донесли до стойки, а потом Тарантулу не позволили даже дотронуться до своей
полдюжины, сержант-территориальщик донес за него и даже расчистил место на
столе. Если бы не вы, сказал он мне, нас всех и закопать не смогли бы, тут
неподалеку одного вашего нашли - еле соскребли с асфальта, упокой, Господи,
душу его... Серега, подумал я. А может, кто-нибудь из гейковцев. Никто не
вернулся: когда я заезжал на танке, дом был пуст. Феликс смылся куда-то,
проклятый шпион... Мы не успели моргнуть, как выпили за солдатское братство.
За тебя, Фил, подумал я. За вас, ребята.
потрогать его. За спиной в три губных гармошки начали наигрывать сиртаки, я
оглянулся, приподнялся на носки: расчищали место, сдвигая столы, и солдаты с
кружками в руках выстраивались полукругом, а в кругу, положив друг другу
руки на плечи, топтались пятеро низкорослых морячков в беретах с
помпончиками, темп нарастал, потом в их круг попал зулус в белом мундире,
потом высокий улан... Темп нарастал, все смешалось, и за головами не было
видно, что происходит там, а там лихо отплясывали и в помощь губным
гармошкам били в ладоши или отбивали такт пивными кружками... темп нарастал,
слышался смех, кто-то повалился, передо мной егерь встал коленями на стол,
чтобы лучше видеть, и вдруг Тарантул толкнул меня под локоть: пойдем? У него
что-то посверкивало в глазах. Да куда мне, сказал я. Жаль, сказал он, а я
пойду... Он полез сквозь толпу к кругу, а я, прихватив пару кружек, пошел за
ним, чтобы посмотреть на это вблизи. Темп был уже безумный, и Тарантул сходу
ввинтился в хоровод... Там было два хоровода, один внутри другого, и плясали
все, надо сказать, каждый свое, но делали это весело и упоенно. Я с
удовольствием смотрел на шефа, обнявшего слева чешского пехотинца, а справа
- гренадера, музыка неслась, сапоги гремели, летели голоса, - и вдруг я
почувствовал на себе чей-то взгляд. Не прицельный, не недобрый - но
внимательный. Я резко оглянулся.
четырьмя-пятью солдатами, стоял и смотрел на меня, приветливо улыбаясь,
обер-лейтенант люфтваффе. Он встретил мой взгляд спокойно, чуть прищурился и
легонько отсалютовал мне своей кружкой. Мне показалось, что я его где-то
видел. Определенно видел... Где? Меня толкнули в бок, я машинально взглянул
на толкнувшего, а когда перевел взгляд на летчика - того уже не было.
Летчика... я произнес про себя это слово и вспомнил: фотография. Девятый в
ряду. Единственный незнакомый.
мелькающие ноги. Пятясь и раздвигая народ плечом, я выбрался из толпы
зрителей. Сунул на первый попавшийся столик опустевшую кружку и с одной,
последней, в руке вышел на улицу. По глазам, как плетью, ударило светом.
