поспать, а мои друзья...
заправленная, Тина хотела откинуть покрывало, но я просто рухнул сверху,
успев лишь сбросить туфли. Это неправильно, подумал я, не мог я настолько
устать...
плечо.
товарищ - Стас Тхоржевский?
этом пока не сообщали...
что... - она всхлипнула. - Думала... ну, как обычно... а ее все нет и нет...
не заглянул, что он такое разыскал в новейшей истории. Где, кстати?.. А, в
багажнике "опеля". Ладно, это надежно. Поскольку сам "опель" на стоянке при
полицейском участке.
номер Зойки. Она откликнулась сразу.
еще раз оперировать. Я так боюсь, Миша...
странное. Я перезвоню или приеду... в общем, держись поближе к полиции.
Ясно?
мы не умерли и не сошли с ума. После полудня температура, достигнув 173 по
Фаренгейту, стала медленно падать. Очистители воздуха работали хорошо, не
было ни вони, ни духоты. Жажда, конечно, мучила - но пока еще удавалось
убедить себя потерпеть, тем более что пиво было не впрок: все выпитое через
секунду оказывалось на коже. Перегрев, конечно, сказывался: в бреду ко мне
приходили гости... впрочем, это не стоит пересказывать. Эльга пыталась
забраться в холодильник. Потом она, не выдержав первой, выпила две банки
подряд и потеряла сознание. Потом мне показалось, что вода из крана на
самом-то деле идет, надо просто научиться включать насос. Я очнулся и пошел
это делать. Насос включался с общего пульта: таким малозаметным тумблером. Я
привел его в действие и пошел открывать кран. Потом Пополз открывать кран.
Потом все-таки открыл. Вода лилась тонкой витой струйкой, холодная. Я умыл
лицо, намочил волосы и понял, что еще ничего не кончилось. Эльга лежала на
полу под двумя одеялами. Я кое-как доволок ее - она сопротивлялась - до
крана и стал лить на нее пригоршнями воду...
вдруг страшно захотелось жить. Что-то порвалось внутри, какая-то нужная -
или наоборот, ненужная, кто знает? - струна. Все так и перло изнутри. И у
меня, и у нее.
значит - прохладнее? Из жарко натопленной бани мы перешли в натопленную с
ленцой. Но и это вдруг показалось роскошью.
клок пригоревшей кожи.
голове светло и радостно. Причем умом я понимал, что радоваться особо
нечему...
так и не смог. Эльге я об этом пока не сказал.
делись террористы и делись ли вообще. Кто уцелел из наших. Не началась ли
все-таки война. И так далее. Все это казалось чем-то вроде фактов истории.
Читал. Знаю. Эмоций не вызывает. Размышлять - не имеет смысла...
ярлыки с номерами.
стенками, и предназначение твое - подтвердить или опровергнуть очередную
гипотезу...
кричу во сне. Мы жили в Финляндии, на даче. Отец наряжал елку. Мы пригласили
соседей. Там был мальчик, который мне очень нравился. Пауль. По видео
выступал император. Он тоже сидел в кругу семьи, и я почему-то запомнила
спинку дивана: полукруглая, зеленая с золотом, и два ангела по сторонам. Мне
показалось, что императрица чем-то озабочена, но старается не показать
этого. Дети улыбались... Он поздравил нас с Рождеством и пожелал дальнейшего
процветания и счастья... Мы и вправду были счастливы, Зден. Мы были
по-настоящему счастливы еще два с половиной часа... И я иногда потом думала,
что все дальнейшее - это расплата за наше бесстыдное, беспросветное
счастье... Мы как-то... незаслуженно?.. нет, не то... мы расточительно
хорошо жили. Будто тратили, не жалея, не скупясь, - неприкосновенное.
Забравшись с ногами в торт... Хотя это все позднейшие рефлексии, знаешь ли.
Тогда о таких материях не думали. Нет, может быть, кто-то и думал, даже
движение существовало: "За ограничение потребностей". Но над ними смеялись.
Ты понимаешь, Зден, ведь это было не главное. Все равно что дышать. Да, мы
могли, например, собраться и поехать всей семьей в Африку - посмотреть на
носорогов и львов. Или, если нам надоест Петербург, переселиться... да хоть
в Константинополь... Буквально объездить весь мир, останавливаясь ненадолго
там, где понравится. Папа был инженером-мостостроителем. Я не сумею тебе
объяснить, в чем, собственно, была полнота нашей жизни. Безопасность.
Представь себе: двери домов не запирались даже в больших городах. Дети
гуляли по ночам. При этом изобилие, которое вам и не снилось. И - всегда
немножко праздник. И... еще... не знаю, как объяснить... постоянная радость
- просто в воздухе. Как в детстве по утрам... И еще...
тебя не понимаю, то это не так. Очень понимаю. Очень чувствую. Попробуй и
ты... Я рос в Польше, и сколько себя помню, все готовились к войне. Нам в
школе выдавали маленькие противогазики с лямочками, чтобы завязывать на
затылке, и при учебных газовых тревогах классы уводили в подвал. Почему-то
все были уверены, что сразу начнут пускать газ. Газ пускать не начали, но в
одиннадцать лет я узнал, что такое "Штука". Это не "количеством один", это
германский бомбовоз, маленький и верткий. Когда началась война, меня отвезли
к деду в деревню. Туда пришли русские. Я не все понимал... Маму куда-то
забрали, и я ее больше не видел. Отец оказался в германском плену, он был
пехотный поручик. Ему написали про маму, и он вступил в польский легион,
воевать против России. Но когда Германия завязла в России, на Урале, он
почему-то перешел на сторону русских. Вместе со всем своим взводом. За это
германцы расстреляли деда и бабушку, а меня засадили в лагерь для
беспризорных детей. Отец воевал с немцами, а я копал картошку... и не дай
Бог было прихватить одну-две с собой в барак... Зачем я это рассказываю?
Разжалобить?
гореть в аду. Но... мы ведь не за красивую жизнь... Ведь если бы касалось
только нас - ну, выгрузились бы мы где-нибудь в тридцатых годах,
растворились бы в толпе... и жили бы припеваючи, потому что... ну, понятно.
Когда знаешь наперед какие-то существенные мелочи типа скачка курса акций...
Уже зачерствели. Знаешь, как было вначале? Стрелялись, сходили с ума... -
То, что происходило... наверху. Какой это имело смысл?
допустить, чтобы началась новая война... - она как-то непонятно смутилась. -
А все, что было там, - она показала на потолок, - это заговор именно с целью
развязать войну. Существует такой Шелеховский клуб... сибирские и
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Сапковский Анджей
Шилова Юлия
Максимов Альберт
Афанасьев Роман