быстрым взором и почти неслышно шептал что-то своему спутнику. Мангурре
казался ему не более опасным, чем остальные майярцы. Старший сургарец
знал, что это не так; ему в жизни всего удалось повидать, об этом говорил
след от кольца на его запястье, и о хокарэмах он знал не понаслышке -
недаром он придерживал коня, стараясь ехать на два корпуса сзади.
но разве что сами хокарэмы могли бы разобраться, есть ли в тех небылицах
зерно истины.
чуть ли не людоедскими обрядами, но никто никогда не сомневался в их
жестокости.
Река, которая, собственно, и создала Ворота Сургары, сейчас, в сухое время
года, была совсем немноговодна, скорее напоминая ручей. Она устремлялась
по тому рукаву, который вел к Сургаре; второй рукав, спускающийся к
Майяру, наполнялся водой только в осенние дожди или весной, когда таяли
снега; тогда река поворачивала вспять ручеек, превращая Ворота Сургары в
неприступное ущелье. У водопада старший сургарец предложил спешиться и
идти по узенькой тропе, ведя коней в поводу. Здесь легко можно было
оступиться и упасть во взбитую тяжелой струей воду в яме у подножия
водопада.
сорока локтей была проложена "сухая" тропа, обеспечивающая связь с
Сургарой во время паводков. Для верховых та тропа не годилась, пешие же
скороходы могли в любое время отправлять в Тавин. "А может, у них на
выходе из ущелья застава со сменными конями?" - размышлял Мангурре, и так
оно и оказалось, но обнаружилось это только на следующий день, поскольку
ночевать им пришлось в ущелье, на специально оборудованной для этого
площадке. Здесь было тесновато, но другого места для привала в
полузатопленном ущелье не было. Для караванов, следующих в Сургару и из
Сургары, был устроен бревенчатый настил с несколькими хижинами и местом
для костра. Пайре хижины не понравились, он брезгливо приказал поставить
для него палатку.
ближе к вечеру, когда стены начали расступаться, отряд вышел на открытую
холмистую равнину.
далеко. Такая остановка была вполне в порядке вещей; в портулане, которым
запасся Пайра перед поездкой, остановка даже настоятельно рекомендовалась,
и сургарцы, которым он сообщил о своем решении, тоже ничуть не удивились;
старший сказал даже, что и сам бы это посоветовал - путь по ущелью был не
из легких.
Тавин. Уже задолго до этого местность стала людной; Пайру коробили
устремленные на него удивленные, а часто и враждебные взгляды, но делать
было нечего. В Тавине же поглядеть на майярцев сбегались целые толпы, и
надо сказать, они вовсе не молчали. Правда, оскорбительных выкриков Пайра
не слышал, но неодобрительный шепоток сопровождал отряд на всем пути от
городских мостов до дома Руттула.
надеялся, как на преграду, на просторы Тавинского озера, чем на крепостные
стены, опоясывающие его. Поэтому Тавин мог позволить себе широкие улицы,
просторные площади и даже большие сады. Вид у Тавина был деревенский,
простоватый.
Пайры.
была почти неприличная.
убить...
покушение на Руттула не удалось? Какое везение помогало Руттулу избегать
их? Подосланные убийцы не достигали цели; правда, за это дело только раз
брались хокарэмы, но результат того покушения был ошеломляющ: один из
двоих сгинул бесследно, а другого, закованного в цепи, вывезли в Майяр в
сундуке. Парень краснел, как маленький, от унижения, но ничего не
рассказал даже хокарэмам - какая сила могла его одолеть. Однако каким
беззащитным выглядел Руттул!
Кроме золотистой отделки, украшений, как бы то ни было подчеркивающих
богатство и власть, не было.
люди, описывая лицо Руттула как неприятное. Он не был уродом, принц
Руттул, но черты его лица были настолько необычными, что взгляд резали и
бледная кожа, и пронзительно светлые, почти желтые глаза, и желтые же,
густо тронутые сединой волосы.
навстречу несколько шагов.
кресло, предложил вина.
случайностях - обычный, ничего не значащий разговор, который ведется
исключительно ради приличия. Потом Пайра осмелился осведомиться о здоровье
принца Руттула и его высочайшей супруги. Руттул чуть заметно удивился;
Пайра именовал принцессу Савири как будто не по сану. Затем Руттул понял,
в чем дело, и спросил о здоровье высочайшего Карэны.
намереваясь достойно подготовиться к смерти, принял монашеский чин и
удалился от дел.
двигаться.
Руттул немного погодя. - Но не думаю, чтобы он решил послать тебя
известить принцессу Оль-Лааву и меня о своем уходе от дел.
не к тебе, высокорожденный Руттул, а к твоей высочайшей супруге. Принц
Карэна завещал ей свое право на знак Оланти.
что слетело с губ Руттула, он ожидать никак не мог.
Жаль!
государственных интересов стоит за завещанием Карэны. Потом возмутился:
знак Оланти был для него священен, а тут его используют в качестве
подачки.
принцессе стать наследницей короля?
горяч.
Пайра пропустил их мимо ушей, а Руттул продолжал:
живет сейчас принцесса. Савитри прекрасное место; я надеюсь, там тебе
понравится...
чужой стране да еще с мужем принцессы, вассалом которой только что стал,
Пайра не рискнул и послушно прошел в отведенные ему покои.
дворе и в доме: принцесса Савири, узнав о появлении майярцев, не сочла за
труд вернуться в Тавин.
перед завтраком. - Очень рада. Я хочу надеяться, тебе понравится наш дом.
Правда, он заведен не на майярский лад, но...
приветливая, хрупкая, нежная фея в фантастических, никогда не виданных
одеждах?
лет, но многое, очень многое придавало ей в глазах Пайры священный ореол.
престола - то есть, будущей королевой.
принцесса вовсе не жаждет избавления, и Пайре не придется стать ее
рыцарем, защищая ее копьем и мечом. А дракон добродушен с свысока
посматривает на юношескую влюбленность майярца.
Пайра? Разве самое главное в одежде покрой? Платья достаются в наследство,
и красота их - в их ценности, в роскоши шелков и бархата, в пышности
кружев, в узорах жемчужных вышивок.
и те же платья. И скучно шить платья по одному-единственному фасону...
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Володихин Дмитрий
Андреев Николай
Куликов Роман
Володихин Дмитрий