отворилась, и из-за нее выглянул старик с пышными, тронутыми молью усами.
Лицо у него было синюшное, какое бывает у тех, кто отравился газом.
ему просто скучно и он задал этот вопрос, надеясь втянуть Эрика в
разговор.
когда-нибудь...
закрыл. Эрик слышал, как он там завозился, видимо, устраиваясь поудобнее.
Потом что-то заскрипело, и послышался недовольный женский голос:
попадет в Вингальв, а будет жить здесь вечно, и это ему только поделом.
В жизни мне не давала покоя и после смерти - тоже. Чума на тебя. Ну,
балуется паренек. Так это его дело, не наше. А на месте господа-спасителя,
так я бы лучше в Вингальв не взял тебя. Или же взял, но сначала укоротил
язык раза в три, не меньше.
что-то бормочешь. Кто тебе свою молодость отдал и красоту?
так больше жить нельзя. Это когда меня лишили пенсии и осталось лишь
умирать с голоду. Ведь ты сказала, будто хочешь уйти сама, чтобы этим
гадам наша смерть аукнулась.
хотел развязаться с жизнью, так и ушел бы один. Меня-то зачем прихватил?
- Тьфу на тебя, старая корова. Нет, это теперь получается, что только я и
виноват?
стараться. Ты всегда был рад, всегда...
старик, отвернувшись от нее, страдальчески морщится. А толстая старуха с
синюшным лицом все плачет, вернее говоря, пытается плакать, поскольку
слезы из ее глаз не льются, и говорит:
одновременно? Боже, я думала, что царствие твое - это деревья и ангелы...
арфы и благодать. О, как я хотела благодати, господи. А тут... Да полно,
царствие ли это твое? Дай мне хоть один маленький знак, что это оно и
таким должно быть. Тогда я успокоюсь и все приму. Только бы знать, что это
по твоей воле, господи, а не искушение врага рода человеческого.
солнце, а там, постояв некоторое время посреди дворика, махнул рукой,
решив, что ждать больше не имеет смысла. Наверняка те, кто за ним гнались,
пьют теперь чай в какой-нибудь чайхане и обсуждают достоинства военных
фениксов. В конце концов, если что, он опять убежит по крышам или же
придумает другой трюк, такой же успешный. А еще крысиный король наверняка
его уже ждет в условленном месте.
выходе из него чуть ли не лицом к лицу столкнулся с девчушкой лет девяти -
десяти. Самая обыкновенная девчонка: копна волос, худые загорелые до
черноты руки и ноги, капризно вздернутый нос, голубые глаза. Она стояла
перед ним и держала резиновый мячик, а потом, неожиданно испугавшись,
выпустила его из рук, и тот покатился к ногам Эрика.
любовался его разноцветными полосками. Потом протянул его девчонке. Та
молча схватила мяч и прижалась спиной к стене, освобождая дорогу.
мыслях не было причинять ей зло, что он сам когда-то точно так же, как
она, жил, дышал, и сердце его билось... если бы не пуля, которая
разворотила затылок, то он бы сейчас даже помнил, кем он был, но лишь
махнул рукой и пошел прочь.
ошпарить его кипятком из большой кастрюли, но Эрик увернулся и,
метнувшись, перескочил через заборчик, оказавшись в точно таком же
дворике, как и предыдущий. Перемахнув через другой забор, он выскочил на
широкую проезжую улицу.
полчаса, свернув за угол знакомого глинобитного дома, увидел крысиного
короля, который сидел у стенки и занимался тем, что чистил зубы. Делал он
это так: крупная, с ухоженной белой шерстью крыса, устроившись у него на
плече, быстро просовывала голову в его широко открытый рот и выгрызала
застрявшие между зубами остатки пищи.
крыса не прекратила своей работы. Усевшись с ним рядом, Эрик тоже
привалился спиной к глинобитной стене и стал слушать, как коготки крысы
скребут по толстой шкуре крысиного короля.
что он пытался вспомнить уже давно, но никак не мог, - улыбку. Да, это
была именно та улыбка. Она появилась откуда-то из глубин его утраченной
памяти и соединилась со всем, что удалось вспомнить до этого, с глазами,
носом, волосами, черными бровями в единое целое.
которое он так мучительно пытался вспомнить с тех пор, как оказался здесь,
в этом странном мире. Оно снова возникло перед ним. И виной тому было
царапанье коготков. Но почему?
Он даже несколько раз вдохнул воздух. Это было излишне, так как ничего
говорить он не собирался.
слышал чей-то неумолимый голос:
прибоя и шелест волн заслонили все это, и он был чайкой, летящей к своему
видневшемуся на горизонте острову, устало махая крыльями, хорошо понимая,
что не долетит. Волны пытались дотянуться до него своими жуткими синими
пальцами. Горизонт кренился и снова выравнивался, а он летел, зная, что
перестанет это делать только когда умрет, да и то кто его знает, потому
что там, на берегу острова, виднелась тоненькая бронзовая фигурка и махала
ему рукой. Невыразимая тоска вдруг охватила его, рванула навстречу...
Тоска и любовь... Любовь? Да, он вдруг понял, что такое любовь, она
проснулась в нем, зашевелилась и наполнила тело странно забытой сладостью,
а еще волнами, сотрясавшими его...
способен жить здесь, и наплевать ему на этот город, на этот мир и даже на
всю цепь миров... Эрик вдруг понял, что не уйдет из этого города, потому
что где-то здесь скрыта возможность вернуться обратно в тот мир, в котором
он умер, и попробовать все сначала. Собственно, какой смысл идти куда-то,
ведь все города мира похожи друг на друга, как близнецы, и точно так же
окружены бесконечными песками?
точно так, как описывается в Библии, - царство божье... Нет, он должен
вернуться.
крысиный король.
дурмана. - Плевал я на холод и одновременно на жару, на эти пески и на
этот второй мир.
думал.
не дал додумать. Может быть, он сумел бы придумать, как ему вернуться
назад. Кто знает?
философом заделался? Ну ты, философ, на "Летучий голландец" сегодня
пойдешь?
Никитин Юрий
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Орлов Алекс
Афанасьев Роман