часто и без нужды враждующие между собой, - на этих землях возник
Интернационал. Мы помним Первый Интернационал, Второй Интернационал, Третий
Интернационал, который позже стал именоваться Коминтерном, и, кажется,
Четвертый Интернационал... Но беда всех деятелей всех Интернационалов
заключалась в том, что, зря в корень, корня-то они и не замечали - очевидно,
в силу благоприобретенной застенчивости. Это блестяще доказал великий Фрейд,
который, хотя и не принадлежал к арийской нации, понимал в людях все. Он
понимал и подымал свой голос, вопия, что главной движущей силой истории
является не борьба классов, не национальные претензии и не масонская возня,
а сексуальная неудовлетворенность. Именно она заставляет миллионы мужчин
сбиваться в армии, брать в руки винтовки, которые представляют собой
действующие фал
женщинами то, что они не решались делать с собственными женами. Вот в чем
корень бед, и поэтому миротворческая, пацифизирующая роль женщин должна
заключаться в том, чтобы, пропуская через себя - заземляя на себя, если
хотите - сексуальную энергию мужчин, не допускать использования ее в военных
целях. Поэтому я предлагаю прямо здесь и сейчас, не откладывая дела в долгий
ящик, учредить Пятый Интернационал и назвать его Секс-интерном...
Интернационал! Оставим номер пятый каким-нибудь политическим пигмеям,
которых так много развелось на наших просторах в наше беспокойное время.
Итак, мы, представители двух, а в ближайшей перспективе трех или даже
четырех держав, представители... так... русского, немецкого, грузинского,
украинского и польского народов, провозглашаем свободу и равенство полов и
наций в выборе партнеров - во-первых, ограничение зон боевых действий и
межнациональных столкновений пределами постелей - во-вторых... - Тихо! -
выдохнула княжна.
кто-нибудь! - донесся голос снаружи. Гера, останься, велел я. Помогите,
сволочи-и-и!!! Кричала женщина, молодая и, кажется, пьяная. У Командора
действительно был инфракрасный глаз: мы с Паниным еще стояли, озираясь и
стараясь хоть что-то увидеть после яркого света, а он уже бежал, и я слышал
его голос: что, что случилось? Он там, с ножом, он заперся! Где? Кто
заперся? Мы с ним были, а потом он схватил нож, я успела, а Верка с Олей там
остались... Девочка была в куцем халатике и вся дрожала. Там, там, вот этот
дом... Окно, выходящее на аллею, было занавешено, за шторой горел свет.
Серега, под окно! Руки в замок! Командор пошел первым: разбежался,
оттолкнулся ногой от "замка" Панина и, переворачиваясь так, чтобы выбить
стекло спиной, влетел в окно. Я рванул следом. Панин бросал сильно, как
катапульта, я приземлился посередине комнаты и чуть не упал, поскользнувшись
на чем-то жидком, позади Командор выпутывался из штор, а передо мной, в
углу, сжавшись, как рысь, готовился прыгнуть огромный голый парень...
прыгнул с места, головой и руками вперед, в левой руке нож. Я сместился
вправо, блокировал опасную руку и ударил ногой в корпус, он отлетел к стене
и тут же, как резиновый, вскочил на ноги. По идее, он должен был остаться
лежать, потому что у него сломаны три или четыре ребра плюс неизбежный
висцеральный шок, но он вскочил - а это значит, что он под хинком. Да, под
хинком - термоядерная эрекция... это плохо, отключить его не удастся,
придется просто грубо ломать. Он опять прыгнул, и теперь я, нацелившись на
руку с ножом, вцепился в нее, фохнулся на пол, но нож отобрал, а предплечье
сломал. Другой рукой он лез мне в лицо - эту руку я завернул ему за спину и
вывихнул сначала в локте, потом в плече. Подошел выпутавшийся из сетей
Командор, мы связали парня проводом от настольной лампы. Глаза его смотрели
только прямо, на губах пузырилась желтая пена. Хинк, сказал Командор. Ага.
Слушай, ты весь в крови... Ты тоже. Я провёл рукой по щеке - щека была
липкая
сюда. Возле кровати с измятыми, скомканными про стынями под ковриком лежало
что-то длинное, Командор приподнял край, я посмотрел и отвернулся. На
подоконнике на коленях стоял Панин. Позвони в полицию, сказал я ему. Уже
позвонили... слушай, а где третья? Кто третья? Третья девочка. Их же три
было. Черт, точно... Я огляделся, вышел на веранду. Проверил двери. Дверь в
душевую была заперта изнутри. Эй, откройте, сказал я, полиция! Молчание.
Откройте, уже все в порядке. Молчание,-шорох. Ладно, плевать, сама девица
была мне неинтересна, главное, что она жива и что она здесь, - я повернулся,
чтобы уйти, и тут дверь будто взорвалась. Я еле успел перехватить руку -
страшные скрюченные пальцы, но вторая рука вцепилась мне в щеку, глубоко
вонзились ногти, и я чудом спас глаз, но наконец завернул этой гарпии локти
за спину и, с огромным напряжением удерживая их так - она билась, как дикий
зверь, - стал наклонять, сгибать ее вперед, чтобы уберечь лицо от ударов ее
головы, - и тут ей сразу - хинк! - страшно захотелось, она прогнула спину и
стала втираться в меня задницей: на, на меня, стонала она, ну, где же ты?..
