Сиракузы, Гимера,
Селинунт, Мессина - эти имена были подобны ласковому шелесту волн,
омывающих Страну красивого берега, которая должна была стать форпостом
великого похода на запад.
чашей. Он стоял на вершине холма, отделявшего равнину от покоренной
акрагантянами Гимеры, и наблюдал за тем, как внизу выстраивается в боевой
порядок его войско. Скакали пестро разодетые всадники, спешили занять
отведенное им место отряды пехотинцев, отличавшихся друг от друга обличьем
и вооружением. То была разношерстная рать, состоявшая из воинов по крайней
мере десяти народностей.
кровью своих граждан, поэтому непосредственно пунов в войске было немного.
Лишь несколько отрядов пехоты, сформированных из наибеднейших горожан, да
Священная дружина - личная охрана и последний резерв полководца. Воины
Священной дружины - крепкие, иссиняволосые мужи, вооруженные длинными
копьями и бронзовыми щитами - как обычно стояли полукругом позади суффета.
Этот полутысячный отряд составляли отпрыски знатнейших семейств Карфагена.
Говоря откровенно, Гамилькар мог в полной мере положиться лишь на них.
Прочие солдаты были весьма ненадежны, их отвага и преданность зависели
прежде всего от своевременной выплаты жалованья. По большей части, это
были наемники, продающие свой меч тому, кто дороже заплатит. Не имей
Гамилькар в своем распоряжении значительной золотой казны, многие из этих
воинов вполне могли бы стоять сейчас в рядах вражеского войска, также
выстраивавшегося для боя примерно в десяти стадиях от боевых порядков
карфагенян.
сипаны, искатели счастья киликийцы, иберы и пришедшие с далекого севера
кельты, чернокожие воины из диких королевств, расположенных к югу от
заселенного пунами побережья. Вся эта разноликая, вооруженная чем попало
масса располагалась в центре боевого порядка. Ее целью было остановить
натиск неприятельской фаланги. Копья сиракузских и акрагантских гоплитов
должны были завязнуть в людском месиве. Крылья фаланги занимали отряды
воинов-ливийцев и сицилийских наемников из Регия и Селинунта. Эти воины
умели сражаться, но в них Гамилькар также не был уверен. Мобилизованные
насильно ливийцы менее всего хотели умирать во имя интересов Карфагена,
эллины слишком ценили собственную шкуру. Как правило, вначале они
держались стойко, но если бой начинал складываться не в их пользу наемники
мгновенно расставались с тяжелыми щитами и искали спасения в бегстве. По
краям фаланги расположились отряды нумидийской конницы - ударной силы
войска. Обычно именно эти полудикие темнокожие всадники решали исход
сражения.
бы иметь вдвое меньше, но на преданность и отвагу которых он мог
положиться.
сиракузского тирана Гелона и правителя Акраганта Ферона. Подобно пунам
эллины выстроились в шестирядную фалангу, фронт которой несколько
превосходил длину строя рати Гамилькара, на флангах встали облаченные в
тяжелые панцири всадники, несколько отборных отрядов тираны наверняка
оставили в резерве.
шестую чашу вина, когда эллины начали атаку. Сверкающая стена шагнула
вперед, подминая котурнами неокрепшие стебли пшеницы. Неприятельская
конница медленной рысью двинулась навстречу изнывающим от бездействия
нумидийцам.
замысел тиранов, которые рассчитывали использовать в полной мере
преимущество своей хорошо обученной фаланги и смять центр пунического
войска. Что ж, Гамилькар именно так и предполагал. Недаром он поставил в
центре самых малоценных воинов, чья смерть была лишь благом - Карфагену не
придется в этом случае платить им жалованье. Свою победу суффет
намеревался ковать на флангах. Взяв седьмую по счету чашу вина, он послал
вниз гонцов и через мгновенье воинственно орущие нумидийцы устремились на
вражескую конницу. Эти полудикие воины плохо исполняли команды, но зато
трудно было найти равных им в храбрости и умении владеть оружием, среди
которого они предпочитали бронзовый меч, чей узкий кривой клинок напоминал
изготовившуюся к прыжку змею. Сметя редкую цепочку лучников, две конные
лавы темнокожих воинов врезались в ряды сиракузцев и завязалась отчаянная
сеча.
пунов. Лучники-ливийцы осыпали неприятельских воинов стрелами. Гамилькар
отчетливо видел как тучи остроконечных черточек взвиваются вверх, а затем
обрушиваются на медленно шагающих гоплитов. По большей части, они
отскакивали от щитов, поножей и меднопластинных поясов, но время от
времени острое жало находило незащищенную щель и очередной сиракузец или
акрагантянин оседал на землю и яростно рвал из бедра или руки зазубренный
наконечник. Однако прекрасно обученные воины не останавливались и не
нарушали строй, на что очень рассчитывал Гамилькар. Они переступали через
упавшего товарища и продолжали свой мерный ход. Вот они достигли передней
шеренги пунов и над полем повис глухой гул. Воины с криком рубили и кололи
друг друга, падали пронзенные стрелами. Вскоре земля покрылась ковром
мертвых тел. Неспелые стебельки пшеницы насквозь пропитались черной
кровью, а суффет никак не мог утолить жажду. Он бросал в бой все новые и
новые отряды, не забывая при этом внимательно следить за общей картиной
боя.
гоплиты методично истребляли иберов, сикулов, африканцев и прочий наемный
сброд. Ливийцы держались на удивлении стойко. Хорошо вооруженные и
обученные, они без труда отразили натиск акрагантян и теперь теснили их,
угрожая обойти неприятельскую фалангу с левого края. Неплохо пока
сражались и наемники-эллины, воодушевляемые мыслью с обещанной в случае
победы награде.