Чтение 114–й страницы книги ~Посмотри в глаза чудовищ~

Дуглас сказал:

- Да-а: Неудивительно, что эти джерри взбесились и решили
завоевать мир:

О'Лири почесал в затылке:

- Не знаю, как там лопаты, а от кружки и картишек я бы сейчас не
отказался.

И все ожили.

В подполье висели окорока, лежали головки сыра. В ларе,
расфасованные по полотнянным мешочкам, хранились сухари. О'Лири
безошибочно определил под мешковиной зеленоватую длинную бутыль
чистого, как слеза младенца, самогона.

Нат устроился на чердаке - наблюдать.

- Знаете, дядя Ник, - сказал он, когда я забрался к нему, -
странно все это.

- Что?

- А вот: ни самолетов здесь не слышно, ни взрывов...

- Бывают такие места, - сказал я. - Ты все равно поглядывай...

Я спустился и застал следующую сцену: О'Лири вытащил из стола
калоду Таро и сейчас, слюня палец, выбрасывал лишние карты.

- Сержант, - сказал я.

- Да, сэр?

- Положите колоду на место. Это не игрушка.

- А что такого? Карты и карты. Только масти не так нарисованы.

- В том-то и дело, - сказал я. - Если здесь действительно крутятся
черные эсэс, то даже держать в руках Таро - это все равно, что залезть
на крышу и размахивать американским флагом.

- Хм. - Он с сомнением посмотрел на карты, потом на меня, потом
опять на карты. - Ну, если вы так уверены...

Он собрал карты, сложил их в серебряный футляр, взвесил на руке и
сунул в карман.

- Вы ошиблись, сержант, - сказал я. - В комод. Вот из кабинета
фюрера я вам разрешаю брать все что угодно.

- Даже веревку, на которой он повесился, - не открывая глаз,
проговорил Отто

Ран.

- Что он сказал? - забеспокоился сержант.

Я перевел.

- Кто повесился?

- Фюрер.

- А с кем мы тогда воюем?

- Лучшие умы человечества ломают над этим головы, - сказал я.

- Ничего не понимаю, - сержант отошел, явно обиженный и на меня, и
на умы человечества.

- Отто, - позвал я. - Вы меня узнаете?

- Голос знакомый, - сказал Ран.

- Если хотите, можете посмотреть.

- Не хочу, - сказал Ран. - Глаза слишком часто лгут.

- Помните Гималаи?

- А, Николас, - равнодушно произнес Ран. - Значит, вас тоже взяли
сюда?

- Куда?

- В тонкий мир.

- Не такой уж он тонкий, - сказал я. - Дырка у вас в боку - будто
бык боднул.

- Может, и правда бык, - сказал Ран. - Не помню. Я вышел ненадолго
- просто подышать:

- Откуда вы взяли, что фюрер повесился?

- А что ему оставалось делать? Бежать за Одер к русским? После
того, как на

Гамбург и Дрезден бросили эти чудовищные бомбы, никто уже не мог
сражаться.

Да, русские бы спрятали его... О, как они хотели заполучить его
живым! А знаете,

Николас, для чего? У них уже был собран железный зверь, и нужен
был человек, обладающий ментальной сверхсилой - таким был фюрер. Они
бы отсекли ему руки и ноги и вживили его в этот жуткий механизм...
Впрочем, Николас, всего этого не случилось, не так ли? - он посмотрел
на меня, прищурясь.

- Что вы хотите этим сказать?

- Не брали вас в тонкий мир: вы сами сюда пришли: как? А, да я же
сам, наверное, вас привел: Я очень устал, Николас. Вы не представляете
себе, как я устал. Какая это мука: все знать, все понимать: но
оставаться при этом лишь тенью на стене:

- Ничего, - сказал я. - И это пройдет.

- Возможно: - он задышал тяжелее. - Танки Паттона давно в Берлине,
но никто этого не знает. Адольф бежал в Ганновер и там повесился, но
этого тоже никто не знает. Все ведут себя так, будто ничего такого не
произошло: Германия лежит в развалинах, реки красны от крови - но
никто этого не видит, люди ходят на работу, обедают в маленьких кафе,
спят в своих постелях: ужасно.

Он сморщился и отвернулся.

- Капитан, - сказал Чарли; он, похоже, стоял за моей спиной и
слушал. -

Пожалуйте к столу, сэр.

- Отто, - позвал я.

Он слабо махнул рукой - иди, мол.

Я подошел к Марлен. Она зарумянилась; глаза бегали под веками.
Дыхание стало чистым и глубоким. Я потрогал ее лоб, вытер лицо
салфеткой. Мне показалось, что она ощутила прикосновение.

- Говоришь, к столу? Пойдем к столу:

Картофельный самогон тяжело рухнул в желудок. Сразу зазвенело в
ушах.

О' Лири с грустью смотрел на кружку.