несмотря на производимое им - домом - впечатление, он стоит уже почти
тридцать лет и еще ни разу не падал. Тарантул кивнул головой и пошел, но
чувствовалось, что это требует от него некоторых волевых усилий.
густой, как "дубльшварцэнгельхенсбир". Вот куда бы Кропачека! Вот где
увидел бы он апофеоз "панибратства наций"! Но Фил был далеко, и оставалось
просто помянуть его хорошим глотком хорошего здешнего пива...
отваливали, прижимая к груди добычу, егеря, морпехи, рейхсгренадеры,
территориальщики, чехи, финны, танкисты, зулусы, венгры, польские уланы и
гусары, стоял ровный разноязыкий гул, и если кто-то что-то кричал, то
кричал приподнято и радостно. Шел необъявленный праздник, самые первые и
самые искренние его часы, когда враг вдруг перестает быть врагом, и
маятник откачивается в противоположную сторону... солдаты были
предупредительны друг с другом, а офицеры платили за всех. Нас, полковника
авиации и егеря с окровавленной повязкой на голове, не то что пропустили -
чуть не на руках донесли до стойки, а потом Тарантулу не позволили даже
дотронуться до своей полдюжины, сержант-территориальщик донес за него и
даже расчистил место на столе. Если б не вы, сказал он мне, нас бы всех и
закопать бы не смогли, тут неподалеку вашего одного нашли - еле соскребли
с асфальта, упокой, Господи, душу его... Серега, подумал я. А может,
кто-нибудь из гейковцев. Никто не вернулся: когда я заезжал на танке, дом
был пуст. Феликс смылся куда-то, проклятый шпион... Мы не успели моргнуть,
как выпили за солдатское братство. За тебя, Фил, подумал я. За вас,
ребята.
руку и потрогать его. За спиной в три губных гармошки начали наигрывать
сиртаки, я оглянулся, приподнялся на носки: расчищали место, сдвигая
столы, и солдаты с кружками в руках выстраивались полукругом, а в кругу,
положив друг другу руки на плечи, топтались пятеро низкорослых морячков в
беретах с помпончиками, темп нарастал, потом в их круг попал зулус в белом
мундире, потом высокий улан... Темп нарастал, все смешалось, и за головами
не было видно, что происходит там, а там лихо отплясывали, и в помощь
губным гармошкам били в ладоши или отбивали такт пивными кружками... темп
нарастал, слышался смех, кто-то повалился, передо мной егерь встал
коленями на стол, чтобы лучше видеть, и вдруг Тарантул толкнул меня под
локоть: пойдем? У него что-то посверкивало в глазах. Да куда мне, сказал
я. Жаль, сказал он, а я пойду... Он полез сквозь толпу к кругу, а я,
прихватив пару кружек, пошел за ним, чтобы посмотреть на это вблизи. Темп
был уже безумный, и Тарантул сходу ввинтился в хоровод... Там было два
хоровода, один внутри другого, и плясали все, надо сказать, каждый свое,
но делали это весело и упоенно. Я с удовольствием смотрел на шефа,
обнявшего слева чешского пехотинца, а справа - гренадера, музыка неслась,
сапоги гремели, летели голоса - и вдруг почувствовал на себе чей-то
взгляд. Не прицельный, не недобрый - но внимательный. Я резко оглянулся.
четырьмя-пятью солдатами, стоял и смотрел на меня, приветливо улыбаясь,
обер-лейтенант люфтваффе. Он встретил мой взгляд спокойно, чуть прищурился
и легонько отсалютовал мне своей кружкой. Мне показалось, что я его где-то
видел. Определенно видел... Где? Меня толкнули в бок, я машинально
взглянул на толкнувшего, а когда перевел взгляд на летчика - того уже не
было. Летчика... я произнес про себя это слово и вспомнил: фотография.
Девятый в ряду. Единственный незнакомый.