Жмурясь и пережидая, когда иссякнет, наконец, это нестерпимо-розовое сияние,
я стоял неподвижно, и кто-то проходил мимо меня, аккуратно огибая внезапную
преграду. Потом я открыл глаза. Наверное, сказалась дикая, дичайшая
усталость, и четыре кружки очень хорошего пива на давным-давно пустой
желудок, и внезапный удар по нервам... Я очень отчетливо, даже слишком
отчетливо видел все перед собой: сильно чадящий зеленый штабной автобус, и
стайку мальчишек лет четырнадцати на противоположном тротуаре, и сапера,
оседлавшего маленький велосипед и виляющего наискось Через дорогу... и в то
же время меня будто бы отбросило на несколько часов назад, на крышу
"Гамбурга", и я с двухсотметровой высоты... не могу сказать, что я понял, но
я увидел, охватил одним взглядом все, что происходило и происходит, и будет,
наверное, происходить со мной и вокруг меня. Я увидел, как я сам, мертвый,
лежу в каком-то закутке в Измайловской игле, а ребята Гейко гонят в эфир
комбинации цифр, и вот одна из них совпадает с той, которая приводит в
действие взрыватель, и вмонтированная в меня бомбочка сносит пол-Иглы - это
было... и плыву на барже "муромцев" до конца, высаживаюсь на берег - и вот я
уже в каком-то туннеле, опрокинутый пулеметной очередью, но гранатомет еще
есть силы поднять, я поднимаю и бью под маску накатывающегося танка, белое
пламя... и не лечу на прозрачном самолетике в Москву, а бреду куда-то в
абвере гема, босиком, по теплой пыли - не в Тифлис ли?.. это все было в одно
время и на одной земле, но как бы на разных улицах и так, что пересечься или
встретиться с самим собой было невозможно, я это видел - что невозможно, а
почему так, меня мало волновало. И так же было впереди, разно и по-своему
одинаково, и можно было выбирать - при условии, что ничего не меняешь...
газон.
всего натворили, и - ничего?
не маразм, то... то - что? Принимать предложение? Клюнуть на фотографии,
которые подделать - три часа работы? Ч-черт...
появился Тарантул. Он, как и я, постоял в дверях, жмурясь, и медленно
направился ко мне. Я сидел, не шевелясь, он опустился на корточки передо
мной и спросил:
плечо не вывешивал.
подбросил монетку, поймал, не разжимая руки,поднес к лицу.
разгибались. Ниже локтя рука была не моя. Я напрягся, и рука задрожала. Она
дрожала все сильнее и сильнее, мерзко тряслась - это было унизительно и
страшно. Наконец, сделав какое-то безумное усилие, я отшвырнул монету, не
глядя. Дрожь унялась, и пальцы снова шевелились, как надо, и только
студенистая, омерзительная слабость...
месяца хватит? Я покачал головой.
естественно, не предлагаю...
всплыла и вновь погрузилась куда-то та картина, что появлялась недавно, - с
видами непременного будущего. И я опять ничего не понял, но на этот раз
успел сфотографировать ее взглядом и сейчас фиксировал в памяти, чтобы
позже, наедине с ней, во всем разобраться. И что-то, наверное, Тарантул
понял, потому что моргнул, и дьявольская уверенность в себе и в
подчиненности ему прочего мира куда-то исчезла, оставив только след.
стало скучно. Что может быть лучше скуки, осени, дождя за стеклом и полного
одиночества?
Потому что знал - рано или доздно мы с ними схлестнемся, и шансы у нас будут
только тогда, когда здесь, - он постучал по лбу, - не сплошная кость...
ворот...
оружием отменен, в целях безопасности граждан разрешается и даже
приветствуется открытое ношение оружия... приобрести в охотничьих магазинах
по предъявлению удостоверения личности или получить во временное пользование
в полицейских участках...
что это было приятно. Под утро она замерзла и как-то вся съежилась; я нашел
для нее утепленную куртку патрульного, и, завернувшись в нее, она поспала. А
теперь, проснувшись, готова была вновь петь и летать, петь и летать...
приснилось? Что мы летим в каком-то большом самолете: ты, я, Петька, Тедди,
этот твой ужасный отец... прости, что я так говорю, но...
понимаешь? И вообще - самолет полупустой... огромный, как "Крым" или
"Витоша" - ты же плавал на "Витоше", видел - какие-то салоны, каюты, трапы,
переходы... и полупустой. И мы летим, а везде только небо. Я проснулась, и
мне стало смешно.
легко... я свинья, я знаю... Тедди... только, Мишка, - я и по тебе столько
же горевала бы...
сочинили и бросили...
деле нас нет, уже нет, только мы никак не можем в это поверить.
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Перумов Ник
Жюль Верн
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман