борт принял". Пожизненное заключение, "экспресс". Тюрьма строго режима
Хок-Гобуж на острове Земля Таисии, далеко за полярным кругом. Андрис был
там дважды по делам Центра. Средняя продолжительность жизни заключенного
составляла шесть лет. Администрация не вмешивалась в порядки,
установленные самими заключенными. Общество Хок-Гобужа было интересно
настолько, что Андрис попытался организовать комплексную этнографическую
экспедицию - изучать его изнутри; он носился с проектом, пока не понял,
что поддержки ему не будет: слишком нежелательны стали бы материалы
экспедиции для идеологов "нового пути". Обо всем этом Андрис поговорил с
Хаппой, и Хаппа дал ему почитать огромную, на пятьсот страниц, работу
некоего Е.Файнгара, озаглавленную: "Новый неолит, или Бремя летних
отпусков". Работа понравилась Андрису, но оказалось, что Е.Файнгар уже
умер. Отсидев пять лет в обычном лагере, он не просто сумел
адаптироваться, но и проанализировать жизнь заключенных с точки зрения и
этнографии, и социологии. Среди прочего он проводил и богато иллюстрировал
мысль примерно следующую: общественные отношения в лагере соскальзывают
далеко в прошлое, к родоплеменному строю - примеры, примеры, примеры
обычаев и отношений в лагере и обычаев и отношений каких-нибудь эскимосов
или никому не известных папуасских племен - видно было, что Е.Файнгар
знает предмет великолепно, - поэтому, чтобы уравновеситься с окружающим
миром и иметь с ним контакты (а такое равновесие, понятно, имеется), в
системе отношений в лагере должны также присутствовать элементы, пришедшие
из будущего - далекого и не очень. Сюда он относил абсолютную, не
зависящую ни от чего гарантированность продовольственного и вещественного
минимума, крышу над головой - и постоянную, непреодолимую, неизбежную
погруженность в "поле общей ментальности" и, как следствие, насильственную
социализацию и политизацию каждого индивидуума... Пытаясь разглядеть в
отдалении прекрасные черты будущего, писал он, мы обычно не смотрим себе
под ноги и потому вляпываемся в это будущее по самые ноздри и долго не
можем понять, чем так пахнет; однако рано или поздно принюхиваемся и
перестаем обращать внимание. Искать проявления будущего, писал он дальше,
надо там, где наиболее сильны рецидивы прошлого: именно так защищается
настоящее, пытаясь сохранить себя в неизменности. Принято почему-то
считать, что будущее должно быть прекрасно, и это его главный
отличительный признак. Абсурд: прекрасным может быть только нечто хорошо
известное; будущее всегда пугающе-безобразно. Став настоящим, оно
приобретает некоторые привлекательные черты - в нем уже можно жить. Став
прошлым, делается прекрасным и вызывает ностальгию, поскольку впереди
маячит что-то новое, неизвестное и угрожающее. Нормальные люди, замечает
Е.Файнгар, предпочитают не всматриваться в реальное будущее; они просто
по-детски неумело пытаются изобразить рай, покинутый их прародителями...
не мог найти простую и конечную форму того, над чем думал давно и много.
Он ничего не сказал, поставил фонарь так, чтобы луч рассеивался на
потолке, и сел рядом с девушкой.
приходилось терпеть боль. - Мне сказали, что это вы меня вынесли. Спасибо.
вспомнить.
улыбищей. На обложке.
спал, привалившись к стене. Или был в обмороке.
приличная арматура. Была. Ну да ничего, купят еще. Подождите, где-то же
должна быть моя маска? - она приподнялась и стала осматриваться.
желтых блестящих точек. Расположенные неравномерно, они образовывали
портрет странного, искаженного не то болью, не то гневом, лица. Подобные
микросенсорные маски, снимающие биотоки с мимических мышц и активных точек
лица, Андрис видел и раньше - ими пользовались операторы систем
противоракетной обороны. Но датчиков на тех масках было гораздо меньше.
дедушку. Он что, так широко известен?
судить?
потом грохнуло - упало что-то тяжелое.
наоборот, тянул резину и страшно жалел, что старик Ломброзо сейчас не
здесь: декан являл собой тип рафинированного жулика. Такой просто не мог
не брать. Рука Андриса непроизвольно тянулась к бумажнику. Наконец,
сошлись на том, что деканат пока не будет давать ход делу - по крайней
мере, до окончания следствия. Намек Андриса на то, что в случае
благоприятного исхода благодарность родственников обормота Тони будет
безмерной, декан воспринял очень сдержанно. То ли намек был недостаточно
прозрачен, то ли представления декана о безмерности расходились с
общепринятыми.
в сквере. - Можешь идти на лекции. Пока что я тебя отстоял. А то, может,
еще и в полицию сбегаю - пусть дело прекращают?
Не хочу я на лекции. Я спать хочу.
будем?.. - он хотел сказать, когда именно они будут спать, но передумал. -
Давай-ка найдем какой-нибудь уединенный телефон.
Наоборот.
шестнадцатиэтажным башням, соединенным перемычками-галереями: между
четвертыми и десятыми этажами. Двухэтажный цоколь здания был весь из
стекла. Все это было бы даже красиво, если бы красоту не портила не то
незавершенность, не то запущенность: потеки на стенах, грязь, трещины в
стекле, кое-где стекол не было вовсе. Возле парадного в ряд стояли
мусорные баки. В лифте воняло. На панели чем-то красным было написано:
"Оставь одежду, всяк сюда входящий". Ниже: "Нельзя так жить, люди!" Крик
души. Под вентиляционной решеткой висел приклеенный намертво плакат:
портрет Кристальдо в две краски и лозунг: "Народ всегда прав!" Кто-то
пытался плакат отскоблить - не получилось.
"Кто?" - спросили из-за двери. "Это я, Ольвик", - сказал Тони. Ему
открыли. В комнатке было не повернуться - аппаратура и груды журналов. Тут
же была дверь в другую, смежную комнату, светлую и более просторную. Там
стояла телекамера. Парень сказал: "Хорошо, что ты пришел. Покарауль, я
скоро приду. Никого не пускай." Тони запер за ним дверь. Андрис нашел
Махров Алексей
Прозоров Александр
Пехов Алексей
Василенко Иван
Андреев Николай
Витковский Евгений