мелькающие ноги. Пятясь и раздвигая народ плечом, я выбрался из толпы
зрителей. Сунул на первый попавшийся столик опустевшую кружку и с одной,
последней, в руках вышел на улицу. По глазам, как плетью, ударило светом.
Жмурясь и пережидая, когда иссякнет, наконец, это нестерпимо-розовое
сияние, я стоял неподвижно, и кто-то проходил мимо меня, аккуратно огибая
внезапную преграду. Потом я открыл глаза. Наверное, сказалась дикая,
дичайшая усталость, и четыре кружки очень хорошего пива на давным-давно
пустой желудок, и внезапный удар по нервам... Я очень отчетливо, даже
слишком отчетливо видел все перед собой: сильно чадящий зеленый штабной
автобус, и стайку мальчишек лет четырнадцати на противоположном тротуаре,
и сапера, оседлавшего маленький велосипед и виляющего наискось через
дорогу... и в то же время меня будто бы отбросило на несколько часов
назад, на крышу "Гамбурга", и я с двухсотметровой высоты... не могу
сказать, что я понял, но я увидел, охватил одним взглядом все, что
происходило и происходит, и будет, наверное, происходить со мной и вокруг
меня. Я увидел, как я сам, мертвый, лежу в каком-то закутке в Измайловской
игле, а ребята Гейко гонят в эфир комбинации цифр, и вот одна из них
совпадает с той, которая приводит в действие взрыватель, и вмонтированная
в меня бомбочка сносит пол-иглы - это было... и плыву на барже "муромцев"
до конца, высаживаюсь на берег - и вот я уже в каком-то туннеле,
опрокинутый пулеметной очередью, но гранатомет еще есть силы поднять, я
поднимаю и бью под маску накатывающегося танка, белое пламя... и не лечу
на прозрачном самолетике в Москву, а бреду куда-то в абвере гема, босиком,
по теплой пыли - не в Тифлис ли?.. это все было в одно время и на одной
земле, но как бы на разных улицах и так, что пересечься или встретиться с
самим собой было невозможно, я это видел - что невозможно, а почему так,
меня мало волновало. И так же было впереди, разно и по-своему одинаково, и
можно было выбирать - при условии, что ничего не меняешь...
на газон.
Столько всего натворили, и - ничего?
и не маразм, то... то - что? Принимать предложение? Клюнуть на фотографии,
которые подделать - три часа работы? Ч-черт...
появился Тарантул. Он, как и я, постоял в дверях, жмурясь, и медленно
направился ко мне. Я сидел, не шевелясь, он опустился на корточки передо
мной и спросил:
на плечо не вывешивал.
подбросил монетку, поймал, не разжимая руки, поднес к лицу.
разгибались. Ниже локтя рука была не моя. Я напрягся, и рука задрожала.
Она дрожала все сильнее и сильнее, мерзко тряслась - это было унизительно
и страшно. Наконец, сделав какое-то безумное усилие, я отшвырнул монету,
не глядя. Дрожь унялась, и пальцы снова шевелились, как надо, и только
студенистая, омерзительная слабость...
Четыре месяца хватит?
тебе, естественно, не предлагаю...
вернулась, всплыла и вновь погрузилась куда-то та картина, что появлялась
недавно - с видами непременного будущего. И я опять ничего не понял, но на
этот раз успел сфотографировать ее взглядом и сейчас фиксировал в памяти,
чтобы позже, наедине с ней, во всем разобраться. И что-то, наверное,
Тарантул понял, потому что моргнул, и дьявольская уверенность в себе и в
подчиненности ему прочего мира куда-то исчезла, оставив только след.
мне стало скучно. Что может быть лучше скуки, осени, дождя за стеклом и
полного одиночества?
молчунов? Потому что знал - рано или поздно мы с ними схлестнемся, и шансы
у нас будут только тогда, когда здесь, - он постучал по лбу, - не сплошная
кость...
ворот...
Посняков Андрей
Чернецов Андрей
Маккефри Энн
Лукьяненко Сергей
Вронский Константин
Шилова Юлия