имел, чтобы только заглянуть в эти сундуки. Недаром, ох недаром искали
их двести с лишним лет: Взять тот, что с краю в верхнем, пятом ряду.
Там была Галичская летопись. Там был полный Плутарх и полный
Аристотель. Там была "Проклятая страсть" Петрония. Там был список
"Слова о полку Игореве" раза в два больше объемом, чем общеизвестный.
Там был первый русский роман четырнадцатого века "Болярин Даниил и
девица Айзиля". Там были мемуары Америго Веспуччи.
Адашева "Демон" и нравоучительное сочинение Сильвестра Медведева
"Душеспасение".
"Побитое поганство, или Посрамленный темник Булгак". Был там и свиток
желтого шелка с полным жизнеописанием Цинь Шихуанди. И мерзопакостное
сочинение Павла
еще, и еще, и еще: И, наконец, были там три черные тетради: кожаные,
прошнурованные и снабженные печатями: Георгия Маслова, Марии
Десницыной и самого Николая Степановича Гумилева:
друга
этому есть серьезные причины, в которые, думаю, не мне Вас посвящать.
я просто обязан доверить Вам сведения, которые могут представлять для
Вас определенный интерес. Вы спросите: почему я "обязан", а для Вас
это только "может представлять интерес". Дело в том, что я до сих пор
не знаю по- настоящему, насколько серьезно Вы восприняли мои
откровения. Я чувствую в
как верить истово и слепо, так и сомневаться во всем, даже в
собственном существовании.
(которое я уже начинаю считать - слишком поздно, не так ли? - нашим
общим делом), а возможно Вы просто бросите мое письмо в ящик своего
письменного стола, где уже лежит тысяча подобных, и забудете обо всем
назавтра же. Тем не менее, я - повторюсь - обязан свою часть долга
исполнить, а уж Ваше дело принимать решение. Суть проблемы в том, что
один из моих многочисленных кореспондентов, приятный молодой человек
по имени Роберт Эрвин Говард, проживающий ныне в городе Кросс-Плэйнс,
штат Техас, располагает сведениями, которые я после той нашей памятной
беседы счел совершенно секретными, сакральными, а он со свойственной
молодости легкомысленностью делает их достоянием гласности. Не знаю,
из каких источников он почерпнул все это, но то, что он пишет,
совершенно совпадает с тем, что я не пишу. Он выпускает книжки в ярких
обложках, которые никто, кроме нас с вами, не может принимать всерьез,
но некоторые детали, которые Вы мне в свое время собщили (так же,
может быть, не подозревая даже о том, что важность их чрезвычайна),
говорят сами за себя. И я очень боюсь, что он уже взят на прицел.
неравномерно, но глубоко образован и пользуется в своем городке
заслуженным уважением.
его, чтобы не писал лишнего? Боюсь, кроме Вас, сделать это некому, а
мое болезненное (и обострившееся за последний год) чутье подсказывает
мне, что речь идет о нешуточных проблемах. Как вы знаете, мое
представление о сокрытом мире сформировалось из ночей кошмаров и
проведенных в библиотеке дней - и так всю жизнь; мистер же Говард
пользуется, как мне кажется, одной только интуицией. Мы оба чувствуем
опасность, угрожающую всему человечеству, и понимаем, что исходит она
не от людей - во всяком случае, не только от людей. Наивными
представлениями о том, что человечеству присущ инстинкт самоубийства,
нам только затуманивают разум.
после того, как повидаетесь с мистером Говардом. И, если Господь будет
так любезен, мы с
засунул в конверт и подал мне. Здоровеный парень, на голову выше меня
и вдвое шире в плечах. Кремовая рубашка с короткими рукавами из того
неровного хлопка, который никогда не знает утюга, застиранные джинсы с
побелевшими швами на широком поясе и низкие сапожки из неокрашенной
кожи. И, разумеется, стетсон.
мыслителя.
прислал мне еще более взволнованное письмо: Понимаете, я его очень
уважаю, считаю моим учителем, но:
я-то все придумываю просто так, для интереса: и драконов, и
людей-змей, и этого здоровенного дубину Конана. Просто чтобы напомнить
мужчинам, что они мужчины. А он, похоже, уверен, что это всерьез:
перебить. А когда мы вышли, то показалось, что навстречу нам
распахнулась дверца пылающей печи. На площади бил жидкий фонтан, но
капли воды, мне показалось, испарялись прямо в воздухе. Все было
окутано мрачноватым маревом.
"плимут".
вы и просили, держали в тени:
кожей и бензином.
выруливая на шоссе.- Представляете, какая-то сволочь сегодня утром
исцарапала машину. И добро бы какое-нибудь ругательство, а то - знак
Иджеббала Зага! И откуда они узнали, как он выглядит:
- и он указательным пальцем изобразил на стекле замысловатый иероглиф.