полностью оторвался от земли. Меня прижало к сиденью; мы взмыли над
трибунами старого стадиона, и тут же передо мной раскинулось море огней.
Костры, тысячи костров, группами, россыпью, по одиночке - вправо, влево,
вперед до горизонта. Потом все накренилось, развернулось, осталось сзади.
Под нами и перед нами лежала темная равнина, и тьма ее не нарушалась почти
ничем, а на горизонте, доходя до высоких легких облаков, стояло оранжевое
электрическое зарево. Туда и лежал наш путь.
Истамбул - вообще достаточно сложный в топографическом смысле район. Я по
наитию находил какие-то безымянные переулки, забитые коробками, корзинами и
мусорными мешками, проходные дворы, славные горбатые улочки, по которым
карабкаться можно разве только с альпенштоком... Мне изо всех сил хотелось
избежать оживленные перекрестки, где стояли наблюдающие видеокамеры дорожной
полиции, а также банки и дорогие магазины, где подходы просматриваются
охранными видеокамерами. А также места скопления людей, наподобие
танцплацев, ресторанов и всяческих ночных заведений, - там по слухам,
косвенно подтвержденным лейтенантом Наджибом, располагались скрытые камеры
уголовной полиции. И все эти камеры, как я подозревал, передавали
изображение не только тем, кто их устанавливал для своих нужд и обслуживал,
но и кому-то еще... Почему я так думал? Да вот... думалось. По ряду причин.
Наверное, от усталости.
знать твердо, с кем мне приходится иметь дело, лучше валять дурака. А валять
дурака следовало полноценно. Поэтому я несся на предельной для этих мест
скорости, звук мотора отлетал с треском от стен, клаксон взревывал на
поворотах, пугая мирных жителей и их кур, и одна белая курица даже пала
жертвой этой езды без правил: ударилась о подножку, отлетела, теряя перья, и
закувыркалась по тротуару. Как последний негодяй, я скрылся, не оказав ей
помощи... Зойка сидела молча, обхватив меня руками и крепко прижавшись - как
подобает пассажиру мчащегося мотоцикла.
с Зойкой у нас ~ всё, конец, мрак, безнадежность. И если можно сравнивать,
то теперь все еще безнадежнее, чем, скажем, было вчера... хотя вчера
казалось, что безнадежность предельная и хуже быть не может.
запомнил, пролетел, как в тумане. И пристань вынырнула, как из тумана, -
неожиданно и незнакомо.
устремлялся куда-то.
набережной. А может быть, ничто и не настораживало, просто - здоровые
параноические навыки. Но я сказал Зойке: "Посиди пока..." - и оставил мотор
работать.
касалось его пылающим краем. Черные тонкие минареты еще более истончились,
окруженные дымно-оранжевым светом.
берегу. Вода колебалась тяжело и плавно.
матроса-швартовщика. Впрочем, Саффет-бей часто отпускал работников пораньше.
Он платил мало, но и особой дисциплины не требовал.
дерево... скрип...
страх обнял меня. Но при этом очень четко - как цифры, пробиваемые кассовым
аппаратом, - возникали мысли.
как раз преграждать мне путь к выходу.
поросшие густым полуседым волосом.
были белые парусиновые матросские штаны.
Уже ни о чем не думали. Ты извини. - Слава Богу, вы живы, - сказал я. - Мне
вдруг показалось... - я хотел рассказать, что мне показалось, но внезапно
сообразил: - Подождите. Что объявили? Мобилизацию?
несомненно японцы...
недавно...
премьера...
Резиденция его все еще оставалась там же, где и была, при
Святогеоргиевском... а могла бы оказаться и здесь, сложись обстоятельства
чуть иначе...
отца. Почти двадцать километров. Может быть, в доме выбьет стекла...
далеко. Вне зон поражения.
стенкой была совсем черная. Как нефть.
будто знала, что здесь мы не останемся.
Ослепленный и высвеченный, я был как на ладони, но они почему-то не
стреляли. И только когда я, загремев водосточной трубой, рванул за угол,
ударил одиночный выстрел. Трассирующая пуля огромным бенгальским огнем
размазалась по асфальту и врезалась в стену дома напротив. И тут же забухали
сапоги. У меня было полсекунды форы и легкая обувь, им нужно было пробежать
на полсотни метров меньше. Спасло меня то, что впереди замелькали фонарики,
и те, которые гнались за мной, не стали стрелять, чтобы не попасть в своих.
То есть пальнуть-то они пальнули, но в воздух, я даже полета пуль не слышал.
Подворотня справа... проходной двор... еще подворотня... через забор...
подво... Все. Ворота закрыты. Пришли.
этажей, пятнадцать кнопок на щитке, окно левее лестницы - скорее всего,
седьмая квартира. Я вдавил кнопку. "Сашка?" - тут же спросил низкий голос.
"За мной гонятся солдаты, - сказал я. - Впустите, пожалуйста". Замок
щелкнул. Я толкнул дверь и мгновенно оказался в подъезде, и захлопнул ее за
собой, и привалился к двери изнутри. Сапоги... сапоги... сапоги... не
заметили... не заметили... не заметили... Дверь подергали, потолкали - без
особого, впрочем, рвения. "Открыто, господин сержант!" - закричал кто-то
вдалеке. Кричали по-немецки, но с сильным акцентом. Сержант... Французы?
Вроде бы не было французских частей... впрочем, все смешалось в семье
народов... На крик побежали. "Брать живым!" - начальственный голос. Живым
так живым, кто бы возражал...
в пещере. Как в фотолаборатории. Как у негра в жопе.
на серо-синем.
свет - окно выходит во двор.
Свержин Владимир
Лукьяненко Сергей
Белов Вольф
Херберт Фрэнк
Сапковский Анджей
Доставалов Александр