она знает много, ты напрасно не веришь, да только подбор этих песен
довольно странный.
певунье, которую он привел с собой. Горахова невестка подарила Карми шаль,
и та, уступив настояниям щедрой женщины, украсила голову цветистым
тюрбаном по северогортуской моде. Сорочку Карми все-таки пришлось купить
себе новую, а юбку она тщательно выстирала да подлатала так, что она
больше не выглядела нищенскими лохмотьями. В уступку лорцоским приличиям
Карми купила черную кофту-карэхе и по-летнему коротенькими рукавами и
большим вырезом на груди. Петь ей приходилось много, и ей много платили,
не так щедро, конечно, как Ашару, но, поставь она себе целью сколотить
приданное, при таких темпах у нее скоро бы отбоя не было от женихов из
числа небогатых горожан.
богатый, и люди здесь щедры, но ты учти, что на юге сейчас чума.
весело поют да рассказывают смешные истории.
как-нибудь. Но знаешь, мне горло драть надоело, так и без голоса остаться
можно.
трезвыми, а как понемногу слушатели напьются, так и сами петь начинают.
Тут уж моя забота, - сказал Ашар. - А ты отдыхать можешь. Да и нечего тебе
перед парнями юбкой вертеть, то не только волосы остригут, но и обреют.
половинах богатых лорцоских домов пили мало, а песен требовали много.
Карми выговаривала для себя минуты отдыха, но женщины обычно просили петь
еще и еще, и тогда Карми начинала притворно кашлять. Тут же ее пичкали
лекарствами для восстановления голоса: подогретым вином, яйцами, взбитыми
с медом и бархатистым муксоэровым молочком.
забавными городскими рассказами, в основе которых чаще всего лежали
подлинные истории, произошедшие недавно или несколько поколений назад. Вид
эти повести имели самый разный - от короткого анекдота до весьма
продолжительной, рассказываемой в несколько вечеров новеллы. Да и цели их
были самыми разными: от откровенно развлекательных до
религиозно-нравоучительных. Карми эти рассказы слушала с удовольствием и
сама могла кое-что рассказать, но взятая на себя роль певицы с
перетруженным горлом заставляла ее оставаться в тени.
была очень красивая молодая женщина, взялась рассказывать историю о
проказах трех юношей.
углу, пила теплое вино. А впрочем, неизвестно, что было бы лучше.
любовница Аласанэ Тови. С тех пор, как он пять лет назад взял в жены дочь
Марутту, он стал осторожнее в любовных делах; Марутту попрекал Горту за
невнимание к молодой жене и требовал соблюдения ее прав. Горту не хотел
ссориться с Марутту, поэтому приходилось окружать свои любовные похождения
тайной.
похожий на небогатого офицера из своей свиты. Сопровождавший его хокарэм
Шэрхо был одет почти так же, чтобы не привлекать внимания встречных.
темный дворик и поднялся по лестнице в покои молодой женщины. Он никогда
не предупреждал Тови заранее; проходил обычно сразу в спальню и поджидал,
пока позовут прекрасную хозяйку.
голоса, который в соседней комнате рассказывал одну из тех забавных
историй, которые так популярны в Гертвире. Голос показался ему знакомым;
настолько знакомым, что принца взяла оторопь - ведь юная дама, которой он,
по воспоминаниям Горту принадлежал, погибла больше двух месяцев назад.
увидел - опять-таки знакомый - профиль. Рядом с рассказчицей поставили
двусвечный шандал, и лицо девушки живо напомнило принцу о предпоследнем
собрании Высочайшего Союза и о разграбленном, разоренном Тавине.
уверенный голос и чуть архаичная, на кэйвеский лад,
безукоризненно-правильная речь". Для лорцоских горожан, конечно, ее
выговор был просто северным говором - с твердыми звуками там, где южные
диалекты без разбору употребляют мягкие, с явственным различием свистящих
и шипящих - просто смешной северный говор, но для Горту, который и в
молодости, и сейчас с тщанием следил за своей речью, раздраженный
насмешками над южным варварским выговором, для Горту, который ревниво
прислушивался к произношению других, именно эта чопорность в выговоре была
единственно верной приметой, по которой он мог судить, что девочка в
небогатом городском наряде была бывшей сургарской принцессой.
всякую ценность, он повернулся и пошел из этого дома прочь, домой, в
Хольстау-Ольвит. Шэрхо молча шел за ним: причуды хозяина не его дело. Но
едва придя в свой замок, принц позвал к себе одного их хокарэмов, Эльсти,
и отпустил его на полтора месяца - на отдых. Наутро, после того, как
Эльсти уехал, торопливо собравшись в дорогу, Горту отослал другого
хокарэма, Кароя, с посланием в Гертвир, заодно поручив ему разузнать,
какие мнения слагаются в Майяре к следующему собранию Высочайшего Союза.
сказал:
останешься?
на девушку, которая рассказывала какие-то байки?
пела с Ашаром.
он поторопился, он присел недалеко от фонтанчика на улице Оружейников и
стал рассеяно наблюдать за входящими и выходящими из дома Горахо -
насколько он знал, Карми с Ашаром жили там.
Лорцо утром, когда горожане не очень расположены к песням.
приценилась к засахаренным орешкам, но торговец, который слышал вчера ее
пение, насыпал ей их в тряпичную кошелку даром, заодно выяснив текст
одного из куплетов, что она пела вчера. Карми негромко напела неясное
место, и торговец, запомнив слова, добавил еще полдюжины сухих абрикосов.
небольшом берестяном коробке и съела тут же, на рынке, глазея на драку
бойцовых петухов. Шэрхо решил, что вполне может позволить ей эти невинные
удовольствия; он подошел к ней только потом, когда она, уйдя с рынка,
углубилась в пустынный узкий переулок.
однако хмуро и неприветливо спросила девушка.
ты вчера рассказывала в доме Тови.
неотразимое впечатление. Послушай-ка, девочка, - удивился он. - Где твой
кэйвеский говор? - Ибо сейчас девушка говорила, как северогортуская
крестьянка. - Разве ты не из Кэйвира?
подчеркнуто-гертвирскую речь. - Да и ты ведь не в Гертвире вырос.
добавила: - Я не хочу идти к Горту.
к ней руки, но Карми проворно отскочила в сторону.
высокому принцу.
хокарэма, как она вела себя. Узнав о ершистом и отнюдь не пугливом
характере, Горту прошептал: "Да, это она", и отправился в Круглую башню,
где в пустынном зале, требующем значительного ремонта после прошлогоднего
землетрясения, ожидала его Карми.