Командор, помоги, крикнул я. Вдвоем мы ее кое-как скрутили. Козлы вонючие,
орала она, друг дружку дерете, а на бабу у вас и не встанет! Подъехала
полиция, сразу три машины. Теперь надолго, сказал Командор, ребята
основательные...
спиной его белой тенью моталась позвавшая нас девочка; кто-то сердобольный
одолжил ей купальный халат. - Что тут произошло?
усмешку. - С флота вы ушли?
Она нас позвала...
полицейскими - в форме и в штатском. Засверкали вспышки. Кто-то откинул
коврик, я не успел отвернуться. Длинная тонкая девочка, очень молоденькая, с
короткой стрижкой. Лицо изрезано все, нос висит на лоскутке кожи, голова
откинута, и зияет огромная, от уха до уха, рана на горле. Отрезана грудь, и
великое множество колотых ран: на груди, на животе, на бедрах. И страшно,
клочьями, изрезаны ладони - хваталась за нож... Красный свет вдруг стал
нестерпимо ярким, меня повело в бок. Сейчас, сказал я. Ощупью дошел до
туалета - вырвало. Перебрался в душ, стал пить воду, потом сунул голову под
кран. В глазах плыли лиловые круги. Лейтенант Шмидт ждал. Давайте выйдем на
воздух, сказал я, не могу тут больше, я тут сдохну... Что-то творилось со
мной, и надо было бы пойти и отлежаться, но вот - полиция...
ней хлопотал полицейский врач. Потом он вколол ей что-то и сказал: пусть
полчасика полежит, а там можно будет с ней побеседовать. Ладно... Пока что я
рассказывал лейтенанту Шмидту все, что знал, видел и делал. И вы побежали на
помощь, зная, что преступник вооружен? - усомнился он. А что оставалось
делать? В конце концов, учили же нас чему-то. А в каких вы войсках служили?
В егерских. И давно? Шесть лет, как списали... вру, семь. И не разучились с
тех пор? Разучился? А вы знаете, какая у нас система переподготовки? Нет...
слышал кое-что, но... У нас один месяц в год и один день в месяц - сборы.
Так что разучиться довольно трудно. Разумно, похвалил он, разумно. А правда,
что ваши резервисты все оружие держат в доме? Правда, сказал я, автомат,
патроны, гранаты - в опечатанном ящике. После шестьдесят шестого года ввели
такой порядок. Значит, ваше правительство доверяет народу, задумчиво сказал
он. Иногда доверяет, согласился я. А скорее - просто платит за верность.
Каждый резервист получает избирательный коэффициент "З" - его голос
считается за три голоса простого штатского избирателя. Интересно, я и не
знал, сказал лейтенант. Наверное, это разумно... - он задумался. А вот и
девочка наша очнулась... Глаза у девочки были слегка остекленевшие, а
голосок слишком ровный. Она с подругой, той самой Веркой, которую... вот...
они приехали из Вятки на бек-фестиваль, должен был проходить в Лужниках, но
их всех оттуда погнали, и теперь непонятно что будет, и вчера познакомились
с Лавриком и Олей, пошли к ним слушать музыку и вообще, и Лаврик сказал, что
мы ему нравимся, а Оля сказала, что он такой, что одной женщины ему всегда
мало, и они остались, и сначала все было очень мило, а потом стали пить из
бутылки, прямо из горлышка, что-то очень горькое, она так и не смогла это
проглотить, а те напились и стали сходить с ума, делали такое, что и сказать
невозможно, а потом стало просто страшно, они царапались, резались и сосали
друг у дружки кровь, она хотела убе
крошечным образком - из тех, что носят на шее, - и шептала что-то, задыхаясь
от этого шепота. Мне нельзя было видеть это. Никому нельзя было это видеть.
Вряд ли я проспал больше часа, но тело затек-.ло, брючный ремень глубоко
врезался в кожу. Изо всех сил я старался не шелохнуться, не сменить дыхания.
Безумная ночь. Самая безумная из всех безумных ночей...
случайным противником пленарное заседание Сексинтерна прерывается для работы
по секциям и что, согласно духу и букве Манифеста, провозгласившего
равенство полов в выборе партнеров, сегодня такое право предоставляется
женскому полу, и княжна тут же подошла ко мне, подала руку и посмотрела в
глаза - так глубоко, что заныло несуществующее сердце. Только ничего не
говорите, прошептала она, когда мы остались одни и я запер дверь, ничего...
ничего... Мы стояли в полной темноте, взявшись за руки, и молчали. Что-то
творилось... зачем, прошептала она, зачем, зачем все так, для чего? Кто-то
играет нами... Я не плачу, говорила она, когда я пытался вытереть ее слезы,
я не плачу, не плачу, не плачусь, сидели рядом, я обнимал ее за плечи, а
потом оказалось, что лучше лечь, и мы легли, и я продолжал обнимать ее -
просто чтобы было теплее и уютнее, и спокойнее, и надежнее, а она говорила,
не умолкая, что-то давнее, темное, тяжелое изливалось из нее - как в школе
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия