Андрей Лазарчук
Все способные держать оружие...
было для них уже более славы; они не имели более мощи. Рассказывают, что
разрушение городов произошло так внезапно, как будто бы раскрылись уста
земли. Подобно вспышке молнии, которая ударяет и разбивает вдребезги скалу,
- так мгновенно завоеванные народы исполнились ужаса перед киче и принесли
свою покорность...
помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства,
- а потом умывают руки и отворачиваются с негодованием, от того, кто имел
смелость взять на себя всю тягость ответственности.
тучами, и температура начала падать стремительно. И если в час ночи, когда я
заступал на пост, под ногами хлюпало, а с неба кто-то пригоршнями бросал
очень холодную воду, то через полтора часа моего унылого топтания под
грибком на земле вокруг уже обнаруживался слой рыхлого льда, а со стороны
леса доносились треск и грохот ломаемых сучьев (кошмар часового), - потому
что было много ниже нуля, а дождь так и не превратился в снег или град:
падал мелкими каплями. Естественно, намерзая на все твердые предметы тяжелой
коркой. Не помню, чтобы меня когда-либо накрывала столь мерзкая погода.
Такое нужно пережидать в доме с надежной крышей и толстыми кирпичными
стенами. И чтоб камин, в котором пылают дубовые поленья. Или горячая печь.
танцовщица.
пять такого дождя, и можно будет ходить с пилой и выпиливать всех из
палаток, исполняя свой христианский долг. Но так, чтобы потом по "гильзочке"
с носа. За приложение усилий.
Жалкие последние капли...
благодать, кто понимает.
опорки и - протягиваешь ноги к печке. Блаженство, пока тебя не отгонят такие
же желающие насладиться. Сорок, холера, второй. Лагерь для беспризорных
детей под городом Смоленском. Не вспоминал столько лет. Эх, Горелый.
Расковырял ты во мне эту болячку. Капитан Горелов, командир нашей учебной
части. Мой когда-то сосед по нарам. Он попал в лагерь в октябре сорок
второго и сразу же, без передышки, стал деловито готовиться к побегу. Был он
невероятно тощий, серый, слабый - и ничего не боялся. Рванули мы вместе и,
возможно, ушли бы... но в Берлине грянул очередной переворот, вся полиция
встала на уши, так что неполную неделю спустя нас благополучно сдали с рук
на руки коменданту Альтрогге. Как я потом, когда вырос и слегка поумнел,
стал понимать, Альтрогге был хорошим человеком и делал все, что в его силах,
чтобы уберечь нас от голода и эпидемий. Другое дело, не все было в его
власти. Ну, и нечего говорить, что ценить мы этого там и тогда не умели и не
желали.
колебались, куда идти. Конечно же, в Сибирь: воевать и мстить. Нам было за
что. И мы пошли в Сибирь...
Считается, что летом у нас тепло.
Хорошая машинка, идеальное оружие часового. Почти ничего не весит.
оглянулся. Ни черта не было видно в ночи сквозь пелену дождя. Но потом на
миг обрисовался размытый гребень невысокой лесистой горушки с ласковым
именем Манька, и высветились рваные края облаков, совсем придавивших бедную
Маньку к земле. Через двадцать секунд ударило так же тупо и нераскатисто.
Гром вяз в дожде.
делают неправильные молнии...
В далекой теплой караулке раздался зуммер, и подпоручик Стас Разумовский,
протяжно помянув в весьма необычном контексте некую часть тела эрцгерцога
Фердинанда, взял трубку.
вспышки пламени в направлении урочища Ульман.
километров.
наблюдение.
Мое собачье дело - достоять положенные двадцать минут, потом прийти в теплую
караулку, снять ботинки и выставить ноги к печке.
грибком с шести до восьми.
и который с тех пор успел, в отличие от меня, сделаться доктором двух наук:
медицины и криминалистики, - говорит, что мои сны являют собой самый что ни
на есть неблагоприятный прогностический признак. Такие сны бывают только у
параноидально-шизоидных типов, которые, если не помирают вовремя от
естественных причин, переступают в себе какой-то рубеж и превращаются в
серийных убийц. Говорит он мне это все десять лет, что мы знакомы.
Просто я в своих снах не делаю абсолютно ничего и никаких эмоций не
испытываю. Как правило, я чувствую, что лежу в той же позе, в которой лежу
на самом деле. Но вокруг меня может происходить все что угодно. Хоме Бруту
такое не представало пред очами даже на третью ночь. При этом я абсолютно
равнодушен ко всем этим невиданным, чудовищам и дивам. Есть они, нет их -
ледяное спокойствие, какого я в посюсторонней жизни никогда и ни по какому
поводу не испытываю...
- и созерцал дьявольское, в стиле Босха, пожирание маленьких некрасивых
людишек маленькими шустрыми химерками. Химерки нагоняли их, окружали и
начинали откусывать ручки, ножки, головки... Химерки были
крысо-крокодильчиками с крылышками. Они могли летать, хотя не быстро и не
далеко.
легко: я вешу пятьдесят два килограмма при ста семидесяти сантиметрах роста.
Шомпол - так меня звали еще в школе. Лампа слепила. Я крепко зажмурился и
проснулся.
Порогов, Яковлев! Шаг вперед.
караульной службы и поступаете в распоряжение непосредственных начальников.
Р-разойдись. Бегом - марш!
строй, дальше за ним фары грузовиков, в свете фар несколько начальственных
силуэтов.
сержант Косичка краем глаза видит меня и удовлетворенно кивает.
занять оборону.
шатиловском трактире мы в очередной раз дрались с охранниками этой базы.
Пожалуй, мы знаем о ней все.
Наш "Симонов" против их "томпсона" играет только на коротких дистанциях...
далекая труба, под пальцами верный металл...
движению, автоматики зеленые игрушечные на шее, патроны, гранаты и прочую
Конюшевский Владислав
Майер Стефани
Жюль Верн
Бажанов Олег
Корнев Павел
Круз Андрей